Вячеслав Лавров - Встречи на болоте Страница 8

И снова не угадал — на ближайшей стене, на небольшой высоте от пола засветилось золотисто — розовое пятно. Постепенно разгораясь, оно превратилось в круг, через который выплыл шар размером с баскетбольный мяч и повис в воздухе на расстоянии вытянутой руки от нас. Мы к тому времени выбрались из саней, которые мой спутник оттолкнул куда-то в темноту, и стояли на платформе прибытия, наблюдая за явлением шара народу.

— Этот шар — часть корабельного компьютера, он может работать автономно, но находится на постоянной связи с базой, — прервала паузу Трит.

— И как же с этим шариком общаться? Я что-то не вижу никакого интерфейса.

— Зачем тебе ещё что-нибудь, кроме собственного мозга? Попытайся! — Трит замолчала и отошла в сторону, освобождая игровое поле другому участнику.

— Ну, здравствуй, незнакомый друг, — сказал я, обращаясь уже к шару.

— Здравствуй, Саша, — прозвучало у меня в мозгу. Слова «прозвучало» или «голос» не подходят в данном случае. Попробуйте написать, грамматически правильно, какое-нибудь трудное слово, и то, что промелькнёт у вас в голове перед написанием, очень похоже на восприятие при такой форме разговора.

— Здравствуй, — завороженный новым для меня видом общения произнёс я. — Кто ты такой?

— Я — твоя будущая оболочка. Для удобства общения, пока ты не привыкнешь делать это без специальных обращений, можешь придумать мне имя.

— «Комб», — сорвалось у меня с языка. — Ты что-то вроде компьютера и комбинезона, поэтому — комб, с буквой «б» на конце, чтобы не путать с компом — так мы называем компьютер.

— Отлично! А теперь, если ты не возражаешь, я займусь изучением твоего организма, а ты совершишь с Трит интереснейшую экскурсию.

Я заметил, что словами «если ты не возражаешь» мои новые друзья предваряют все выдвигаемые ими предложения. Видимо, эта фраза придаёт их действиям законность, как зачитка прав арестованному преступнику американскими полицейскими. Мне захотелось даже проверить это, сказав: — Возражаю! — но я благоразумно воздержался.

Сказать, что экскурсия по подземелью получилась интересной, — значит не сказать ничего! Мы пропутешествовали по подземному городу около двух часов. Иначе как городом соединённые проходами в один ансамбль десятки залов и комнат назвать и нельзя. Некоторые из них, как, например, первая увиденная мной пещера, оставались в своём естественном состоянии, зато другие были явно сделаны искусственно. Может быть, за основу и брались естественные полости, но после отделки комнаты с полированными стенами разных цветов и изящно изогнутыми входными проёмами и окнами вызывали восхищение.

Насчёт окон я не оговорился, почти во всех помещениях были окна, выходящие в огромные, как правило, не тронутые обработкой естественные пещеры.

Ни капли воды на стенах, свежий прохладный воздух в помещениях — это говорило, кроме всего прочего, о высоко развитом искусстве строителей, невозможном без приличной научной базы.

А изумительные статуи со слегка непривычными пропорциями тела, вырезанные в камне картины, таинственные надписи — передо мной была неизвестная древняя культура.

В неожиданно открывшемся за поворотом коридоре я увидел уходящие вдоль него строки из букв, напоминающие сложный узор и совершенно не похожие на всё, что я видел до этого. Они начали светиться, постепенно разгораясь, и у меня закружилась голова. Но Трит быстренько вытащила меня оттуда и посоветовала больше не смотреть на эти письмена — неподготовленного человека они могут свести с ума.

— Кто жил здесь? Откуда всё это? — вопросы так и роились в моей голове.

— Пока мы сами не поняли всё до конца, мне бы не хотелось начинать объяснения, но приземлились мы именно здесь не случайно, — Трит ушла от ответа и как-то срочно закончила экскурсию, сказав мне, что всё готово и нас уже ждут.

Конечно, я видел лишь небольшой фрагмент этого комплекса: только для того, чтобы осмотреть его поверхностно, надо несколько дней, но никак не два часа. Но и то, что я видел, впечатляло. Любое из последних, даже мелких событий могло стать приключением на всю жизнь, а тут такая лавина!..

Как видно, организм мой — не такая уж сложная штука, двух часов хватило, чтобы в нём разобраться. Трит привела меня в небольшой зал, примыкающий к первой увиденной мной пещере. Вдоль одной из стен располагались три выдолбленных прямо в полу небольших бассейна, заполненных прозрачной водой. От среднего поднимался парок, что указывало на то, что вода в нём как минимум теплее воздуха. Что делать дальше, объяснять мне было не надо: я скинул сапоги и носки и попробовал ногой воду. Она была хорошо тёплой, поэтому я, не раздумывая, скинул остальную одежду и голышом залез в воду. И тут только сообразил, что на меня смотрит не Митька, а Трит, которая, хоть и не наша, а всё же женщина.

— Ты всё правильно сделал, не забывай, что я врач, — успокоила она, поняв моё смущение.

Великая вещь — вода, а тёплая вода, после усталости — что-то особенное. Я развалился в бассейне, раскинув руки так, что на поверхности оставалась только голова. Для этого вдоль стенок были сделаны очень удобные сиденья и лежанки. Тот, кто делал бассейн, явно разбирался в том, что нужно для хорошего отдыха.

Мысли мои стали путаться, каменные стены куда-то уплыли, и я обнаружил себя маленьким мальчиком, стоящим посреди деревенского двора. Прямо передо мной стоит огромный одноэтажный дом с высоким крыльцом, на котором сидит, щурясь от солнца, молодая женщина — моя мама. Пальцы босых ног ощущают ласковую, нагретую летним солнцем пыль, сквозь которую кое-где пробивается слегка покалывающая ступни трава.

Но главный объект моего внимания стоит прямо передо мной — это здоровущий серый гусак, выгнувший шею и издающий грозное шипенье, перемежающееся боевым клекотом.

Нестойкое равновесие нарушила мама, она рассмеялась и кинула мне прутик.

— Не бойся! Дай ему прутом — пусть знает своё место.

Гусь, шарахнувшийся было от этого движения, снова принял боевую стойку, но прут в руке и мамина вера в меня придали уверенности, и я, столько раз удиравший с поля брани, перешёл в наступление. Победа оказалась на удивление лёгкой: мой противник, уже знакомый с прутом, после первого же замаха позорно бежал, помогая себе крыльями. Это наполнило меня чувством огромной гордости — впервые я поборол в себе труса.

… Мгновенье, и передо мной тот же залитый солнцем двор, но только смотрю я на него с огромной высоты, примостившись на самом гребне крыши.

Отец, поправляя что-то на ней, не убрал лестницу, собираясь ещё вернуться к работе, вот в этот промежуток я и полез. Поставил ногу на первую ступеньку, подтянулся, потом на вторую…. Никакой цели у меня не было, а в итоге — я сижу на самом верху, обняв конёк, и боюсь пошевелиться. Не знаю, сколько я смог бы так просидеть, но меня увидели. Тут же далеко-далеко внизу собралась вся моя семья: мать, отец и две старших сестры, они о чём-то говорили, показывая на меня. Через минуту отец уже лез на крышу, как-то очень медленно и осторожно переставляя ноги. И вот он рядом, обнимает меня своей крепкой, но очень ласковой рукой, и я уже не боюсь ни высоты, ни предстоящего спуска — моя вера в отца абсолютна.