Брайан Олдисс - Весна Гелликонии Страница 8

Он не мог понять, почему Алехо не пытается оторваться и убежать вниз по склону. Тогда он смог бы снова взять свое копье, и они вдвоем перебили бы всех этих косматых фагоров. Вместо этого он продолжал оставаться их пленником, и сейчас его более хрупкая фигура затерялась среди толпы рослых фагоров в спустившихся на деревья сумерках.

Гудящая песня резко взметнулась вверх и снова замерла… Впереди мерцал дымчато-зеленый свет, предвещавший что-то новое.

Юлий, крадучись, продвигался вперед, а затем, наклонившись, метнулся к следующему дереву. Впереди маячило подобие здания с приоткрытыми двойными воротами, за которыми был виден слабый свет огня. Фагоры что-то прокричали, и ворота распахнулись шире. Анципиталы толпой повалили внутрь. Стало видно, что свет исходил от головни, которую один из фагоров держал в руке.

— Отец! Отец! — закричал Юлий. — Беги, отец! Я здесь!

Ответа не было. В темноте, которая казалась еще более плотной из-за света факела, невозможно было рассмотреть, был ли Алехо уже за воротами или нет. Несколько фагоров обернулось на крик с равнодушным видом и беззлобно пугнули Юлия.

— Иди, иди, проваливай отсюда! — крикнул один из них по-олонецки. Фагорам нужны были только взрослые мужчины в качестве рабов.

Последняя рослая фигура вошла в здание, и ворота захлопнулись. Юлий с плачем подбежал к ним и стал барабанить по плохо обструганному дереву. За воротами раздался звук задвигаемого засова. Долгое время мальчик оставался неподвижным, упершись лбом в шершавое дерево, отказываясь примириться с тем, что произошло.

Ворота были вделаны в фундамент из грубо’ обработанных глыб. Зазоры между глыбами плотно заделаны высохшим мхом. Данное строение представляло собою не более чем вход в одну из подземных пещер, в которых, как было известно Юлию, жили фагоры. Они были ленивыми существами и предпочитали, чтобы за них работали люди.

Некоторое время Юлий топтался возле ворот, затем полез вверх по крутому склону и вскоре наткнулся на то, что искал: дымовую трубу. Она, имея внушительный диаметр, была раза в три выше его. Юлий стал легко карабкаться вверх, поскольку труба сужалась кверху, а плохо пригнанные грубые камни, из которых она была сложена, давали возможность упереться ногами. Камни были не так холодны, как можно было ожидать.

Взобравшись наверх, он слишком поспешно высунулся вперед — и тут же отпрянул, потерял опору и упал правым плечом вперед, покатившись по снегу. Из трубы ему в лицо ударила струя горячего зловонного воздуха, смесь дыма от горящего дерева и крепкого духа тел немытых животных. Дымовая труба являлась вентиляционной системой для бесчисленных жилищ фагоров под землей. Юлий понял, что ему не проникнуть этим путем внутрь, и что отец потерян для него безвозвратно.

Удрученный Юлий сидел на снегу. Его ноги покрывали шкуры, зашнурованные до колен. На нем были штаны и куртка из медвежьей шкуры, мехом внутрь, подогнанная его матерью. Кроме того, на нем была парка с капюшоном. Онесса, когда чувствовала себя хорошо, украсила парку белыми хвостами кроликов — по три хвоста на каждое плечо, и отделала воротник узором из красных и синих бус. Несмотря на это, Юлий представлял собой плачевное зрелище. Парка его была заляпана жиром, мех одежды свалялся в грязную массу. Лицо его, обычно светло-желтого или бежевого цвета, было измазано грязными полосами, а волосы маслянисто блестели на висках и воротнике. У него защипало в плоском носу, а рот, широкий чувственный рот, стал непроизвольно кривиться, открывая осколок зуба в ряду других белоснежных зубов, и он заплакал, в бессильном отчаянии ударяя кулаком по земле.

Затем он поднялся, бесцельно зашагал между одинокими лиственницами, таща за собой копье отца. Ему ничего не оставалось, как повернуть назад и попытаться найти обратную дорогу к матери, если только он вообще сможет ее найти среди бескрайнего снега.

Он вдруг понял, что голоден.

Придя в отчаяние от одиночества, он яростно забарабанил в закрытые ворота. В ответ не раздалось ни звука. Пошел снег, медленно, но непрестанно. Юноша стоял, подняв кулаки над головой. Затем плюнул, и плевок повис на воротах. Это отцу. Юлий возненавидел его за то, что тот оказался таким слабаком. Он вспомнил все побои, которые ему пришлось вынести от отца. Почему же отец не побил фагоров?

Наконец он с отвращением отвернулся и зашагал сквозь снежную пелену вниз по склону.

Копье отца он швырнул в кустарник.

Голод оказался сильнее усталости и погнал Юлия вперед, пока он не добрался до берега Варка. Но его надежды были тут же разбиты. Все йелки были съедены. Хищники, хлынувшие со всех сторон, сожрали все без остатка. Возле реки были видны лишь скелеты и груды костей.

Он завопил от отчаяния и ярости.

Река вновь замерзла, и на твердом льду лежал снег. Он расшвырял его ногой. Во льду виднелись туши вмерзших животных. Голова одного свесилась вниз, в мутный поток. Большие рыбы клевали ее глаза.

Орудуя копьем, Юлий просверлил отверстие во льду, расширил его и стал ждать, держа копье наготове. В воде мелькнули плавники. Он нанес удар. Когда он потянул копье на себя, на острие затрепетала рыба в голубых тонах, разинувшая рот от удивления. Она была размером в две его ладони. Поджаренная на маленьком огне, рыба оказалась удивительно вкусной. Он с удовлетворением отрыгнул, затем, оперевшись на бревна, проспал целый час. После этого он зашагал на юг по тропе, которую почти уничтожили мигрирующие животные.

Фреир и Беталикс сменяли на небе друг друга, а он все шел — единственное движущееся существо в этой снежной пустыне.

— Мать! — крикнул старый Хаселе своей жене, еще не дойдя до своей лачуги. — Мать, взгляни, что я нашел возле Трех Арлекинов.

Его сморщенная от старости жена Лорел, хромая с детства, проковыляла к двери, высунула нос на улицу, где холодный воздух обжигал все живое, и проговорила:

— Плевать на то, что ты нашел. К тебе по делу из Панновала приехали люди.

— Из Панновала? Вот они удивятся, когда увидят, что я нашел у Трех Арлекинов. Иди, помоги мне. Не всю же жизнь тебе сидеть в этой хибаре.

Дом был чрезвычайно примитивен. Он состоял из кругового нагромождения валунов, некоторые из которых были выше человеческого роста, с уложенными по верху досками и бревнами, а сверху все это сооружение покрывали шкуры, уже поросшие дерном. Отверстия между валунами были заделаны мхом и липкой грязью, так что все сооружение напоминало дохлого дикобраза. К основному строению были добавлены пристройки, выполненные в том же духе, что и основное жилище. В хмурое небо поднимались бронзовые трубы, мирно попыхивая дымком. В некоторых комнатах сушились меха и шкуры, в других они продавались. Хаселе был торговцем и ловцом животных, и зарабатывал достаточно, чтобы к концу жизни обзавестись женой и упряжкой в три собаки.