Андрей Уланов - Найденный мир Страница 9

– Но так мы могли бы застолбить за собой побережье восточного массива, – возразил молчавший дотоле мичман Золотов. – Или, вернее сказать, материка?

– Мне тоже представляется, что материка, – кивнул Колчак, – но пока мы этого не знаем. До сих пор мне казалось, что география Нового Света в общих чертах повторяет географию Старого: острова Николая Второго являются отражением Алеутской гряды, восточный массив находится в целом на месте Американского континента… но западный является для меня полной загадкой.

– Это очень интересная мысль, – внезапно вмешался в разговор Мушкетов. Обручев с интересом глянул на своего помощника: обычно тот не высказывал собственного мнения, не обсудив предварительно со старшим коллегой. – Я даже могу высказать предположение…

– Да? – подбодрил его капитан.

– Западная земля похожа на вулканическую гряду. – Молодой геолог смешался. – Наподобие Японских островов… Такие острова могут в геологическом плане очень быстро подниматься с морского дна… и так же быстро тонуть. Так что…

Он беспомощно развел руками.

Колчак обвел кают-компанию острым, пристальным взглядом. Воцарилось молчание.

– Как я вижу, всем нам в ходе экспедиции приходила в головы одна и та же мысль. И каждый из нас оставил ее при себе, чтобы не прослыть безумцем. Что ж, я выскажу ее. Можно предположить, что так называемый Новый Свет – суть не что иное, как прошлое Старого Света, и линия Разлома не разделяет, а, наоборот, соединяет настоящее с былым. Пока что все увиденное нами только укрепляет меня в этой мысли. Доисторические животные, населяющие море и острова, изменившаяся длительность суток, география, сходная с современной в общих чертах, но радикально отличная в мелочах, причудливое звездное небо… Владимир Афанасьевич, что-нибудь из замеченного вами противоречит этой гипотезе?

Обручев покачал головой.

– Господа? – Колчак обвел взглядом остальных ученых. – Нет? В таком случае я с некоторым трепетом задам следующий вопрос: насколько глубоко в прошлое мы перенеслись?

Геолог тяжело пожал плечами:

– Трудно сказать. Мезозойская эра, меловой период… точнее можно будет выяснить, лишь собрав достаточное количество образцов.

Капитан поджал губы:

– Я предполагал, что вы назовете число. Не жду, что это будет год, но хотя бы… сто тысяч лет? Двести? Миллион?

Обручев пожал плечами снова:

– Мы не знаем. У современной науки нет инструмента, позволяющего измерять геологические промежутки времени. Мы говорим: эра, эпоха, период… но имеем лишь отдаленное понятие о том, сколько они продолжались. Во всяком случае, если мы находимся в меловом периоде, то речь идет о десятках миллионов лет. Тридцать, возможно, пятьдесят… – Он глянул зачем-то на морские часы, отмерявшие запредельное теперь время Старого Света. – Это очень долгий срок. Очень.

– Пятьдесят миллионов лет, – повторил за геологом Бутлеров. – И в будущем кто-то бродит по нашим могилам…

– Ат-ставить! – взорвался Колчак. – Или вы забыли, как «Манджур» плыл в Новый Свет? Теперь мы в таком же настоящем, в каком были во Владивостоке или Петропавловске-Камчатском.

Он перевел дух.

– Дискуссию – отменяем. Если ни у кого больше нет предложений, завтра утром «Манджур» снимается с якоря. Идем на юго-запад, вдоль берега. Западный массив считать архипелагом или островом. Нарекаю его… Землей Эдуарда Толля.

Обручев усмехнулся в бороду. Предположение, сделанное неделю тому назад у новооткрытых островов, подтверждалось блистательно.

Дверь распахнулась. В кают-компанию просунулась голова вестового.

– Ваш-сок-бродь! – начал матрос, запнулся, сглотнул. – Просят!.. Там!..

На скулах у Колчака заходили желваки. Даже отменно штатскому Обручеву понятно было, что так обращаться к капитану можно только с изрядного подпития. Либо в полном расстройстве чувств.

– Там черти воют! – выпалил вестовой визгливо и, размашисто перекрестившись, скрылся.

– Да что за!.. – пробормотал капитан, поднимаясь на ноги. – А ну-ка, господа, марш на палубу. Николая Лаврентьевича я за таких вестовых самого заставлю чертей ловить вершой. И пока не поймает – на борт ни ногой.

– Владимир Афанасьевич, – вполголоса признался Мушкетов, пока оба геолога поднимались на палубу вслед за шумной толпой офицеров, на удивление схожих с кучкой студиозусов, – я, признаться, почти ожидаю увидеть бесов на реях. Если можно выловить из моря ископаемых аммонитов и подстрелить ихтиорниса, то почему не чертей?

Обручев пожал плечами.

– Не могу вас винить, – ответил он. – Последние события серьезно подорвали наше природное чувство вероятного. Но не забывайте, что мы прежде всего ученые. Все, что случалось с нами до сих пор, противоестественно и тем более интересно для изучения. Бесы, с другой стороны, – явления сверхъестественные. Наука ими не занимается, иначе это плохая наука.

На палубе было сумрачно. Солнце почти закатилось, лишь узкая нить огня из-под окоема подсвечивала набегающие с севера пурпурные и синие тучи. Берег темной громадой выпирал в бледную тень Зарева.

– Ну, и где ваши черти, Николай Лаврентьевич? – раздраженно поинтересовался Колчак у вахтенного офицера.

– Слушайте!.. – выдохнул тот.

Геолог заметил, что офицер бледнее бумаги. Он прислушался. И тогда с берега прилетел, разносясь над водой, воистину бесовский вой.

Словно библейский великан взялся сыграть на тромбоне: где-то вдалеке выводила протяжные рулады доисторическая тварь. И, будто псы, подхватили ее крик другие. От этих звуков, едва слышимых сквозь плеск волн и гул ветра в снастях, вставали дыбом волосы. Дьявольский хор не умолкал, пронизывая до костей. Так могли бы выть грешные души, оплакивая вечное свое проклятие.

– Что за… – выдохнул Никольский, беспомощно крестясь.

Солнце скрылось совсем. Погас отблеск на волнах. И в тот же миг сатанинский концерт оборвался. На палубе стало очень тихо.

– А к вам, Александр Михайлович, – Колчак порывисто обернулся к зоологу, – у меня будет особая просьба. Вот этих вот певучих… бесов… по возможности, живьем брать. Посмотрим, как станут они петь… в зверинце.

Обручев ожидал, что вечерняя несуразица с поющими бесами ничем не закончится. Вышло, однако, иначе. Геолога разбудил шум на палубе. Топотали сапоги, кто-то неразборчиво орал, и пронзительно выл уже знакомый адский тромбон. Рассудив, что в таком пандемониуме выспаться все равно не удастся, а на корабле творится нечто любопытное, Обручев наскоро оделся и вышел из каюты.

Шум накрыл его с головой. Мимо по коридору (геолог знал, что, скорее всего, по морскому обыкновению, проход между переборками носил особенное имя, но никак не собрался его выяснить) пробежал, на бегу крестясь, расхристанный матрос.