Джек Макдевитт - Военный талант Страница 8

Генераторы Армстронга были снабжены дефлекторами, создающими достаточно сильное поле, чтобы убрать с дороги несколько случайных атомов и расчистить место для перехода корабля в линейное пространство. Любое более крупное тело, попавшее в такую зону во время критической фазы полета, представляло опасность для корабля. Конечно, реальная опасность была невелика. Корабли материализовывались далеко за пределами звездных систем, что обеспечивало относительную безопасность, но путешественникам приходилось потом долго добираться до места назначения. Как правило, полет от точки выхода из пространства Армстронга до того места, куда вы хотите попасть, занимал примерно вдвое больше времени, чем само перемещение между звездными системами. Я бы никогда не отправился в путешествие, длящееся больше пяти дней.

Мой перелет на Окраину не стал исключением, и мне было ужасно нехорошо во время прыжков в обе стороны. Персонал раздавал лекарства, помогающие перенести этот кошмар, однако мне это никогда не помогало. Я предпочитаю полагаться на выпивку.

И тем не менее, мне было приятно снова увидеть Окраину. Мы подошли к ней с ночной стороны, поэтому я мог полюбоваться сверкающими искорками городов. Солнце освещало дугу атмосферы вдоль края планеты, в противоположном иллюминаторе виднелась бледно-коричневая луна, штормовая, с пятнышками бушующих смерчей.

Мы скользнули на орбиту, пересекли терминатор, вышли на дневную сторону и несколько часов спустя уже снижались сквозь омытое солнцем небо к Андиквару, столице планеты. То было волнующее зрелище. Но я все равно дал себе обещание закончить на этом свои межзвездные перелеты. Я — дома и, клянусь Богом, собираюсь остаться здесь навсегда.

Над столицей мы попали в снегопад. Солнце, садившееся на западе, бросало тысячи разноцветных лучей на замерзшие башни и пики гор на востоке. Обширные парки столицы почти исчезли под снежной пеленой. В Треугольнике Конфедерации стояли два монумента, отливающие синевой и дышащие вечностью: дорическая пирамида Кристофера Сима, освещенная вершина которой ярко сияла на фоне сгущающейся темноты, и напротив нее, на противоположном берегу Белого Бассейна, призрачный огромный шар Тариена Сима, символ мечты этого государственного деятеля об объединении Человечества в единую семью.

Я снял номер в гостинице, ввел свои координаты в компьютерную сеть на тот случай, если кто-нибудь захочет связаться со мной, и принял душ. Несмотря на ранний час и усталость, но уснуть все же не смог. Пролежав без сна около часа, я побрел вниз, съел сандвич и связался с "Бримбери и Конном".

— Я в городе.

— Добро пожаловать домой, мистер Бенедикт, — ответил робот-служащий. — Не можем ли быть вам чем-нибудь полезны?

— Мне нужен скиммер.

— Стоянка на крыше вашей гостиницы, сэр. Я закажу для вас машину. Вы свяжетесь с нами завтра?

— Да, — ответил я. — Возможно, утром. И спасибо.

Я поднялся на крышу, взял скиммер, набрал на пульте код местонахождения дома Гейба и через пять минут уже набирал высоту.

Аллеи и проспекты заполняли туристы. Люди гуляли под прикрытием силового поля, которое защищало их от падающего снега. Теннисные корты были переполнены, а детишки плескались в бассейнах. Андиквар всегда хорош ночью, с мягко освещенными садами, двориками и башнями, с извилистой, молчаливой и глубокой рекой Наракобо. Пока я проплывал над этим мирным пейзажем, передали очередную сводку новостей, в которой сообщалось о новом нападении "немых" на исследовательский корабль связи, слишком близко подошедший к Периметру. Погибли пять или шесть человек.

Я летел уже над западными окраинами Андиквара. Снег валил все сильнее. Откинув спинку сидения, я поудобнее устроился в теплой кабине. На инфракрасных экранах отражалась земля, проплывающий в сотнях метров подо мной: пригороды распались на маленькие городишки, холмы стали выше, появились леса. Иногда на дисплее мелькала дорога, а через двадцать миль я пересек Мелони, которая во времена моего детства более или менее точно ограничивала территорию проживания человека.

Мелони видна из окна моей спальни в доме Габриэля. Когда я впервые поселился там, ее извилистое русло бежало по таинственной, непокоренной местности — пристанищу призраков, грабителей и драконов.

Янтарный сигнальный огонек предупредил меня о прибытии к месту назначения. Я изменил курс скиммера и спустился пониже. Сейчас темный лес выглядел безобидно, укрощенный спортивными площадками, плавательными бассейнами и пешеходными дорожками. В течение многих лет я наблюдал за отступлением лесной глуши, считая парки, дома и склады. И в эту заснеженную ночь я летел и знал, что Гейба больше нет, а с ним исчезло многое из того, что он любил.

Переключившись на ручное управление, я проплыл над верхушками деревьев. Дом медленно выплывал из снежной бури. На площадке стоял чей-то скиммер. "Наверное, Гейба", подумал я, опустившись на лужайку перед домом.

Дом.

Вероятно, это единственный настоящий мой дом, и мне грустно было видеть его обнаженным и беззащитным на фоне низко нависшего серого неба. По преданиям, где-то поблизости потерпел крушение Джордж Шейл со своим экипажем. Сейчас только историк может рассказать, кто первый ступил на поверхность Окраины, но все на планете знают тех, кто при этом погиб. Мой первый крупный проект был посвящен поискам обломков этого корабля, однако, если они и существовали, найти их мне не удалось.

Когда-то наш дом служил постоялым двором, дававшим приют охотникам и путешественникам. Теперь большая часть лесов вокруг уступила место особнякам и квадратным лужайкам. Гейб сделал все возможное, чтобы сохранить первозданную лесную глушь. Это была замечательная битва, как и все битвы против прогресса. В последние годы нашей совместной жизни он становился все более раздражительным, часто ссорился с теми, кто имел несчастье поселиться по соседству. Вряд ли соседи жалеют о его смерти.

Спальня находилась на самом верхнем, четвертом этаже. Жалюзи на двойных окнах оказались закрытыми. К ним тянулись ветки двух деревьев, с одной стороны они переплелись и образовали королевское кресло, в которое я любил забираться, вызывая у Гейба испуг и негодование. Во всяком случае, он позволял мне так думать.

Я откинул фонарь кабины и вышел из скиммера. С неба продолжал тихо падать снег, где-то играли дети, с освещенной улицы доносились возбужденные возгласы, я слышал мягкое шуршание лыж на белых лужайках и улицах. Натриевый фонарь под дубом лил мягкий свет на скиммер и на печальные окна фасада.

— Привет, Алекс. Добро пожаловать домой, — произнес знакомый голос.