Еремей Парнов - Собрание сочинений в 10 томах. Том 6. Сны фараона Страница 8

— Только без формул, мистер Хаякава, — попытался сострить Вернер Герлах из Гамбурга. — Мы запомнили их на всю жизнь еще тогда, в Страсбурге.

Памела Уиткомб, его соседка по столу, кисло улыбнулась.

Джонсон понял, что приближается критический момент, но, глянув на каменное лицо японца, решил не вмешиваться.

— Хай[20], — сказал Хаякава. — Я рад, что вы запомнили великое уравнение нашего века. По своему значению оно не уступает формуле Эйнштейна, которую действительно знают все, — он ехидно оскалился, — и знаменует новую эру. Прежние представления рухнули, как карточный домик. Представлялось абсолютной истиной, что волны могут испускаться только конкретными телами. Как круги на воде от брошенного камня. А тут — физический вакуум, чистое пространство. Оказалось, что и оно наполнено электромагнетизмом. Если в течение достаточно длительного времени вакуум находится в контакте с каким-нибудь телом, то между ними устанавливается тепловое равновесие. Каждый осциллятор при этом приобретает дополнительную энергию, которая может передаваться только квантами. Здесь-то и скрыта фасолина в рождественском пироге! Выяснилось, что кроме целого числа квантов, которые могут принимать или отдавать осцилляторы, у них всегда остается половина кванта энергии, и никакими силами ее невозможно отнять. Это и будет нулевая энергия лэмбовского сдвига. Даже при температуре абсолютного нуля, когда осцилляторы лишены всяких, казалось бы, энергетических запасов, они продолжают совершать нулевые колебания. Такова теоретическая предпосылка, леди и джентльмены. Она экспериментально подтверждена и, самое главное, создана не в кабинетах «Эпсилона», а, следовательно, не подлежит обсуждению. Кто решится оспорить Рэлея и Джинса?

— Ядовито, доктор, — Джонсон удовлетворенно вздохнул. — Ядовито, но точно! Только не надо скромничать, будто ваш вклад ограничивается парой медных пластин, которые вы зачем-то опустили в жидкий гелий. Коллеги видели установку в работе. Великая пустота дала знать о себе при абсолютном нуле температур! И как дала! Мистер Хаякава сделал величайшее научное открытие. Ему удалось доказать, что вакуум по-разному осциллирует в различных точках земли… Поздравляю, доктор, — он благодарно кивнул японцу и объявил следующего оратора. — А теперь нам предстоит заслушать не менее интересное, надеюсь, сообщение доктора Гринблада.

«Сейчас они у меня зашевелятся», — злорадно подумал президент, чуточку ослабив слишком тугой узел галстука, выдержанного в гарвардских цветах.

От стены отделился субтильный молодой человек с лакированной лысиной, окаймленной темными, аккуратно подстриженными кудряшками.

— Попрошу экран, — властно потребовал он, энергично вскинув подбородок. Свет в зале притух, и на дисплее вспыхнули очертания материков. — Партия осцилляторов — всего было выпущено двадцать девять устройств по цене сто тридцать семь тысяч пятьсот долларов за штуку — была размещена на всех пяти континентах, — на карте появились белые звездочки. — Если учесть, что каждая установка была опробована, как минимум, в шести точках своего региона, то мы располагаем представительным массивом из двухсот семидесяти пяти показателей. За фоновое значение принималась частота, полученная в случайном месте.

— Что значит — в «случайном», мистер Гринблад? — спросил Морис Левэк, директор Парижского филиала.

— То есть методом тыка, мистер Левэк. Возьму для примера Париж. — Звездочка, которой была помечена столица Франции, ласково замигала. — Мы ввели в компьютер номера парижских станций метро. По закону случайных чисел, он выдал нам первое попавшееся. В данном случае Place de Clichy. Фон удалось измерить прямо в туннеле, когда закончилось движение. Следующий замер был сделан неподалеку, но уже на поверхности: в центральной части Cimetiere Monmartге. Целенаправленные замеры производились в крипте Notre-Dame-de Lorette, в усыпальнице французских королей Saint Denis[21] и других аналогичных местах.

— Выбор метро был чем-то обоснован? — с озабоченным видом поинтересовался Джонсон, заранее зная ответ. Его протеже грассировал, как прирожденный парижанин. Настоящий «япи».

— Важно было исключить воздействие космических лучей, сравнив показания в глубине и на поверхности земли. Колебания оказались в пределах точности прибора. У вас еще будут вопросы, мистер Левэк?

— Благодарю вас. Я вполне удовлетворен. В дальнейшем придется работать как раз под землей.

— Совершенно с вами согласен.

— И какие выводы? По Парижу? — гнул свою линию Джонсон.

— Фоновое значение повсюду оказалось близким к среднему: на кладбище, в церквах, на всех станциях метрополитена, за исключением Cite.[22] Величину, существенно превышающую фон, дали замеры в криптах и на упомянутой станции. Все три значения колеблются в пределах точности.

— Как можно объяснить аномалию на острове? — озабоченно спросил Джонсон. — Близостью Notre-Dame?

— Пока это загадка для нас. Археолог Парижской мэрии, к которому мы обратились за консультацией, полагает, что под туннелем метро проходил подземный ход из Тампля, в котором были замурованы тамплиерские реликвии.

— И какая тут связь? — канадка Уиткомби недоверчиво повела плечом.

— Едва ли есть связь, мадам.

— Где-то там сожгли великого магистра Жака де Молэ, — блеснул эрудицией Левэк. — Того места больше не существует. Регулирование русла реки, знаете ли… Париж оказался не так плох, мистер Гринблад?

— Париж всегда Париж, сэр… Аналогичные исследования были проведены по обоим берегам Нила: от Александрии до Асуана, в древней японской столице Киото, на полуострове Юкатан в Мексике, в пещерах Альтамира и храмах Испании, в Трое, Чатал-Хююк, на раскопках Ура и Мохенджадаро, почти по всей Греции, включая Родос и Крит, в Италии — от Милана до Сицилии, на Мальте, Сардинии и многих других местах. Сейчас работы продолжаются в Индии, Израиле и на острове Гавайи.

— Большом острове Гавайского архипелага? — счел необходимым уточнить Джонсон.

— Именно так. На плато, где покоятся останки короля Камеамеа. Полученные результаты позволяют сделать следующие выводы: фоновое значение повсюду остается на одном уровне, а экстремальный всплеск, отмеченный, скажем, в усыпальницах фараонов, превышает, хоть и не слишком, цифры, полученные в том же Парижском соборе, воспетом Гюго, или в толедской синагоге Санта Мария Ла Бланка.

— Странное, однако, название для синагоги, — фыркнул Перес Леви, резидент в Аргентине.

— После указа Фердинанда и Изабеллы синагога стала церковью и присоединила к своему новому названию, так сказать, прежний статус молитвенного дома. Точно так же испанцы поступили и с расположенной поблизости синагогой Самуэля Леви, — Гринблад покосился на аргентинца. — Она стала капеллой Nuestra Senora del Transite.[23] То же случилось и с мавританской мечетью.