Аллен Стил - Куда мудрец боится и ступить… Страница 8

— Да, я буду готов.

— Очень хорошо, доктор Мерфи. У вас появился отличный шанс, смотрите, не упустите его.

— Не упущу, сэр, — ответил Мерфи, постаравшись вложить в свои слова как можно больше уверенности, которой он не чувствовал. — Буду держать вас в курсе.

— Хорошей кармы, — ответил Ордман и дал отбой.

Мерфи осторожно опустил трубку и, откинувшись на спинку кресла, с облегчением выдохнул воздух. Ночью над Арлингтоном прошел легкий снег, и в окно кабинета ему был виден выбеленный цветник Донны и присыпанные белым крошевом качели Стива, которыми он уже давно не пользовался. В саду было холодно, пусто и неприютно; Мерфи невольно задумался о том, насколько теплее может быть в Теннеси.

Потом он снова вздохнул и, встав из-за стола, пошел сказать Донне, что уезжает в служебную командировку.

6 мая 1937 года

Четверг, 20:00

Через тридцать пять минут после того как «Гинденбург» пришвартовался на аэродроме базы ВМФ в Лейкхэрсте, взрыв, прогремевший в одном из кормовых отсеков дирижабля, уничтожил гигантский воздушный корабль.

По счастливому стечению обстоятельств, когда «Гинденбург» взорвался, на борту не было ни одного человека. Все пассажиры и члены экипажа сошли на землю, а техники наземной команды успели разбежаться и попрятаться, прежде чем пылающий дирижабль рухнул на землю, увлекая за собой причальную мачту. Оператор из отдела кинохроники сумел заснять катастрофу на пленку, и впоследствии комментаторы и журналисты наперебой твердили о том, как удачно, что «Гинденбург» взорвался уже на стоянке. Случись это, пока воздушный корабль был в воздухе, не обошлось бы без множества жертв.

Фрэнк и Леа наблюдали за пожаром, сидя во взятом напрокат «Форде-седане» Хофмана. Машину Хофман предусмотрительно отогнал на край аэродрома и припарковал на обочине шоссе.

То, как развивались события, по-настоящему потрясло их. С трудом сохраняя видимость спокойствия, Фрэнк и Леа разыскали свой багаж и спустились на землю по выходному трапу. Как они прошли таможню, где в их паспорта поставили соответствующие штампы и поздравили с возвращением на родную землю, они помнили плохо — настолько были удивлены. За стойками таможенного контроля их встретил Хофман. Он сразу же начал задавать вопросы, но Фрэнк знаком велел ему молчать, пока они не отойдут на такое расстояние, где их не могли бы услышать другие пассажиры.

Когда они уже шли к машине, Фрэнк заметил Эрика Шпеля, все еще одетого в тускло-коричневую рабочую униформу. Не замеченный ни своими товарищами по команде, ни офицерами разведки Люфтваффе, Эрик сел на заднее сиденье такси и уехал. А через пятнадцать минут взорвалась бомба.

Фрэнк, Леа и Хофман только переглядывались, пока мимо них одна за другой проносились по шоссе пожарные машины, направлявшиеся к месту катастрофы. Потом Том сказал:

— Ну что ж, по крайней мере, мы не вызвали парадокса времени. Ведь мы еще здесь!..

Фрэнк мрачно посмотрел туда, где бушевал огненный ад.

— Черта с два мы его не вызвали!.. — буркнул он.

— Это еще не известно, — подала голос Леа, которая сидела на заднем сиденье. — Какое-то отклонение, несомненно, произошло. И серьезное, должно быть, но все же только отклонение.

— Ничего себе отклонение! — Фрэнк кивнул в сторону пылающего дирижабля. — Да, я знаю, что во время событий в Далласе кто-то заметил за изгородью двоих наших людей, но тогда ход истории не изменился. А это…

— «Оберон» все еще на орбите, — вставил Хофман, поворачиваясь, чтобы бросить взгляд на футляр с радиопередатчиком, который лежал открытым на заднем сиденье. Леа только что выходила на связь с хронолетом. — Если бы мы вызвали парадокс времени, Василия бы сейчас здесь не было. Более того, мы и сами исчезли бы, верно?

— Что такое парадокс? — сердито спросил Фрэнк. — Ты можешь дать определение? Можешь сказать, что происходит, когда имеет место парадокс пространства-времени?

— Я не совсем…

— Ну давай же, скажи точно, как такой парадокс влияет на существующие темпоральные линии?

— Перестаньте. — Леа захлопнула крышку футляра. — Мы поговорим об этом позже, когда доберемся до места встречи.

И они поехали прочь от Лейкхэрста. Держась пустынных проселочных дорог, они спешили на юго-запад, а вокруг сгущалась холодная весенняя ночь. Когда они углубились в Сосновые пустоши, огни домов и ферм стали показываться все реже, а потом и вовсе исчезли. Низкий туман стелился над болотистыми низменностями, и «белобокие» покрышки седана то и дело натыкались на горбы и ухабы разбитого дорожного полотна.

Составив на пол футляр с передатчиком, Леа вытянулась во весь рост на заднем сиденье седана, заметив при этом, как невероятно просторны были автомобили этой исторической эпохи. Том Хофман возразил на это, что зато они были крайне неэкономичны, так как для того, чтобы сдвинуть с места такую большую массу, требовалось слишком много бензина. Пока они так переговаривались, Фрэнк, которого не покидало мрачное настроение, включил на приборной доске встроенный радиоприемник и, изнывая от нетерпения, принялся вращать рукоятку настройки, ненадолго останавливаясь каждый раз, когда ему удавалось поймать передачу из Нью-Йорка, Трентона или Филадельфии. Танцевальные джазовые программы, юмористические постановки, криминальные мелодрамы сменяли друг друга, а Фрэнк все гонял волосок метчика из конца в конец шкалы, стараясь найти хоть какой-то ключ к тому, что случилось — или, вернее, не случилось — с «Гинденбургом».

Когда они сворачивали с шоссе на неприметную грунтовую дорогу, эстрадная программа из Нью-Йорка неожиданно была прервана коротким выпуском экстренных новостей. Диктор сообщил, что германский дирижабль «Гинденбург», погибший в результате необъяснимого пожара час с четвертью назад, был уничтожен взрывом заложенной на борту бомбы. В анонимном сообщении, полученном радиостанцией всего несколько минут назад, говорилось, что ответственность за акт саботажа принимает на себя немецкая подпольная антифашистская организация. Подпольщики утверждали, что бомба на борту «Гинденбурга» была заложена для того, чтобы, с одной стороны, привлечь внимание мировой общественности к жестокостям, творимым нацистским режимом, а с другой — показать немецкому народу, что Гитлер все еще может быть отстранен от власти.

Прослушав это сообщение, Фрэнк выключил радио. В машине установилось долгое молчание, потом Фрэнк вздохнул.

— Именно это я и называю парадоксом, — сказал он.

— Но мы все еще здесь, — негромко напомнил Том Хофман.

— Это означает, что мы каким-то образом пережили возмущение, которое сами же и вызвали.