Дмитрий Колосов - Кутгар Страница 75

— Мир меняется, — заметил Олем.

Я не стал спорить.

— Хорошо, допустим, это он. Тогда многое становится ясным. Но непонятно главное — чего он добивается. Черный Человек может убить меня более простым способом.

— Ты же сам говорил, что зрентшианец не ищет в смерти простых путей. Убивая, он жаждет обрести наслаждение.

— Да. Но все равно, эта версия представляется мне неправдоподобной.

— А тот зрентшианец, с которым ты сражался? Может быть, он жив?

— Нет, он погиб. Я уверен в этом.

— А что ты скажешь насчет кого-нибудь из членов экипажа? Возможно, они узнали, кто ты, и пытаются избавиться от тебя.

Я отрицательно помотал головой.

— Не тот уровень. А кроме того, я постоянно общаюсь лишь с тремя из них, причем один из трех — тупой слуга, да и второй умом не блещет. Третий довольно умен и проницателен, но подобные фокусы ему не по силам.

И в этот миг в моей голове мелькнула острая, подобная магниевой вспышке мысль. Она ослепила меня своей простотой. Все было до смешного просто.

— Ладно, док, — сказал я. — Посиди немного один. Я сейчас вернусь.

— А если…

Раздался скрежет, и из стены высунулась громадная рука. Схватив меч, она утащила его за собой.

Доктор наблюдал за этим трюком, широко открыв глаза. Происходящее по-прежнему не укладывалось в его голове. Когда меч растворился в стене, Олем кашлянул и неуверенно проговорил:

— А если этот здоровяк с девицей объявятся здесь?

— Не беспокойся, они не причинят тебе вреда. Ты им не нужен. А на меня они не нападут, по крайней мере, пока. Полагаю, они убедились, что я им не по зубам. Будь спокоен, док. Я скоро вернусь, и вернусь не один. И с подарком.

Я сдержал обещание. Я вернулся очень быстро. Вместе со мной были Гумий и бутыль чистого спирта. Не будет преувеличением, если сказать, что мы превосходно провели время.

«Утренний свет» разрывал звездное покрывало космоса, а мы пили разбавленный спирт и пели старые-старые песни, которых я не слышал со времен сотворения мира.

Наутро человек проснулся с головной болью…

Глава шестая

Белая кавалерия неслась по боевым порядкам противника, уничтожая пехоту и легкие фигуры. По диагоналям скользили слоны. Королева, бросив на произвол судьбы своего пьяненького короля, размахивала громадным семифутовым мечом. Стиснув остатки черной фаланги, посреди которых возвышались массивные тараны ладей, белое воинство с криками навалилось на врагов. Черный король всхлипнул и капитулировал, сорвав с плеч боевой плащ.

— Большой Капитан великолепен, — сообщил Ттерр, известив меня о сдаче.

— Спасибо, Ттерр. Это все благодаря моей матери, она здорово разбиралась в этой игре. Готовь новую партию.

Догадавшись, что я собираюсь уходить, компьютер поспешил заявить:

— Советую не оставлять рубку. Я вот-вот обнаружу ее.

— Хорошо, Ттерр, я буду здесь.

Я отошел от компьютера и повернулся к наполненному чернотой и звездами обзорному иллюминатору.

Уже шесть дней минуло с тех пор, как «Утренний свет» перехватил сигналы с Марагаса; шесть дней, которые ничего не прояснили. За эти дни мы преодолели расстояние, равное миллиону двадцати четырем тысячам световых секунд. Планета приближалась, и вот, наконец, она оказалась в пределах досягаемости локаторов.

— Я поймал ее! — провозгласил Ттерр, и в его голосе прозвучали кровожадные нотки.

Реакция присутствующих, не исключая и меня, была одинаковой. Все дружно устремились к дисплеям, на которых появились первые данные. С каждым мгновением световые строчки прибывали, покуда не заняли дисплеи целиком. Здесь были сведения о планете — размеры, спектральный анализ атмосферы, траектория движения. Они свидетельствовали о том, что нам предстоит иметь дело с омерзительной кислородной планетой.

Смерть кислородным литиням! Я отчетливо различил этот вопль, исторгнутый убогим разумом тумаитов. Я ощущал волну ненависти, готовящуюся захлестнуть планету. Эта ненависть была лишь на гран меньшей, нежели та, которая адресовалась мне.

В последние дни меня стали ненавидеть еще сильнее, чем прежде. К ненависти прежней, скорей неприязни, полагавшейся мне, если возможно так выразиться, в силу высокого положения, прибавилась ненависть обычная, если хотите, тривиальная, совершенно неестественная для тумаита. На корабле творилось неладное. Экипаж подозревал, что в этом повинен капитан. Уртус благоразумно помалкивал, но обстоятельства кричали против меня. Астронавты были недовольны тем, что я велел сохранить жизнь кислородному литиню. Традиции требовали предать его торжественной казни. Смущение в умах вызывали громадные призраки, вдруг объявившиеся на «Утреннем свете». Более всего тумаитов пугала та непостижимая легкость, с которой эти призраки перебирались из отсека в отсек. Я отдал приказ найти и уничтожить артефактов, но плазменные ружья оказались бессильны против них. Гиганты бродили по переходам, распугивая встречных. Пару раз я сталкивался с Кримом. Во время первой встречи он попытался напасть на меня. Переход был слишком узок и невысок. Для того, чтобы как следует размахнуться, Криму пришлось опуститься на колено. Я мог бы с легкостью уклониться от удара, но не стал делать этого. Я лишь выбросил навстречу мечу руку с капитанским жезлом Го Тин Керша. Каур лишний раз доказал, что он стоит надо всем. Громадный клинок натолкнулся на один из лепестков, такой хрупкий на вид, и развалился надвое, чем здорово обескуражил артефакта.

— Отличная игрушка! — пробормотал он, плотоядно косясь на каур, после чего вошел в стену.

В другой раз Крим пробрался в капитанские покои. Я застал его за милой беседой с Гумием. Я прислушался. Артефакты упивались воспоминаниями об эпохе сотворения мира. Заметив меня, Крим слегка смутился, Гумий же повел себя с обычной бесцеремонностью.

— Русий! Дружище! Присаживайся! — завопил он, указывая широким жестом на свободный краешек ложа. — Мы тут болтаем о том, о сем.

Я не стал спорить или выказывать недовольство и сел. Какое-то время я терпеливо выслушивал разглагольствования Гумия, затем велел ему заткнуться. Артефакт Крима воспринял это как приглашение к разговору.

— Я долго ненавидел тебя, Русий, но сейчас во мне нет прежней ненависти.

— Я знаю.

— Ты всегда восхищал меня. — Во взгляде артефакта скользнуло подобострастие. Я кивнул. Я знал и это.

— Я подражал тебе, — продолжал делиться откровениями Крим. — Давай больше не будем ссориться. Никогда в жизни.

— Ты мертв, а говоришь о жизни, — сказал я. — Мертв не одно тысячелетие.