Эллис Питерс - Святой вор (Хроники брата Кадфаэля - 19) Страница 8

Кадфаэль подумал, что, в конце концов, почему бы и нет. Теперь в Англии достаточно людей, которые могли бы оказать покровительство такому поэту ничуть не меньшее, чем во Франции, Нормандии, Бретани или Анжевене. Владения у них есть и здесь, и на континенте. А если рассудить, то по своей природе трубадурам вообще положено бродить по белу свету и искать, в соответствии с галисийским глаголом "тробар" (буквально: "находить"), от которого трубадуры и получили свое название. Лишь много позже этот глагол стал означать сочинение стихов и музыки. Таким образом, тот, кто и впрямь находит, то есть ищет и находит нечто в поэзии и музыке, тот и есть трубадур. И раз уж их искусством могут наслаждаться повсюду, то почему бы им повсюду и не бродить?

- Он направляется в Честер, - сказал Ансельм. - Так говорит его слуга Бенецет. Похоже, трубадур рассчитывает получить место в доме графа Ранульфа. Но он не особенно спешит, видно, деньги пока еще есть. Путешествует со всеми удобствами, три хороших коня, двое слуг.

- Интересно, почему он оставил прежнее место? - спросил Кадфаэль, помолчав. - Может, излишне нравился супруге своего лорда? Должно быть, что-нибудь очень серьезное заставило его покинуть континент.

- А мне вот интереснее, откуда он взял эту девушку? - возразил Ансельм, нисколько не обиженный за столь циничный взгляд на трубадуров вообще. - Она ведь не из Франции, не из Бретани и не из Прованса. По-английски говорит чисто, с валлийским акцентом. Видимо, он заполучил ее по эту сторону моря. А вот грум Бенецет несомненно южанин, как и его хозяин.

Тем временем трубадур со слугами вошел в странноприимный дом. Для монахов он все еще оставался такой же загадочной фигурой, какой впервые появился у ворот монастыря. Пройдет еще несколько дней, и если дороги из-за погоды не станут непроезжими, а лошадь перестанет хромать, они уедут, такие же загадочные, как и многие другие, что находили приют под этой гостеприимной крышей - на день, на неделю, - а затем уезжали, не оставляя даже памяти по себе. Кадфаэль покачал головой, освобождаясь от бесплодных размышлений о душах человеческих, которые уходят, словно странники, затем вздохнул и отправился обратно в церковь, дабы перед работой в саду сказать наедине несколько слов святой Уинифред.

Похоже, святая Уинифред понадобилась не одному Кадфаэлю. Послушник Тутило горячо о чем-то просил ее. Коленопреклоненный, он стоял на нижней ступени алтаря, ярко освещенного свечами. Тутило так углубился в молитву, что не слышал шагов приблизившегося Кадфаэля. Лицо юноши было обращено к свету, молился он страстно и истово, губы его быстро и беззвучно шевелились в немом призыве, глаза были широко раскрыты, щеки пылали в уповании быть услышанным. Что бы Тутило ни делал, он делал это на пределе своих возможностей. Для него самое обычное обращение к небу при посредничестве благосклонной святой выливалось в нечто, подобное борьбе Иакова с ангелом или диспуту с доктором богословия. Закончив молитву, юноша вскочил с колен одним резким движением, словно уже добился желаемого.

Когда Тутило почувствовал присутствие постороннего и обратил к нему лицо, оно было уже совершенно серьезным и смиренным, все его пылкое сияние почти мгновенно погасло, как это произошло, когда юноша сменил любовную песню на божественную литургию, едва на пороге спальни леди Донаты появился Герлуин. Впрочем, признав в вошедшем человеке Кадфаэля, Тутило чуть ослабил тиски своего деланного смирения, и в глубине его золотистых глаз вновь заплясали искорки.

- Я просил святую Уинифред помочь нам в наших делах, - промолвил он. Нынче отец Герлуин произносит проповедь в городском храме Креста господня. Если святая Уинифред не оставит нас, то наши усилия не пропадут даром.

Юноша вновь обратил взор к ковчегу со святыми мощами и задержал на нем свой восхищенный взгляд.

- Она и впрямь творит чудеса, - продолжил Тутило. - Брат Рун рассказал мне, как, исцелив, она тем самым сделала его своим верным слугой. И таких чудес немало. Брат Жером говорит, что сюда ежегодно в день внесения ее мощей приходят сотни паломников. Я расспрашивал его обо всех хранящихся в вашей обители реликвиях, но, как понял, мощи святой Уинифред - главное сокровище.

Возразить Кадфаэлю было нечего. За долгие годы монахи собрали здесь немало реликвий. Среди них и впрямь были такие, в истинной святости которых у Кадфаэля имелись кое-какие сомнения. Скажем, камни с Голгофы и с Масличной горы. Камни, они и есть камни, таких можно набрать на любом холме. Подлинность этих святынь основывалась лишь на словах тех, кто принес их. Отдельные кости некоторых святых и мучеников, капля молока Приснодевы Марии, лоскуток ее плаща, флакончик с потом Иоанна Крестителя, прядь рыжих волос Марии Магдалины... Все это и в самом деле могли принести с собой паломники, вернувшиеся из святой Земли, и наверняка они искренне верили в подлинность подобных святынь. Однако не раз бывало, что Кадфаэля грызли сомнения относительно того, что все это, поди, собрано где-нибудь в окрестностях Истчипа. А вот святую Уинифред Кадфаэль знал очень хорошо. Он своими руками извлек ее останки из валлийской земли и своими же руками, со всем почтением, положил обратно и насыпал над ее останками холмик ее родной свитеринской земли. И все, что она завещала Шрусберийской обители и ему самому, это благословенная сень ее правой руки и священная память о ее любви и доброте. Когда Кадфаэль взывал к ней, она внимала ему, а без надобности он старался не обращаться к святой. В конце концов, почему бы ей и не внимать и этому фанатично верующему юноше, дабы удовлетворить, быть может, не все его просьбы, но хотя бы те, что пойдут ему во благо.

- Вот если бы у Рамсейской обители была такая покровительница, наше процветание в будущем было бы обеспечено, - промолвил Тутило, и чело его вновь озарилось неким сиянием. - Всем нашим бедам пришел бы конец. Подношения тысяч паломников вновь наполнили бы нашу казну. Почему бы нам не стать новой Компостелой?

- А вот это уж твой долг, - сухо сказал Кадфаэль. - Пополнять казну Рамсейской обители тебе должно своим трудом. А у святых есть дела поважнее.

- Да, но что поделаешь, - сказал Тутило, нисколько не смутившись. Ведь, пережив столько несчастий, наша обитель не только нуждается, но и достойна особой милости. И нет греха в молитве о ее благосостоянии. Я ничего не прошу для себя, просто хочу быть полезным своим братьям и ордену, только и всего.

- Ну, к такой просьбе святая Уинифред наверняка отнесется благосклонно, - примирительно молвил Кадфаэль. - Ты уже оказался полезным своим братьям. Учитывая все твои таланты, можешь считать себя благословенным. В Шрусбери ты сделаешь многое для своей обители, и, думаю, то же самое будет, когда вы доберетесь в Вустер, Першор и Эвесхэм. Чего же еще требовать от тебя?