Владимир Краковский - ДЕНЬ ТВОРЕНИЯ Страница 9

Красильников выхватил у него из рук листки с верещагинским сочинением и углубился в чтение. «Ага! – воскликнул он. – Ага! Смотрите, вот еще слово «русский»! Сколько в нем «с»? Два! Значит, в первом случае была просто описка!» – «Но ведь конкурс, коллега…» -начал преподаватель, но Красильников махнул на него рукой со словами: «Мальчик прекрасно пишет эти чертовы «с», – выбежал из комнаты. «Куда же вы унесли сочинение, коллега?» – прокричал преподаватель вслед, но услышан не был.

Красильников вбежал на второй этаж и ворвался в кабинет ректора, размахивая верещагинским сочинением как флагом, белизна которого, однако, свидетельствовала не о капитуляции, а скорее наоборот. Как раз в этот момент глава университета давал какие-то важные указания стоявшей перед ним секретарше и на Красильникова поэтому посмотрел с некоторой досадой.

«Я ровно на минуту! – закричал Красильников, мчась по просторному кабинету. – Даже на секунду! Но без свидетелей, наедине, с глазу на глаз, тет-а-тет!» И, обежав стол, он припал к ректорскому уху, предварительно уцепившись в него пальцами, чтоб голова ректора не могла отпрянуть. Секретарша, женщина многоопытная, знающая, в каких случаях и с кем нужно вести себя тактично, на цыпочках вышла из кабинета; ровно через минуту оттуда выскочил и Красильников, очень довольный. Сочинением он уже не размахивал, а комкал его, стараясь засунуть в карман. Когда секретарша вернулась и кабинет, ректор по-мальчишечьи шмыгал носом, мочка уха у него светилась пурпурно, как рубин-самородок.

Я знал одного человека, который нашел драгоценный камень.

Он отправился с маленьким сыном погулять в дремучий лес. А там росло дерево с низким дуплом. Таким низким, что маленький сын сумел заглянуть в него. «Папа, – сказал он, – там что-то поблескивает». И побежал дальше. Его интересовало все окружающее, он не мог долго задерживать внимание на чем-то одном. А папе было скучновато в дремучем лесу, поэтому он, присев, заглянул в дупло без торопливости. И увидел, что там действительно что-то поблескивает. Он пытался засунуть руку, чтоб вынуть поблескивающий предмет, но вход в дупло был слишком узким для ладони взрослого человека, даже сложенной лодочкой. Тогда он снова посмотрел внутрь дупла совсем уже пристально, и сердце у него зашлось: в полумраке он разглядел зеленовато светящийся камешек с двумя золотистыми дужками по сторонам. Перстень с изумрудом! Мой знакомый взял себя в руки и огляделся: никого, только сын невдалеке чем-то там играет и полностью поглощен своим занятием. Мой знакомый подумал, что этот перстень много лет назад мог положить в дупло немецкий офицер. В этих местах шли когда-то жесточайшие продолжительные бои, – он с сыном находил немало тому свидетельств: полузаваленные окопы, автоматные гильзы и даже ржавые осколки. Бои закончились нашей победой, и крупные соединения вражеских войск сдались здесь в плен. И вот мой знакомый подумал, что, может быть, например, какой-нибудь офицерик, по происхождению барон или граф, прежде чем сдаться, спрятал в дупло фамильный перстень баснословной ценности, надеясь вернуться сюда после войны туристом, якобы для прогулки по памятным местам, и забрать перстень обратно.

А что? Такое вполне могло быть. Наверняка даже бывало и не один раз. Некоторым удалось забрать свои перстни, а кое-кто и не смог: или не пустили в Россию, или не нашел дерево. Искал, искал, а дерева нет – то ли не в том лесу искал, то ли спилили для перевыполнения плана по заготовке древесины.

Мой знакомый признался, что когда с бьющимся сердцем пытался просунуть в дупло сложенную лодочкой кисть и не мог, то хотел было кликнуть сына, ладошка которого, конечно, пролезла бы, уже даже рот открыл, но вдруг осекся, спохватился, не кликнул, жадно вдруг как-то задрожал над этой драгоценной находкой, не захотелось ему ни с кем ею делиться, – ни сын чтоб о ней не узнал, ни жена, – вот такая внезапная алчность вдруг овладела им: чтоб одному ему принадлежала эта найденная баснословная драгоценность. На таком чувстве поймал себя.

Видно, у него в голове уже роились какие-то планы использования найденного для собственного эгоистического блага. Он так и сказал мне «видно, роились», то есть сам толком не знал, роились ли, но факт, что роились, раз не захотел делиться находкой даже с членами семьи.

Он поискал прутик, надломил его посередине, получилось что-то вроде пинцета, им он ухватил находку и вынул.

Оказалось, это голова жука-рогача. Туловище его истлело, а голова в хитиновом панцире, с двумя полукружиями рогов, отвалилась и поблескивала.

Так что вовсе и не драгоценный камень нашел мой знакомый.

А с другим моим приятелем случилась еще более странная история.

Он спал ночью и вдруг проснулся. Включил свет, чтоб ходить куда хочется, и вдруг видит: прямо над ним висит в воздухе пушинка, медленно спускается ему на лицо. Он поймал ее и рассмотрел – маленькое такое семечко на парашютике, как у одуванчика, только у одуванчика парашютик белый, а тут прекраснейшей расцветки- все цвета радуги, чудо просто, и форма странная, изумительная.

Взял мой приятель с прикроватной тумбочки спичечный коробок, – перед сном он любил покурить, так что спички всегда там лежали, – спрятал в него семечко с разноцветным парашютиком и пошел куда хотел. А утром проснулся, рассмотрел странный парашютик при дневном свете и решил, что это ему какой-то высший знак, то есть знамение, кто-то сделал. Спрятал он этот высший знак обратно в коробок, а спички оттуда высыпал, чтоб спичечная сера какого-нибудь вреда не нанесла растению, и решил, что не сегодня завтра наберет хорошей земли и посадит это удивительное семечко. Интересно, что прорастет.

Дня через три примерно купил мой приятель маленький горшочек, набрал в него жирного чернозему и – к спичечному коробку. А того нет. Он весь дом перерыл – нигде. Тут как раз приходит к нему одна приятельница, которая иногда в его холостяцкой квартире порядок наводила. «Что ищешь?» – спрашивает. Он объяснил: спичечный коробок. А она: «Я его выкинула. Он же пустой был. Женщине – раз не тяжелый, значит, пустой. Он на нее покричал, но что толку? Тем и закончилось дело.

А через некоторое время рассказывает знакомому ботанику: такой, дескать, и такой парашютик, всеми цветами радуги переливается. А ботаник ему: «Могу, – говорит, – заявить вполне авторитетно, что такое растение на земном шаре не зарегистрировано».

Мой приятель до сих пор убивается. «А вдруг, – говорит, – это было нечто сверхъестественное. Может, это мое счастье в спичечном коробке пропало! В помойное ведро брошено. У, женщины! От них все зло!»