Александр Щеголев - Львиная охота Страница 88

- А вы почему на ногах? - спросил я старика. - Не заснуть?

Тот не принял моего тона. Обвел рукой поляну и пожал плечами:

- У кого-то - аритмия, у кого-то - апноэ. У одного язык провалился, другой оказался эпилептиком. Все они не собирались быть моими пациентами, но их мнения не спросили, как не спросили и моего, когда передали, что сейчас на поверхность вылезут новые пациенты, - он постучал себя по шлемофону. - Кстати, как ваше самочувствие?

- Простите, за неудачную шутку, - поспешно сказал я ему. - Ей-богу, я не хотел никого обидеть. Какой у нас план? - спросил я у Рэй.

Где-то что-то двигалось, были характерные звуки и вспышки - совсем близко, за деревьями и за корпусами зданий, - где-то шла война, но нас это странным образом не касалось. Здесь было на редкость мирно, хорошо. Шаров не наблюдалось, как будто их что-то отпугивало. Оазис покоя. Если не задерживаться взглядом на бесчувственных телах.

- Видишь мусорницу? - отвлеклась Рэй от переговоров по рации. Которая с зонтом. Это микролет. А зонт - это на самом деле винт. Маскировочка - блеск, правда?

И сама мусорница, и растущий из ее утробы полосатый парковый зонт были ненормально большого размера. Как же я сразу не обратил на это внимание?

- С той стороны холма - еще один микролет, - добавила она. - Нам только до Райских Кущ дотянуть, а там есть где укрыться.

- Тогда чего мы стоим? - изумился я. - Ох, чую, уже летит воронье...

- Восстанови дыхание, - сказала она, - отряхни крылья. Генератор блок-поля пока работает, волна не вскрыта. Машинка спрятана в вершине холма, залита стеклопластиком. Площадь охвата, правда, очень маленькая, вот этот прелестный лужок, и все... - Прижав шлемофоны к ушам, она внимательно слушала. - Ты прости, милый, у них такие дела творятся.

Старик склонился над Василием, потом присел на корточки, жестом спирита наложив широченные ладони на биопластырь, и спросил:

- Ну, как ты?

- Он из-под капельницы сбежал, - наябедничал я. - Все склянки перебил.

- В склянках не было лекарств, - сказал врач, не двигаясь. - Обман, плацебо, лишь бы Скребутан не нервничал. Сильно чешется?

- Устал, - всхлипнул Василий.

- Не дури, - сказал старик. Он повернул ко мне голову и вдруг улыбнулся:

- Кстати, у меня есть ответ для вашего японца Иссы. И для вас самого тоже. Вы не против?

- Против - значит контра, - сказал я.

Он с чувством прочитал:

Может мелкое

породить великое.

Как Фудзи - стихи...

Врач, он же поэт. И вдобавок хороший психолог. Я состроил зверскую рожу:

- В каком смысле? Это по поводу литературного творчества? Намек на чье, собственно, творчество? Где моя шпага?! Или это у вас мания литературного величия?

Он засмеялся:

- Просто шутка. О бесполезности сравнений в описании Божественного.

Умело спрятав тревогу, он посмотрел на лежащего перед ним пациента.

- У тебя есть и другие стихи! - выгнул спину, выкрикнул Василий. "Стать богоравным, оставаясь во плоти - безумье души..." Это ведь ты написал! Оставаться во плоти, Володя, это безумье души! Хватит с меня, Володя!

- От твоей души что-нибудь зависит? - мягко спросил Владимир Гончар. Хотя бы механизм регенерации?

- Разрешите мне, - сказал я. - Врежу, как богочеловек богочеловеку. Струсил быть Богом, адъюнкт? Но ведь кто-то должен Им быть, кто-то должен это делать?

Больной затих лишь на мгновение; он произнес тусклым голосом и совсем не то, что я ожидал:

- Теперь это ваш вопрос, Максим. Зря смеетесь.

И наконец я рассердился. Я крутанулся и злобно спросил у Рэй:

- Твой Покойник, надеюсь, знает, где искать третью Букву?

Как выяснилось, она уже закончила общаться со своим Центром Управления. Лицо у нее было страшным, изменившимся, закаменевшим.

- Никогда не спрашивала, - ровно ответила она.

Василий хотел было что-то ответить; я жестом остановил его и обнял Рэй за плечи:

- С кем ты говорила, девочка?

- Стас не выдержал и приказал всё отключить. Периметр пал.

- Что стряслось?

- Зеленые галстуки берут наших в заложники, а потом бросают их на ограждение. Новая тактика.

- Вы хорошо спрятали Буквы? - спросил Василий.

- Не скажу, - рявкнул я.

- Подлецы, - простонала Рэй, уткнувшись мне в грудь. - Есть же подлецы...

- Уходим, - известил я общество, быстро оглядев всех.

Калека приподнялся - Гончар помог ему не упасть. Я посмотрел в небо и с отчаянием подумал: как же дорого обошлась святым местам попытка убедить Жилова в том, что он - Избранный! Не пора ли тебе, Жилов, собраться с духом и составить Слово - эта невысказанная мольба горела в глазах друзей... Но имею ли я право? Даже если и есть у меня пресловутая "третья буква", даже если и догадался я, что сие означает...

Поганая мысль пришла мне в голову, вытеснив все прочие, и тогда я сорвал со своей спины рюкзачок:

- Где тут включается эта чертова рация?

- Зачем? - спросила Рэй.

- В Академии работает такой Анджей Пшеховски, ты его сегодня видела...

- Его бросили на ограду, - сразу ответила она. - Одним из первых.

Очевидно, с моим лицом тоже что-то происходит, потому что Рэй берет мои щеки в ладони, накрывает мои губы пальцем и шепчет:

- Ну что ты, Максюша, что ты...

Девочка все понимает, надо же. Мне нестерпимо хочется самому пойти к ограде - не спеша, не скрываясь. И чтобы было видно, где я шел. Так написано, кажется, у Томаса Мэлори: "Видно было, где он шел". Хорошо написано, кровью, а не слюной...

- Я никуда не полечу, - объявляет Василий. - Простите меня, товарищи. Вы только не теряйте времени, до фикуса я и сам доползу.

Рэй неотрывно смотрит мне в глаза.

- Моя любовь седа, глуха, слепа и безобразна, - произносит она с непривычной скованностью. - Помнишь? Оказывается, это про тебя... вернее, про нас... - Она отводит взгляд. - В случае чего встречаемся на взморье, договорились? На том же месте.

Встав на цыпочки, она целует меня. А потом рывком снимает с меня шлем...

Вот и договорились, успеваю подумать я. Я также успеваю схватить и сжать предательские девичьи руки - Рэй вскрикивает от боли, - однако чернота накатывает стремительно, в переносице раскручивается космическая спираль, небо опрокидывается, и ангелы бережно подхватывают меня, опускают на землю, и густая субстанция, бывшая когда-то мускулистым атлетом Жиловым, растекается по аллее, и нежный голос лихорадочно объясняет происходящее:

- Ничего плохого с твоим Анджеем не сделают, вылечат и выпустят, а тебя вообще не тронут, ты же у нас без шлема, турист рафинированный, это совершенно безопасно, и нашлепку хозчасти - смотри, вот нашлепка, нету ее. А мстить - это непрофессионально и даже грех. И вообще, ты слишком ценный, чтобы тобой рисковать, пропадет ведь всё... подвиг многих людей, которых ты совсем не знаешь... ох, не знаю, простишь ли ты меня...