Брайан Олдисс - Без остановки Страница 8

По непонятным причинам эта теория вообще не пользовалась уважением в Кабинах, но она встревожила его и возбудила страх. Он сжал кулаки и сказал:

- Сейчас я хотел бы заснуть, отец. Сон, по крайней мере, приносит успокоение, а ты говоришь лишь загадками. Знаешь ли ты, что мне порой снится? Ты всегда говоришь мне во сне что-то, что я должен понять, но непонятно, почему я никогда не могу услышать из этого ни слова.

- И не только во сне, - вежливо заметил священник.

Он отвернулся.

- Я хотел спросить тебя кое о чем важном, но теперь придется подождать. Я вернусь утром и надеюсь застать тебя в лучшем настроении, а не полагающегося лишь на избыточную дозу адреналина, - сказал он.

Священник ушел.

Долгое время Комплейн сидел, уставившись на закрытую дверь, совершенно не слыша гама, доносившегося снаружи, и, наконец, в изнеможении повалился на пустую постель.

Сон не приходил, зато пришли воспоминания о бесконечных скандалах, которые они с Гвенной закатывали друг другу в этой комнате - поиски более действенного или оскорбительного выражения - бессмысленные поединки. Длилось это долго, но теперь и этот эпизод был завершен. В эту минуту Гвенна спала с кем-то другим.

Комплейн подметил, что его одолевают противоположные чувства, сожаление и облегчение одновременно. Анализируя все обстоятельства, способствующие похищению Гвенны, он неожиданно вспомнил призрачную фигуру, которая при виде их растаяла в чаще. Неожиданно он приподнялся на кровати, взволнованный чем-то другим, что казалось ему более опасным, чем таинственное исчезновение фигуры. За дверями царила тишина. Копание в собственных мыслях заняло у него больше времени, чем он предполагал. Танцы окончились, а танцоров охватил сон. Только его сознание пробивалось сквозь смертельную завесу тишины, покрывавшей коридоры Кабин.

Если бы он в эту минуту открыл бы дверь, то услышал бы непрекращающийся шум - отзвук роста водорослей. Под воздействием нервного напряжения даже сама идея открыть дверь показалась ему ужасной. Ему вспомнились легенды, которые ходили по Кабинам - легенды о таинственных небывалых существах.

В первую очередь это загадочные люди Носа. Их территории располагались очень далеко, а жители выделялись какими-то неведомыми силами, таинственным оружием и совершенно непохожими обычаями. Они приближались понемногу сквозь заросли водорослей и в будущем, по крайней мере, так утверждали легенды - должны были расправиться со всеми остальными племенами. Но хотя Носари были жуткими, по крайней мере, не подлежало сомнению, что это все же люди.

Мутанты, в свою очередь, были полулюдьми.

Изгнанные из своих племен, они жили поодиночке или небольшими группами в чаще. Было у них или слишком много зубов и пальцев, или же слишком мало коры мозга, а из-за многочисленных ошибок в развитии они едва могли убежать, ускакать, уползти.

Они были пугливыми и по этой причине им приписывалось множество отвратительных качеств.

И наконец, Чужаки. Они не были людьми. В снах стариков, таких как Эфф, они появлялись постоянно. Они появлялись сверхъестественным способом из горячего чернозема джунглей, а их убежища лежали в местах, которых еще никто не достиг. У них не было ни сердца, ни крови, но внешне они напоминали людей, благодаря чему могли незамеченными жить среди обычных смертных, собираясь с силами, чтобы потом - как вампиры кровь - высосать из человека всю его жизненную энергию. Время от времени племена устраивали облавы на них. Тела подозреваемых вскрывали, но как правило обнаруживали там кровь и сердце. Этот пример наилучшим образом демонстрировал, как неуловимы Чужаки, в существовании которых никто не сомневался, доказательством тому являлся сам факт организации охоты на них. Даже в это мгновение они могли таиться за дверью и являли собой угрозу наподобие того молчаливого силуэта, который исчез среди растений.

Так выглядела примитивная мифология племени Грина, причем она ничем существенным не отличалась от подобных кошмарных повествований, распространенных среди других племен, медленно продвигающихся по территории, известной под названием Джунгли.

В этой мифологии особое место занимали Гиганты. О Носарях, мутантах и Чужаках знали, по крайней мере, то, что они существуют. Время от времени вытаскивали из зарослей живого мутанта и заставляли его танцевать так долго, пока люди, утомленные этим зрелищем, не отправляли его в Долгое Путешествие. Множество вояк готовы были похвастаться и поклясться, что у них случались поединки с Носарями и Чужаками. И все же все эти три вида имели в себе что-то реальное. Во время яви, в компании, легко было просто не верить в их существование.

С Гигантами дело обстояло иначе. Они были абсолютно реальными. Когда-то все принадлежало им, весь мир был их собственностью, некоторые даже утверждали, что люди происходят от Гигантов. Мощь их была видна везде, величие их - очевидно.

Если бы однажды они надумали возвратиться, то любое сопротивление оказалось бы бесполезным.

Над всеми этими фантастическими образами маячил еще один, скорее символ, чем конкретное существо. Его называли Богом.

Никто не испытывал перед ним страха, но имя его редко упоминалось, так что поразительно было, каким способом оно сохранялось из поколения в поколение. С ним было связано выражение "бога ради", что звучало очень убедительно, хотя и не выражало ничего конкретного. Таким образом, понятие Бога было сведено в конце концов к дружелюбному проклятию.

И все же то, что Комплейн подметил сегодня в Джунглях, было более тревожно, чем все остальное. Предаваясь этим размышлениям, он вспомнил еще один факт: плачь, который слышали он и Гвенна.

Эти два отдельных факта неожиданно сложились в одно целое: неожиданный человек и приближающееся племя. Этот мужчина не был никаким Чужаком или еще кем-то из таинственных существ. Он был обыкновенным охотником из плоти и крови, разве что принадлежал к другому племени, а значит, объяснение оказалось таким простым.

Комплейн расслабился и лег. Немного дедукции улучшило его настроение. На самом деле он был несколько недоволен собой, что раньше не мог додуматься до правильных выводов, и все же, открыв в себе неизвестные до этого способности, он испытывал удовлетворение.

Слишком мало он пользовался разумом. Все, чем он занимался, было чуть ли не автоматизмом: им правили местные законы, Наука или его собственные настроения. Теперь все это следовало переменить. С этой минуты он станет другим, таким, как, ну скажем, Маррапер. Он будет оценивать явления, но, разумеется, не в материальном смысле, не так как Роффери оценивает товар.