Альфред Вогт - Мир Нуль-А Страница 8

– Порядок, – произнес мужской голос. – Сажайте их в машины и поехали отсюда.

Его кинули на заднее сиденье просторного седана, и Госсейн успел подумать, появились ли они в ответ на сигнал девушки? Или он стал жертвой обычных бандитов?

Автомобиль резко рванулся вперед, и временно это потеряло для него всякое значение.

4

Наука – не что иное, как здравый смысл и логика.

Автомобили мчались по пустым улицам: два впереди, три – сзади. В одном из них была Патриция Харди, но как он ни старался, ему не удалось увидеть ее сквозь ветровое стекло или зеркальце заднего обзора. Впрочем, сейчас это не имело значения. Присматриваясь к своим похитителям, он все больше убеждался, что они не простые бандиты.

Он задал вопрос человеку, сидящему справа. Ответа не последовало. Он повернулся налево. Прежде, чем Госсейн успел произнести хоть слово, мужчина сказал:

– Нам запрещено разговаривать с вами.

«Запрещено!» Значит, еще ничего не потеряно. Госсейн облегченно откинулся на спинку сиденья. Через некоторое время они резко свернули в тоннель и минут пять неслись с бешеной скоростью, включив фары. Неожиданно впереди забрезжил свет, и мягко выкатившись в полукруглый, закрытый со всех сторон двор, машины замедлили ход, останавливаясь у больших дверей.

Захлопали дверцы. Госсейн увидел девушку, выбравшуюся из головного автомобиля и направившуюся к нему.

– Чтобы все стало ясно, – сказала она, – меня зовут Патриция Харди.

– Да, – ответил Госсейн. – Я видел вас сегодня утром.

Глаза ее расширились.

– Глупец! – воскликнула она. – Зачем же вы пришли?

– Я должен знать, кто я такой на самом деле.

Видимо, в голосе его прозвучало отчаяние, потому что тон Патриции смягчился.

– Бедный дурачок, – сказала она. – Ведь именно сейчас они готовятся к решительному шагу, и все отели полны соглядатаев и шпионов. То, что сказал о вас детектор лжи, было доложено в ту же секунду. А они просто не могут позволить себе рисковать. – Она замолчала, потом, поколебавшись, добавила: – Вам остается лишь надеяться, что Торсон вами не заинтересуется. Мой отец пытается убедить его произвести тщательное обследование, но пока безрезультатно.

Бросив на него быстрый взгляд, она пробормотала «Простите меня» и, резко повернувшись, направилась к двери, открывшейся при прикосновении ее руки. На какое-то мгновение он увидел ярко освещенную гостиную. Прошло минут десять. Затем из входа напротив вышел огромного роста мужчина с ястребиным носом. Остановившись рядом с Госсейном, он иронически улыбнулся.

– Значит, вот кто представляет для нас грозную опасность? – сказал он.

Не обращая внимания на оскорбительный тон, Госсейн внимательно посмотрел на стоящего перед ним гиганта, и внезапно до него дошел смысл сказанного. Он был уверен, что его попросят выйти из машины. Теперь же, откинувшись на сиденье, он задумался над услышанным: его считала опасным! С какой стати? Гилберт Госсейн прошел курс нуль-А обучения, но деятельность его мозга была нарушена амнезией. Даже если он выдержит тридцатидневное испытание Игр, то отправится на Венеру в числе тысячи точно таких же людей. Чем он отличается от них?

– Ах, молчание, – протянул мужчина с ястребиным носом. – Насколько я понимаю, нуль-А пауза. В любой момент мы можем ждать, что кора вашего головного мозга начнет контролировать затруднительное положение, в котором вы очутились, и из ваших уст польются умные речи.

Госсейн с любопытством посмотрел на него. Ироническая усмешка почти исчезла, выражение лица было не таким жестоким, поза – расслаблена.

– Я могу лишь предположить, – сказал Госсейн с жалостью в голосе, – что вы провалились на Играх по всем показателям и поэтому смеетесь над ними. Бедняжка!

Гигант рассмеялся.

– Пойдемте, – сказал он. – Вас ждет сюрприз. Кстати, меня зовут Торсон, Джим Торсон. Я не боюсь представиться, ведь у вас нет ни одного шанса рассказать кому-нибудь о нашей встрече.

– Торсон! – как эхо повторил Госсейн.

Повинуясь жесту, он молча выбрался из машины и прошел в резную дверь здания, где жили президент Харди и его дочь Патриция.

Самым серьезным образом он начал обдумывать возможность побега. Только не сейчас. Еще рано. Даже странно, что узнать правду о себе казалось ему важнее всего на свете.

Длинный мраморный коридор привел их к большой дубовой двери. Торсон толкнул ее, пропуская Госсейна вперед и чему-то улыбаясь. Стражники, следовавшие за Госсейном, остались снаружи.

В комнате было трое человек, среди них Патриция Харди. Один из мужчин, лет сорока пяти и довольно приятной наружности, сидел за столом. Внешность второго невольно привлекала к себе внимание.

С ним произошел несчастный случай, и видом своим он напоминал чудовищного монстра. Странно было смотреть на руку и ногу из пластика, на спину в полупрозрачной оболочке. Череп казался сделанным из дымчатого стекла, даже без признаков ушных раковин. Два человеческих глаза сверкали из-под гладкого высокого купола. Если можно было так сказать, в чем-то ему повезло. От глаз и ниже он сохранил человеческие черты лица: нос, рот, подбородок, шею. Об остальном можно было лишь гадать, а в данный момент Госсейн думал о другом. Он наконец пришел к выводу, как ему следует себя вести: чем смелее, тем лучше, и, глядя прямо на инвалида, произнес:

– Какого черта?

Монстр хохотнул басом. Потом заговорил глубоким, низким голосом:

– Давайте считать меня неизвестной величиной, «X».

Госсейн перевел взгляд на девушку. Патриция не опустила пред ним глаз, но щеки ее покрыл легкий румянец. Она успела переодеться в вечернее платье и теперь ничем уже не напоминала Терезу Кларк.

Как ни странно, ему куда неприятнее было смотреть на Майкла Харди. Мысль о том, что президент Земли является самым обычным заговорщиком, никак не укладывалась в сознании.

Намечалось преступление, иначе невозможно было объяснить поведение Патриции и Торсона, эксперимент с его мозгом. Даже Машина намекала на планы какого-то заговора, в котором замешаны Харди.

Колючий взгляд президента и его тонкие губы скрашивала улыбка человека, привыкшего нравиться публике, но умеющего отдавать приказы и четко следить за их исполнением, способного прервать или довести до конца любой самый неприятный разговор. Подняв голову, он произнес:

– Госсейн, каждый из нас был бы обречен на крайне незначительное положение в обществе, согласись он с мнением Машины и подчинись ее решению. Люди мы необычайно одаренные, способные на многое, но в самой природе нашей заложены жестокость и безжалостность, которые в обычных условиях никогда не позволили бы нам добиться значительных успехов. Девяносто девять процентов истории человечества сотворили такие, как мы, и можете не сомневаться, данный случаи – не исключение.