Юрий Никитин - Владыки Мегамира Страница 9

– Накорми женщину, – велел Влад.

– Да-да, – сказал Глеб торопливо. – Что с Ковальским?

– Пусть спит, – бросил Влад. – Накорми женщину!

Ковальского Глеб вытащил из тени в последний момент, когда грузились на дима. Ян был холодный как льдинка, ночное оцепенение остановило боль и нагноение. Влад прикрепил раненого к широкой спине липучками, закрепил ноги себе и Касе. Она опасливо посматривала на редкие волоски, что совсем некстати торчали из плотной брони ксеркса. Ей померещилась прыгнувшая искорка электрического заряда, пахнуло озоном, но варвар уже хлопнул зверя по массивной голове, мир качнулся, и деревья помчались навстречу. Кася забыла о странных волосках, сжалась, напоминая себе шепотом, что до спасительной Станции всего несколько часов бега через страшные джунгли. Надо перетерпеть, выжить эти часы, уцелеть.

Глеб бросал взгляды по сторонам, чаще всего нависая над Ковальским, посматривал на блестящую спину Влада. Рядом с ним сидело маленькое чудовище, такое же неподвижное, так же всматривалось в выныривающие из стены Тумана зеленые деревья, камни, сверкающие кристаллы. В низинах еще лежали на листьях блистающие шары. Самые крупные из них ксеркс обходил, опасаясь прилипнуть, мелкие быстро выпивал, секции абдомена заметно выдвигались. Два водяных шара Влад упрятал в бурдюк. Вскоре такие остановки прекратились – солнце нагрело почву, и водяные шары, похожие на исполинские жемчужины, встречаться перестали.

Воздух уже пронизывал неумолчный гвалт, треск, писк, рев, грохот. Поплыли сцепленные в пахучие цветные шары комочки цветочной пыльцы. Глеб не успел увернуться, пришлось в расплату за ротозейство долго собирать с лица налипшую сладость. В довершение ко всему сверху раздалось мощное гудение, на него бросился огромный крылатый зверь, явно обознался. Глеб не знал уж, за кого его приняли, торопливо очистился от сладкой пыльцы, лег, прижимаясь к толстым склеритам, под которыми слышал, как мощно стучит сердце, едва слышно шелестят, протискиваясь через межклеточные стенки, кровь и лимфа.

Вдруг из зарослей бросился кто-то огромный, жесткий. Глеб ощутил сильный удар по спине, скрипнула ткань комбинезона, протестующе взвизгнул Хоша, затем все стихло. Он приподнялся, огляделся. Влад сидел в той же позе, невозмутимо глядя вперед, рядом устраивался Хоша, гребень на спине медленно опадал, а короткие сяжки перестали дрожать, замерли. Кася мелко-мелко тряслась, закрыв глаза и прижимаясь к дикарю. Ее руки были обвиты вокруг его пояса. Спрашивать у нее Глеб не стал, она могла не раскрывать глаз с момента старта.

На комбинезоне на уровне лопаток обнаружил две полоски быстро высыхающей слюны. Зверь прыгнул с дерева, пытаясь вонзить жвалы, но ткань выдержала. Глеб ощутил холодок страха: а если бы хищник сжал жвалами? Руку, ногу или голову? В чем-то просчитались дизайнеры, уверяя, что окраска комбинезонов отпугнет любого зверя.

Он с завистью покосился на широкие плечи Влада. Тот в своем мире, для него нет ужаса, когда из-за каждого листа провожают глазами звери впятеро, а то и в десятки раз крупнее. Он не делает ежедневно прививки от заразных болезней, солнечной радиации, распыленных ядов – животных и растительных, не делает уколы, поддерживая водно-солевой обмен, концентрацию ионов в крови!..

ГЛАВА 5

Ксеркс бежал ровно, изредка делая остановки. Иначе, как помнил Глеб, муравьи передвигаться вообще не могут. А селекция этих варваров вряд ли смогла изменить генетическую программу поведения, вшитую намертво в ганглии.

Убаюканный мелькающими пятнами зелени, он чуть расслабил напряженные мышцы, начал вспоминать, как все просто, честно и наивно начиналось. Прошло больше ста лет после открытия принципа «вышибания лишних клеток», как окрестили бойкие журналисты, хотя на самом деле процесс был иной, куда сложнее, но все было по крайней мере предсказуемо. Глеб всегда умилялся, глядя в старых кинолентах на первопроходцев Малого Мира – так вначале называли Мегамир. С каким энтузиазмом говорили они о неисчислимых богатствах заново открываемой планеты! А сколько для уменьшившихся людей в мире насекомых мяса, зерна, редких металлов, нефти? Обещали излечение от всех болезней, анабиоз, почти бессмертие!..

Поначалу шли крохотными шажками: две тысячи тридцать девятый – первый выход в Мегамир, две тысячи сорок первый – организация научной станции, две тысячи сорок третий – выход за пределы Полигона… Но уже через пятьдесят лет из одной из станций, их насчитывалось тогда две сотни, ушла в Лес Кристина Сидорова. Не погибла в Лесу, как изредка случалось, а ушла добровольно, оставив записку. Социологи возопили, они-де давно предупреждали, что даже при самых строжайших проверках и допусках обязательно найдутся желающие… Даже удивились, когда в две тысячи сто седьмом году ушла первая организованная группа, предсказывали на шесть лет раньше.

Еще через восемь лет правительство стран передало право на строительство переходных камер частным фирмам. Конечно, обязывались держать полнейший контроль над рассеянием микролюдей, однако… Уходили парами, уходили семьями. Реже – группками. Основывали новые племена, искали пути к Правде, Истине, Богу, Мандре, Исконности, Маниту, Брахме… Выжили единицы, остальные гибли или деградировали до уровня животных. В две тысячи сто двадцатом году одна из станций установила радиосвязь с «независимым городом-государством». Через двенадцать лет – с сотым.

В Мегамире не было жесткого ограничения на количество детей: не обозначенного на бумаге, но реально существующего. В Старом Свете семья со средним достатком не в состоянии даже просто прокормить десяток детей, не говоря уже о дорогостоящей одежде, обуви и прочем. Более того, после того как развивающиеся страны окунулись в «общепризнанные ценности», они тоже перешли к системе «айн киндер», и рождаемость на планете начала неуклонно и довольно быстро падать. Из десяти миллиардов населения стало сперва девять, потом восемь, сейчас – семь, но еще неизвестно, на какой цифре процесс убывания населения стабилизируется. И стабилизируется ли вообще.

Зато в Мегамире… Когда одной ягодой земляники можно накормить целое племя, то на ягодное поле сперва смотришь с тоской: добро пропадает, и привыкаешь не скоро, когда горы мяса ходят мимо жилища, которых не нужно ни пасти, ни разводить… эх!

Но главное, что в Старом Свете все уже окаменело, все железобетонно, все идеи устоялись, а все новое воспринимается в штыки. Любая нестандартная идея выглядит как покушение на устои общества. А здесь никому ничего не нужно доказывать, оправдываться, объяснять. Просто ушел подальше в Лес, нарожал детей и с чистого листа учишь их, как жить правильно. Сравнивать им не с кем. Диссиденты исключены в принципе…