Наталья Соколова - Захвати с собой улыбку на дорогу Страница 8

Президент подошел к окну.

- Да это, кажется, весь квартал...

- Весь город, - сказал Ученик за его спиной. Он принес подсвечник с зажженными свечами. - Электростанция на один час отключила энергию. Поддерживает требования порта.

- Надо позвонить домой, - забеспокоился президент, который был внимательным мужем и нежным отцом.

- Телефонная на час прекратила работу. Радио тоже.

Наступило молчание.

Лицо Человека, освещенное снизу неровным, колеблющимся светом свечей, скуластое, неподвижное, угловато окаймленное темным бордюром бородки, сейчас и в самом деле напоминало трагическую маску.

- Ты думаешь, он воспользуется... - спросил президент и не докончил.

- Да. Боюсь, что да.

6. РУСАЛКА

Первый министр объявил чрезвычайное положение и восстановил забытый закон 1873 года, запрещающий бастовать.

Он ввел в город десантные части, состоящие из наемников, и заменил на улицах полицейских десантниками. Корабли военного флота встали на рейде, нацелив на порт и город круглые, окающие рты орудий. Профсоюз портовых рабочих уступил, и докеры, мрачные, злые, изголодавшиеся, вышли на работу. Администрация порта обещала, что не будет разыскивать и преследовать зачинщиков.

Вы говорите: "Какая же это сказка? Это сплошная политика. И все так мрачно, трагично. Тяжело читать". Что поделаешь, современная сказка, сказка двадцатого века читается нелегко. И часто это сказка трагическая...

Человек продолжал экспериментальные работы, но у него началась полоса неудач. Добиться большей глубины погружения Зверя не удавалось. Кожа Зверя лопалась, не выдерживала нагрузки, из трещин сочилась горячая ярко-зеленая кровь, тут же выцветая, застывая длинными ржаво-рыжими потеками. Зверь должен был очень страдать от этих незаживающих кровоточащих трещин, но на все вопросы он отвечал своим ровным металлическим голосом:

- Нет, не больно. Нет, не испытываю боли. Готов к следующему погружению.

Человек ходил вокруг Зверя, кусая ногти, молчаливый, нахмуренный. Держал совет с химиками. Только и слышно было: "Высокополимерные соединения... Политетрафторэтилен... Фенолформальдегидные смолы..." В группе химиков работала дочь президента академии Наук и Искусств. Ее звали Русалкой. Да в ней и в самом деле было что-то русалочье - пепельные косы, кое-как заплетенные, точно размытые водой, небрежные волнистые пряди, спускающиеся на щеки, на лоб, затуманенные, очень светлые глаза с кротким и каким-то загадочным выражением, как у мадонн Леонардо да Винчи, тонкая гибкая талия, маленькая, еще по-девичьи неразвитая грудь, туго обтянутая темным узким платьем. Да, в ней было что-то русалочье, колдовское и одновременно что-то монашеское. "Слишком всерьез относится к жизни", мельком вспоминал Человек, когда проходил по лаборатории и видел, как она наклоняется над термостатом, уронив русые размытые косы. Против света в волосах ее всетаки проблескивала та опасная рыжинка, которой славились женщины этого города.

Как видите, я иду на уступки: в моей сказке не будет королевы, но принцесса все-таки будет. Современная принцесса, принцесса-химик. А ввести ее в сказку было, кстати сказать, не так-то легко. Признаться, я очень долго держала двери сказки открытыми, распахнутыми настежь и уговаривала, упрашивала, умоляла Русалку войти. Насилу уломала.

Посмотрим, что из этого выйдет.

Ученик, увидев в лаборатории новенькую, не хромую и не горбатую, моложе шестидесяти лет, с ленивой и снисходительной небрежностью приступил к обряду ухаживания. Русалка слушала без улыбки, подняв тонкие полукружия бровей. Потом сказала:

- Простите. Я не люблю флирта при отсутствии серьезных намерений. Пустая трата времени.

Ученик хмыкнул с самодовольным видом, и его длинные руки, высовывающиеся из рукавов джемпера, как-то cam собой потянулись вперед, очень ловко, на манер клешней, приблизились с двух сторон к ее осиной талии.

- Но откуда вы взяли, моя ласточка, что у меня не имеется...

- Я хотела сказать - при отсутствии серьезных намерений с моей стороны. Простите.

Она обогнула его и ушла, а Ученик остался стоять дурак дураком с протянутыми вперед руками.

И еще раз Человек услышал обрывок разговора. Русалка мыла пробирки, а Ученик вертелся вокруг. Она говорила напряженно-серьезным, звенящим голосом:

- Великая религия милосердия, смирения. Религия добра - разве это не лучше религии ненависти?..

- Смирение? Хорошо. Очень хорошо, - поддакнул Ученик со своей ядовитой улыбочкой. - Но только, знаете ли, на сытый желудок.

Пробирка выскользнула из ее пальцев и разбилась о кафельный пол. Она сказала, задыхаясь, прижав кулаки к груди:

- Я вас ненавижу. Нена-ви-жу.

"Говорила ли мне когда-нибудь женщина: "Ненавижу"? - подумал Человек. - Кажется, нет. Все было гораздо проще, без... без такого накала. Да, собственно, что вообще было?"

- Спасибо. Ненависть лучше равнодушия. - Ученик нагнулся и стал собирать осколки.

Ее передернуло.

- Ничего настоящего... все напускное. Рисовка... И эти обвислые кофты шута... Отчего вы не носите костюмы, нормальные, приличные, как люди носят? Боитесь растерять оригинальность?

Сидя на корточках, свесив до полу длинные руки, он поднял на нее невинные ясные глаза.

- А вам не приходит в голову, моя пчелка, что костюм стоит денег? Что у меня их может не быть, этих занятных золотых кружочков? Что моим драгоценным братцам требуется, как ни странно, утром завтрак, в обед обед, а на закате ужин?

Они увидели Человека и оба замолчали. "Ого, как у них быстро развиваются отношения!" - подумал Человек, пряча полуулыбку. И тут же, нахмурясь, приказал Ученику сходить туда - не знаю куда, срочно принести то - не знаю что.

Наука требует дисциплины, послушания.

Зверь как-то сразу признал Русалку. Доступно ли ему было чувство прекрасного? Этот вопрос пока оставался нерешенным, еще ждал своего исследователя. Но так или иначе, они подружились. Когда у Зверя брали срезы кожи на анализ, Русалка очень волновалась: "Пустите! Я сама... Ну, как вы не чувствуете? Ему же больно. Тут трещинка, под складкой".

Перед уходом домой она любила заглянуть в стойло к Зверю, посидеть у него хоть десять минут. Для нее Зверь иногда пел песню - единственную, которую он выучил за всю свою жизнь, перенял у Ученика. Щелкало реле, как щелкает не очень хорошо отлаженный лифт, снимаясь с места, и после паузы голос с твердым металлическим привкусом выводил, чуть дребезжа:

Захвати-и с собой улыбку на дорогу...

Русалка сидела, подперев кулаками подбородок, поставив локти на колени,, и слушала. Перед ней громоздилась складчатая, бесформенная туша Зверя, заполняя стойло. Песенка была тягучая, грустноватая. Он потерял работу. Его предали и осмеяли друзья. Ему изменила любимая. Что теперь делать?