Ирина Белояр - Уайтбол Страница 89

Человек без тени протянул двойнику сверток.

— Ого. Сколько там?

— Сколько нужно.

— Нынче, между прочим, половина — моя.

— Ваши дела.

— А чего это мы в дурном расположении духа?

— Где найти хантера?

— Так я тебе и сказал.

— Хорошо, сам найду, — скиталец развернулся и пошел прочь.

— Ты куда, Одиссей? — провыл ему в след двойник.

Улисс остановился.

— Слушай внимательно. Меня ловят. Не болтайся рядом и не разгуливай с моим лицом.

— Погони! Романтика! Обожаю!..

Кретин. Ненавижу пернатых…

Человек без тени вспомнил карту Подмосковья и шагнул в Солнечногорск.

Оставалось еще одно дело. Последнее.

— Последнее на фиг никому не нужное дело, — уточнил Фигляр. — И что потом?

— А вы как думаете? — равнодушно спросил Резонер. — Когда машина выполнила поставленные задачи, что с ней делают? Правильно: выключают.

Солнечный — берлога перерожденного, о котором ничего неизвестно. Из-за него скитальцу то и дело снились кошмары — настолько иррациональные, что содержание снов под утро невозможно было вспомнить. Четко ощущалось лишь одно: присутствие солнечногорского монстра. А Провидец, как всегда, талдычил про «колпак», и что, мол, «снаружи не видно»…

— Ну и на хрен тебе это чудовище? — сварливо поинтересовалось Эго.

— От ночных кошмаров избавиться, — буркнул скиталец.

— Ага. Сделать их дневными. Мало у тебя кошмаров в шагреневой стае.

— Пути уайтбола неисповедимы, — изрек Резонер. — И мотивы — тоже. Оставьте человека в покое.

…Пару лет назад белый мяч возник в пригороде Солнечногорска, поблизости от конноспортивной базы. Человек двадцать находившихся там конюхов и спортсменов невольно оказались в зоне действия уайтбол. Что с ними стало, и кому из них перепал презент сумасшедшего мяча — только уайтбол и знает. Из Солнечного поползли слухи о различных проявлениях массового психоза у местных жителей.

Тамошний мяч давно издох — все они, кроме самого первого, зеленцовского, дольше года не живут. Издох, а слухи продолжают ползти…

…В один прекрасный день, на Питерском шоссе, обычная для утренних часов пробка вдруг неожиданно рассосалась сама собой. Никто из водителей не понял, как это произошло. Просто в течение минуты ситуация резко изменилась, стало возможно ехать.

А на следующее утро — лавина звонков в милицию, о пропавших людях…

Шоссе перегородили, отправили автомобильный поток объездными путями. Электрички отменили. Но за это время в районе Солнечного успела пропасть еще куча народу.

Опергруппа, отправившаяся разбираться с ситуацией, исчезла тоже.

…Немыслимый перерожденный перемещается на сравнительно небольшой территории, не выдвигаясь за пределы района. И другие жители района перестали выдвигаться за его пределы. Контакты с Москвой полностью прекратились. Нынче весь городок — закрытая зона. Остается только гадать, каким образом из Солнечногорска просачиваются слухи.

Скиталец, озираясь, бродил по улицам Солнечного. Вокруг ничего эдакого не происходило — и потому происходящее казалось абсурдным. Люди спокойно шли кто куда: в магазин, в офис, в кино. Все эти заведения каким-то непостижимым образом работали — без снабжения, без контактов с внешним миром. Вещь в себе.

Люди не производили впечатления сумасшедших, разве что слегка заторможенных. Улисс остановил парня, бредущего по улице с банкой пива:

— Который час?

— Пять, — не задумываясь, ответил парень и только потом полез в карман за часами. — Нет, шесть. Десять минут седьмого, — поправился он.

Человек без тени отошел на несколько шагов, посмотрел на свои часы.

Все-таки — пять.

Остановил худенькую женщину с огромной сумкой в руке:

— Как пройти к Нотр-Дам?

— Так это ж не у нас, — сходу отреагировала женщина.

— А где?

Она задумалась, глаза стали растерянными:

— Нет, вру… у нас. А мне почему-то казалось — в Париже…

Следующий прохожий без запинки ответил, что на дворе две тысячи девяностый год. Потом согласился на две тысячи девятый.

Еще одному скиталец без труда внушил, что метро изобрели два месяца назад, другому — что вождя мирового пролетариата звали Христофор Колумб, третьему — что Земля имеет форму диска.

— Маэстро! Может, весь город — одна сплошная лакуна?

— В Солнечногорске нет лакун. Ни больших, ни маленьких, — уверенно ответил Провидец. Помолчал с минуту и добавил:

— И не было. Ни до мяча, ни после.

Однако. Похоже, психика жителей Солнечного чиста от каких бы то ни было осознанных установок. Люди помнят истину, но совершенно не могут противостоять дезинформации, если она выдана уверенным тоном. Спокойно реагируют на любой бред, не удивляются, безропотно вступают в беседу на самые неожиданные темы… Будто их тут кто-то зомбирует по десять раз на дню, давно смирились.

Или — привыкли к постоянной смене реальностей. Им уже все равно. Мы еще трепыхаемся, пытаемся внушить себе, что мир относительно стабилен… А они расслабились и просто живут. «Хлеб наш насущный дай нам на сей день. На завтрашний — завтра и попросим. Если доживем…» Что-то в этом есть. Почему у других так не получается? Все равно ведь ничего изменить нельзя, хоть нервы сэкономить…

Улисс придержал за локоть очередную встречную даму:

— Не подскажете, как добраться на конноспортивную базу?

Дама пришла в ужас:

— Вы с ума сошли! Там же…

— Что там?

Она резко выдернула руку и бросилась вперед чуть ли не бегом, пару раз испуганно оглянувшись на скитальца.

Вот она, болевая точка. А то уже казалось — их ничем не проймешь.

…Еще один прохожий перепугался и ничего не ответил. И еще один… Ищите, да обрящете.

В конце концов, повезло. Изрядно подвыпивший, оттого бесстрашный и не слишком закомплексованный дядька изучающе глядел на скитальца минуты три, потом выдал:

— Две улицы налево — тебе не туда. Тебе — улица направо, по ней до шоссе. Дальше по шоссе. Там указатель будет, поворот к базе, вот туда и поворачивай… А что тебе понадобилось у Зеленых?

— У кого?..

— У Зеленых, — с нажимом повторил дядька.

— Это Гринпис, что ли? — растерялся человек без тени.

— Гринпис. И Юнеско. И — общество защиты сексуальных меньшинств. Ты с Луны свалился?

— Поближе. Из Москвы.

— А в Москве про Зеленых не знают?

— Смотря про каких.

Мужик недоуменно покачал головой:

— Какая же глушь эта ваша Москва. Во всем мире знают, а у вас — нет.