Илья Яковлев - Черный снег (без конца) Страница 8

О, ванная! О, вода, льющаяся мощной струёй из душа! Если, кстати, еще вдобавок не отключили, по обыкновению, горячую воду, то просто нет слов. Мощные струи, пузырясь на груди, на руках, на лице, подхватывали и уносили на себе похмелье, если и не избавляя от него совсем, то, по крайней мере, делая его более или менее переносимым. Борис счастливо отфыркивался, стоя под теплым душем, чувствуя, как к нему постепенно возвращаются силы и он начинает принимать нормальный человеческий облик. При мысли о том, что на кухне сейчас орудует очаровательная девушка, придавая его холостяцкой берлоге вид семейного гнездышка, он делался еще счастливее. А если учесть то, что она хочет провести весь этот день с ним… Дальше загадывать не хотелось. Он уже миллион раз убеждался в том, что гадать — самое мерзкое занятие. Проверено электроникой все самые удачные застолья, походы в гости и проч. всегда были спонтанными. И наоборот, чем больше от встречи или гулянки ждешь, чем больше к ней готовишься, тем хреновее всё получается. Прям закон подлости! Что из всего этого в результате получится? А черт его знает! Достаточно и того, что сейчас всё так, как есть. Закончив водные процедуры, Борис докрасна растер себя махровым полотенцем и, напялив на себя спортивный костюм от дяди Адольфа Дасслера, вернулся на кухню.

Кухню было не узнать. Вымытая посуда перекочевала со стола в буфет, на столе была постелена давно забытая скатерть. На скатерти разместились кофейные чашки и наспех сделанный салат из завалявшихся в холодильнике помидоров с огурцами. Открытая банка шпрот, невесть откуда взявшаяся банка с крабами и горка бутербродов с ветчиной. Ветчина, кстати, тоже была неизвестного происхождения. Не из холодильника, это уж как пить дать. Над всем этим утренним великолепием (по скромным оперским замашкам) возвышалась сияющая Юля, глядевшая на Бориса с гордостью, присущей разве что повару из Максима. И было чем гордиться. Соорудить всё это за столь короткий срок и имея на руках содержимое Борисова холодильника, в котором, если внимательно приглядеться, можно было заметить повесившуюся мышь, было не иначе, как гражданским подвигом. Достойным вручения ордена «Мать-домохозяйка» высшей степени. Борис довольно крякнул, улыбнулся Юле и спросил:

— Ничего, что я так, по-домашнему?

— Ничего. Тем более, ты хозяин, тебе сам бог велел.

— Хозяевам бог велел встречать гостей не пожилыми огурцами да томатами. Откуда крабы с ветчиной? — сурово спросил Борис.

— Из моей сумки, — виновато ответила Юля, скромно потупив глазки. Хотя издалека было видно, что она не более, чем придуривается, и на самом деле до безобразия счастлива внести свою лепту в этот весьма ранний и необычный завтрак, — Я домой купила. Скоро ведь праздник. Но раз уж такое дело.

— Никакого «такого» дела нет! Я же просто просил посмотреть, нет ли чего пожрать, а не… Нечего меня разносолами баловать, — тут он почувствовал, что немного перестарался. Девчонка готовила, спешила, а он… Балбес, одним словом! Поэтому он как можно шире улыбнулся на манер бывшего американского президента Джимми Картера и добавил, — А ты молодец! Моментально и фактически ни из чего — прям королевская трапеза. Правда, кой чего не хватает… — и Борис полез в холодильник за бутылкой вермута. Водрузив её на стол, он ещё раз полюбовался яствами и сервировкой и сказал:

— Ну, вот теперь вроде все на месте. Чего сама-то её не достала? Или, после вчерашнего — ни грамма в рот?..

— Нет, я просто постеснялась. Мало ли, для чего припасено, — улыбнулась она, — А насчет вермуту выпить… — она разлила Мартини по бокалам, которые Борис поставил на стол вместе с бутылкой, посмотрела на свет сквозь розовый напиток и закончила, — Что ж, выпить можно.

— Господи, не сочти за пьянство, сочти за лекарство, — согласился Борис, опрокинув в себя одним махом свой бокал.

От смеха она едва не поперхнулась вермутом. Просмеявшись, поставила свой бокал на стол и спросила, глядя на Бориса, как на редкое, неизвестное современной науке существо:

— А ты чего Мартини, как водку хлещешь?

— Не приучены мы к напиткам барским. Я б сейчас точно бы водочки тяпнул, ответил Борис, подцепляя на вилку самую большую шпротину. (Назвав её большой, автор льстит её шпротскому самолюбию.) Шпротина подцепляться никак не желала, оказавшись того самого мерзкого вида, который, мало того, что достоин лишь наблюдения под микроскопом, но вдобавок еще и рассыпчат, как хорошо проваренный картофель, — Эта рыбёшка человека с менее крепкими нервами давно бы в бешенство привела, — добавил он, наконец-то изловив «золотую» рыбку из банки и отправив её в рот.

— Терпимее надо быть к братьям нашим меньшим, да ещё и в оливковом масле изжаренным, — невнятно заметила Юля, жуя бутерброд, — У этой кильки и так судьба — не позавидуешь.

— И не собирался. В смысле — завидовать, — ответил Борис, наливая по второй, — Кстати, а на какой ещё праздник куплена сия божественная снедь? добавил он, кивнув на стол.

— Как — «какой»? — округлила глаза Юля, — на этой же неделе День независимости!

— А!.. — поморщился Борис, — Из этих, новоблагословенных… Черт их дери, никак к ним не привыкну! Да и название какое-то дурацкое…

— Почему дурацкое? — обиделась Юля за всенародный праздник.

— Ну сама подумай: день независимости. Чьей?

— Нашей, разумеется…

— Тогда вопрос второй — от кого?

— Чего — «от кого»?

— Независимости от кого? Независимость, понимаешь ли, просто так не бывает. Она, как правило, независимость кого-то от кого-то. Государства от государства. А у нас от кого независимость? От Золотой Орды, что ли? Так тогда надо в день Куликовской битвы её, независимость эту, праздновать. А так бред какой-то!

— А в этот день выбрали первого президента в истории страны! — вывернулась Юля.

— Ага, выбрали… На свою голову… Так и надо праздновать День выборов первого президента, а не драть все подчистую у америкозов! — буркнул Борис, У них-то с названиями полный порядок. Всё на своих местах. Были раньше аглицкой колонией, отделились, вот и День независимости. А у нас? — он горестно махнул рукой, — Что ни крестьяне, то и обезьяне… Одно слово Евразия!

— Да ладно тебе, — сказала Юля, успокаивающе положив свою руку поверх его руки, — Чего ты так развоевался?

— Да бесит просто всё это. Ложь эта, фальшь везде и во всём… Ты посмотри, что творится! Президент наш доблестный в церкви крестится, только что не земные поклоны бьёт. А ведь совсем недавно от имени и по поручению и от себя лично нес гордый факел атеизма в массы. По заветам нашего Иллича-Святича, вечно молодого и бессмертного. Шавки эти его, что в парламенте да в аппарате… Как ни интервью по телеку, так и поют: ах, какими же они при старой власти все были чуть ли не диссидентами! Да как они всегда, да на всех партсобраниях… Хорошо, хоть не врут, что они еще тогда выступали за свержение «прогнившего коммунистического режима». Да то ли ещё будет! Или вопят на каждом углу: «да здравствует демократия, да здравствуют реформы»! Ну, с реформами, в принципе, всё ясно. Как же они могут не «да здравствовать»? При них же воровать в особо крупных размерах — просто рай. Клондайк! А демократия? Вякать можно всё, что угодно, пока это не касается их власти и денег, нажитых за счет этой власти. Попробуй-ка поинтересоваться у них насчет всего этого или в прессе хоть намек кинуть. Живо башку вместе с позвоночником вырвут, да так быстро, что Хищник из кино позавидует. А, что там говорить! У тебя скоро закончатся славные студенческие годы, придешь в Контору работать, там всю эту гниль сама увидишь.