Александр Беляев - Чудесное око Страница 9

— Хургес был предусмотрительнее. Что такое ящик? Пароход может затонуть на огромной глубине, и тогда давление воды расплющит ящик и бумаги погибнут. Нет, Хургес поступил иначе. Он выгравировал все цифры, формулы, схемы и краткие пояснения на тонких металлических пластинках, сложил пластинки и края их запаял. Прекрасно придумано! — Кар сухо рассмеялся. — Если бы такой «портфель» затонул даже на десяти тысячах метров глубины, с ним всё равно ничего бы не случилось.

— Несчастный Бласко! Значит, ты погиб… До сегодняшнего дня у меня ещё были надежды, — уже другим тоном продолжал Кар после паузы. — Теперь этой надежды больше нет. Ошибка, горькая ошибка!

— Но в чём же его ошибка? — спросил Азорес.

— А в том, что он не оставил мне копии.

— Разве вы без него не в состоянии соорудить «пушку»?

Лицо Кара выразило страдание.

— Что такое я? — простонал Кар. — Я был только руками Бласко, и Бласко очень хвалил эти руки. — Кар посмотрел на свои руки, поросшие рыжими волосами. — Ну, допустим, я видел, как строился аппарат, своими руками его делал. Но… Вы не знаете, какая это сложная вещь! По формулам и схемам я мог бы сделать, а формулы лежат теперь на дне океана… Не захотел оставить копию, вот и ошибка. Естественно, это было опасно. Жуан сидит вот… Шпики могли заинтересоваться и его братом, хотя бы и покойным, могли заглянуть сюда…

— Однако что же написал Хургес в своём шифрованном письме?

— Сейчас прочтём. Хотя я наперёд, почти наверняка, могу сказать, что он написал.

Кар приподнялся, отворил большой шкаф и из кучи всяких электротехнических материалов и старых деталей вынул тонкую алюминиевую пластинку такого же формата, как и письмо. На пластинке были вырезаны в разных местах четырёхугольные отверстия величиной с литеру печатной машинки. Кар наложил пластинку на письмо и прочёл:

— «В случае моей смерти известите S3R».

— Что это обозначает? — спросил Азорес.

— Дорогой Бласко! Узнаю тебя. Даже в шифре ты прибегнул к формуле, — с мягкой грустью промолвил Кар, словно разговаривая с покойным другом. Обращаясь к Азоресу, он спросил: — Разве вы не догадываетесь? Эс-три-эр. Это СССР. Сообщить правительству СССР о том, что в глубине Атлантического океана хранится сокровище, предназначенное для Советского Союза. Но выдаст ли теперь океан свою тайну? — спросил Кар, обращаясь к Азоресу. — Если я не ошибаюсь, «Левиафан» затонул где-то около Азорских островов. «Портфель» Бласко Хургеса лежит на глубине двух-трёх тысяч метров. Разве можно спуститься на такую глубину? Правда, чтобы найти «портфель», не нужно поднимать пароход. Бласко был предусмотрителен, — я уже говорил об этом. Он собирался прикрепить дощечку к якорной цепи. И всё-таки это мало облегчает задачу. Водолаз не может опуститься глубже, чем на триста метров, и я боюсь, что тайна Хургеса погибла навсегда.

— Ну, это ещё рано предрешать, — ответил Азорес. — Я, во всяком случае, исполню последнюю волю великого учёного и извещу Советское правительство обо всём, что знаю. Пусть решают, что делать. Благодарю вас, мистер Кар…

— Товарищ Кар, — с мягким упрёком поправил Азореса Кар.

— Товарищ Кар… Благодарю вас и разрешите проститься.

— Нет, обождите, — живо возразил Кар. — Вы догадываетесь, как мне дорого это дело. И потом… Ведь я могу быть и полезен. Мне хотелось бы, чтобы вы, товарищ Азорес, ставили меня в известность о дальнейшей судьбе этого дела.

— Ставить в известность — это не легко, — смеясь, ответил Азорес. — Вы, конечно, понимаете, что о таких вещах писать нельзя.

— Зачем писать?! Можно поступить иначе. Мы будем говорить. И говорить так, что ни один человек нас не поймёт. — Кар снова засмеялся. — Это также одно из последних открытий Хургеса. Не такое важное, как «пушка», но всё же интересное. Он подарил, его мне перед отъездом. Коротковолновая радиостанция. Для неё необходима энергия в десятые доли ватта — меньше, чем для батареи карманного электрического фонарика. Антенна — пять сантиметров, дальность действия неограниченна. Главное же — острая направленность гарантирует тайну передач. Вот этот прибор следит за направлением луча. Мельчайшие отклонения регистрируются и тотчас автоматически устраняются. Как вам нравится? — Кар снова засмеялся и потёр руки. — Я дам вам одну приёмно-передаточную радиостанцию. Или нет… Я дам вам схему и кое-какие пояснения на двух страничках записной книжки. В СССР, конечно, имеются опытные радисты?

— Разумеется.

— Так вот, мы будем разговаривать. Вручаю вам свой подарок. — Кар вынул из письменного стола бумагу, быстро набросал схему, пояснения к ней и всё это передал Азоресу.

— Так вот, мы будем разговаривать и даже… видеться, если захотим. Да, да, по телевизору. В полдень по местному времени я буду ловить волну. До свидания.

Они расстались друзьями.

Азорес почти бежал по тротуару, не чувствуя под собой ног. Его охватила бурная радость. Он не видел ни пустых магазинов, ни опрокинутых автомобилей и трамваев. Что ему до этих картин умирающего Старого Света! Скорее в отель и оттуда — в порт.

СУДЬБА ЭКСПЕДИЦИИ РЕШАЕТСЯ

В Москве Азорес доложил всё специальной комиссии. На заседание были приглашены специалисты.

— Ваше мнение? — обратился председатель к академику Тоффелю.

Седой, высокий, полный, румяный академик поднялся и негромко произнёс:

— Во всём мире ведётся упорная атака, точнее — правильная осада, твердынь атомного ядра. Люди работают, не жалея труда, средств, энергии, и понятно почему. Если удастся оседлать атомную энергию, то последствия будут чрезвычайные. Мы теперь даже не можем представить, каким станет мир, когда в наших руках окажется эта подлинно космическая сила. Со времён, когда люди стали изобретать, ни одно изобретение, ни одно открытие — ни пар, ни электричество, ни радио — ничто не может сравниться с этим. Атомные двигатели совершат полный переворот в технике, в быту. Мы станем неизмеримо сильнее и богаче. Взять хотя бы нашу единую высоковольтную сеть. Она стоила нам миллиарды, и её эксплуатация стоит миллионы, десятки миллионов. Провода, опоры, кабели, дорогие, громоздкие динамо-машины, турбины — всё это станет ненужным или почти ненужным. Мы сбережём наше топливо: уголь, нефть, лес. Они уже не будут топливом. Они будут только исходным сырьём для химической переработки в высокоценные продукты. Древесина пойдёт только на выделку бумаги, штучного шёлка, сахара и других продуктов и товаров. Одно лишь это спасение угля, нефти, леса от варварского истребления в топках обещает миллиардные сбережения.