Николай Петри - Колесо превращений Страница 87

Калькониса приводили в чувство, пожалуй, дольше, чем грузили "многоглаза" на телегу. Сэр Лионель выглядел вялым и подавленным.

- Что это вы захандрили? - спросил его Вышата, когда отряд наконец-то выступил.

- Я себя неважно чувствую... - слабым голосом сказал Кальконис.

- Э-э, бросьте! Лучше поблагодарите Милава - он уже второй раз спасает вашу шкуру!

- Ни к чему это, - отозвался Милав. - Да и неизвестно еще, за кем приходил "многоглаз"...

Примерно через версту дорога стала заметно подниматься в гору. Вышата внимательно оглядывался по сторонам, и в памяти всплывали некоторые приметы окружающего леса. Уверенность его росла, и когда он поднялся на холм, то сказал Милаву повеселевшим голосом:

- Это то самое место! А вон и полионы к нам скачут. И я уверен, что тот крепкий воин в шлеме с перьями и есть воевода Кженский. Однако расслабляться не стоит. Верно я говорю, Ухоня?

- Сейчас проверим... - сказал ухоноид, и его тело истаяло в полуденных лучах.

Росомоны и полионы сошлись на вершине огромного холма, с которого вся окружающая местность была видна как на ладони. Полионов было не более двух десятков, и настроены они были достаточно миролюбиво. Однако Вышата, помня события прошлой ночи, решил подстраховаться и послал вперед сотника Корзуна (сотник был немного знаком с воеводой и мог его опознать). После того как сотник признал Кженского, настала очередь Милава. Кузнец приблизился к родовитому полиону и поклонился ему.

- Не сочтите за дерзость и неуважение к вам, но с нами случились странные события, и нам хотелось бы знать: перед нами действительно воевода Кженский?

- Да! - громко сказал воин в богатом зеленом плаще, имевший высокие перья на шлеме. - Я - воевода Кженский!

Милав внимательно посмотрел на собеседника и...

"Кженский Ненжес, воин в одиннадцатом колене, последние девять лет воевода в укреплении Верхняя Пава, холост, хотя имеет троих детей. Возраст равняется количеству шрамов на теле. Большой любитель женского пола, к неженскому полу относится вполне терпимо - терпит около семисот воинов в своей крепости".

Милав еще раз с почтением поклонился воеводе по-лионов и вернулся к Вышате.

- Ну? - Тысяцкий даже вперед подался.

- Это он...

Вышата просиял лицом и кинулся навстречу старому приятелю, которого, впрочем, непонятное поведение росомонов начинало все сильнее раздражать и даже тревожить.

- Что за балаган, Вышата? - спросил Кженский недовольным тоном.

Вышата сжал его в своих объятиях и поспешил объяснить:

- Не сердись, воевода, расскажу о случившемся - не поверишь!

- Так уж и не поверю? - усомнился Кженский.

- А вот поглядим...

* * *

Больше недели отдыхали росомоны у гостеприимного воеводы Кженского. Много было напитка хмельного выпито, много было разговоров долгих говорено. Выяснилось, например, что попали росомоны сначала действительно не к полионам в поселок, а в секту "Пришествие Избавителя".

- Я сам этих сектантов терпеть не могу, - объяснил Кженский, - но трогать их не имею права, потому как от самого короля Сигиза Мунда есть распоряжение письменное: не чинить сектам "Пришествия Избавителя" никаких препон. В противном случае и мои заслуги перед отечеством не помогут дадут под зад коленом!

Вышата задумчиво посмотрел на пустой кубок и грустно произнес:

- Получается, что и при дворе короля приспешники Аваддона успели гнездо свить?

- Да это бы еще полбеды, - продолжал сокрушаться воевода, - однако в последнее время по нашим землям много всякого непотребного люда бродить стало. И у каждого охранная грамота самого короля! Смотрю и поражаюсь: физиономия только на плаху или дыбу отправлять, а я ему обязан всякое содействие оказывать. Тьфу! - Кженский наполнил твердой рукой свой кубок и поднял его: - Хочу выпить за ваше дело тайное, которого хоть и не знаю, но уверен, что оно не во вред нашему народу!

Милав с Вышатой тоже наполнили кубки, и даже Кальконис с готовностью приложился к своему питью. Один Ухоня не принимал в застолье никакого участия, спокойно наблюдая за развитием беседы из своего угла.

- Теперь что касается того чудища, что вы привезли с собой, продолжил Кженский, неторопливо пощипывая гроздь винограда. - Подобной зверюги здесь никто и не видывал. Правда, доходили до меня слухи, что на дальних выпасах, именно в сторону восточных районов, пастухи встречались с чем-то подобным. Но я посчитал их слова пьяной болтовней и не придал им никакого значения. Было это достаточно давно: год или два назад.

Милав слушал внимательно и делал в уме кое-какие памятки.

- Все это может означать только одно - кто-то серьезно готовится к вторжению в страну Рос! - произнес он уверенным тоном.

- Да что вы такое говорите?! - искренне возмутился воевода Кженский. Наши народы больше двух веков живут в мире и согласии. Да как ты только мог такое подумать!!

- К сожалению, Милав прав. - Вышата поставил свой кубок на стол. Судя по твоим словам, королем Сигизом Мундом кто-то манипулирует. И даже если самих полионов не смогут склонить на открытое противостояние с нами, то рассчитывать на вашу помощь в будущей войне нам не придется.

Кженский, пораженный словами тысяцкого, молчал.

- Вообще-то у меня тоже были подозрения по поводу непонятного шевеления иностранцев при дворе короля, - проговорил он тихо. - Но я не думал, что все это успело так далеко зайти!

В этот вечер легли поздно, потому что всем хотелось подольше побыть под защитой надежных стен и побольше поговорить с человеком, который тебя так хорошо понимает.

ШЕПОТ?

- Напряжение вокруг него очень велико.

- Ему нужно собрать все силы для отстаивания Света.

- Он не дрогнет?

- Нет. Он понимает, что любая, даже крошечная, неуверенность в Свете мгновенно открывает вход тьме.

- Понял ли он, какие силы группируются вокруг него?

- Он еще не видит Водящего, но тянется к нему изо всей силы.

- Хорошо. Надеюсь, он всегда помнит, что ходит по краю пропасти?

- Я видел, как он без содрогания заглянул в нее, не страшась, что она овладеет им.

- Пусть он не забывает о ее существовании, - тогда каждое мгновение жизни будет восприниматься им еще тоньше, еще трепетнее...

Утром долго не могли решить, что делать с "многоглазом". Ухоня настаивал на его немедленном сожжении (гигант-нагльбаар внушал ухоноиду непонятный страх). Милав был против. Вышата в дискуссии не участвовал, а мнением Калькониса никто не интересовался. Все решил голос Кженского, принявшего сторону Ухони.

- Я думаю, его нужно уничтожить, - сказал воевода. - Уверен - не пройдет и недели, как здесь объявится какая-нибудь малопривлекательная личность с бумагой короля о том, чтобы отпустить этот болотный кошмар на свободу.