Лилия Баимбетова - Планета-мечта Страница 9

— Лиэ. Самое начало.

Самое начало лета. И ветер. Люблю ветер, честно говоря. Это Тэй приучил меня, и с тех пор я забыла многое, но так и не забыла какая медленная дрожь идет по телу, когда, запрокидывая голову, ты ловишь в объятия ветер. А здесь, на поле космодрома, места для того, чтобы ветру разыграться, было предостаточно. Он метался вокруг нас, лохматил мои волосы, налетал то с одной, то с другой стороны. Тэй, я помню, считал его живым, и сейчас, в самые первые часы своего возвращения, я подумала, что да, что Тэй был прав. Странно, что я никогда не замечала этого раньше, на других планетах. Да и здесь поняла — только сейчас.

Мы обогнули здание миссии и прошли по траве. Метелки ковылей колыхались у моих колен. Я читала или слышала, не помню, что здесь почти все растения завезены с Земли, а местных видов почти и не осталось. Пахло травой просто невыносимо. Странно, что запахи так обостряются и в жару и в дождь; экстремальные точки погоды…. Вдыхая этот запах, я подумала мельком о том, что, может, именно так Земля и выглядит, такие же ковыли в степи, такие же жаркое белесоватое небо, такой же ветер мечется в траве, словно охотник, загоняющий дичь. До безумия пахло полынью. День был так безоблачно ясен и жарок, что казался почти нереальным.

А потом неожиданно, прямо из степной травы начался Торже, и я перестала думать о Земле. Узкая улочка была похожа на деревенскую: низкие выбеленные дома с палисадниками, заборы. По пыльной дороге важно расхаживали местные утки, оранжевые утята купались в пыли. Заборы были старые, кое-где совсем потемневшие, встречались, правда, и новые, свежевыкрашенные. У калиток стояли некрашеные скамейки; у одного дома лежал плуг. По обочинам вдоль заборов росла не вытоптанная трава, чем-то похожая на ту, что на Веге (и на Земле, кажется) иногда зовут гусиными лапками, но эта была сиреневатого оттенка — какая-то местная разновидность. Названия здешних растений я не знаю, разве что только съедобных. В траве играли дети, совсем маленькие, едва ли старше двух-трех лет; они ползали на коленках за одним крайне замученным утенком и хватали его в руки, заставляя идти к забору. Утенок вырывался, но молча, наверное, голос потерял от страха. Кун усмехнулся, глядя на них, и я решила, что он не любит детей. На перекрестке мы свернули.

Кун ничего не говорил, я тоже молчала, но ничего напряженного в нашем молчании не было. Шли мы, не торопясь. Степные запахи остались позади, ветер тоже отстал. Я шла, гадая, за каким чертом Кун вытащил меня на эту прогулку. Свидание с Торже у меня тоже все как-то не складывалось, я и была-то здесь один раз, и если Альверден мне запомнился, то этот невыразительный степной городок совершенно не сохранился в моей памяти.

Мы еще раз свернули. На улицах почти никого не было: самый разгар дня. Единственное, что я подметила интересного, это то, что здание ратуши было видно отовсюду. Оно нависало над городом и порождало не самые приятные ощущения. Я подумала даже, нет ли там привидений или еще какой-нибудь нечисти. Но это было так, просто глупость. По-моему, здесь вообще нет нечисти в обычном смысле этого слова. Даже сказок об этом не рассказывают, а уж здешних сказок я наслушалась предостаточно. Все они основаны на реальности. Впрочем, это везде так, не все просто осознают это. Даже все эти змеи-горынычи и им подобные, все они появляются из мифов, а мифы — это, в общем-то, реальность. Во всяком случае, это не продукт фантазии, просто способ восприятия реальности. Но о привидениях здесь никто не рассказывает. Ни о привидениях, ни об оживших мертвецах. Странно, я сейчас только об этом подумала и не слышала, чтобы об этом задумывались наши этнографы: похоже, проблема послесмертия здесь никого не волнуют. Иначе бы хоть какие-нибудь привидения здесь бы были. А ведь даже вороны смертны.

— Хороший городок, — сказал вдруг Кун.

— Да-а.

Он еще больше замедлил шаг и пошел рядом со мной.

— Я ведь вырос в таком городке. Вот хожу здесь и как будто домой вернулся.

Голос у него был мечтательный. Я удивилась.

— Я думала, вы веганец.

Он усмехнулся.

— Нет, я с Рио-то.

— А-а….

— Н-да. Знаете, о чем я думаю, когда вот так хожу? Зачем они улетали? Все эти старые колонии…. Представляете, их ведь всего-то пятьдесят миллионов или около того. Население одного веганского среднего города. Где-то на краю вселенной. Ведь дошло до того, что мы их второй раз открыли. Превратились в какой-то отсталый народец на отсталой планетке, которую даже колонизировать второй раз не будут. И не законсервируют, кстати сказать. Мы же уже работаем здесь в открытую. Значит, историкам на нее плевать.

— Может быть, — сказала я сухо. Мне консервация Алатороа даже в страшном сне не могла присниться. Спасибо, я уже поработала тайно на И-16, мне на всю жизнь хватило. Из-за таких вот операций нас и не любят, я думаю. Трудно нормально относиться к человеку, которому приходилось выдавать себя черт знает за кого, который умеет лгать всем без исключения.

Мы приближались, похоже, к центру города. Дома стали побольше, кое-где возле домов цвела сирень, точно такая же, какая растет на Веге.

Женщина в синем платье развешивала белье у себя во дворе. Она была средних лет, полная, голова ее была повязана пестрым платком. Оторвав взгляд от белья, она поздоровалась с Куном, называя его по имени. Кун подошел к забору и, взявшись за него обеими руками, спросил, началась ли уже ярмарка, а женщина ответила, что нет, но начнется на будущей неделе, а потом, глядя на меня поверх плеча Куна круглыми серыми глазами, сказала:

— Это вы и есть Посланница? Знаете, князь-северянин приехал на ярмарку. Наш градоправитель заключил с ними союз пять лет назад, а то уж больно степные охотники нам докучали, княжна Севера. Но теперь у нас с ними мир….

Я подошла ближе.

— Так Тэй приехал в Торже? — спросила я.

— Да, и не один. Я их видела вчера на базарной площади, да и сейчас они, наверное, там, они закупают лошадей, а коневоды приезжают как раз в полдень.

— Как пройти на базарную площадь? — спросила я быстро.

— Прямо идите, там увидите.

— Спасибо, — крикнула я, потащив Куна за руку от забора.

Он послушно шел за мной.

— Как она вас назвала? — спросил он, когда мы немного отошли.

— А, это…. Князь северных торонов сделал меня своей названной сестрой. Они вообще любят заключать братские союзы, и между собой, и с представителями других народов. Такое родство у них почитается больше, чем кровное.

— Странно, что она вас узнала.

— Так Барнс, наверное, растрепал уже всем, что я и есть та самая девочка, которая здесь терялась. Вот до местных тоже докатилось.