Анатолий Горло - Аве, Цезарь Страница 9

В трубке послышался приятный бархатный баритон:

- Господин Фоббс?

- Да, Фоббс у телефона, - неестественно бодрым голосом ответил тот и даже улыбнулся, словно собеседник мог его видеть. - С кем имею честь?

- Говорит Цезарь, - представился баритон. - Надеюсь, вам известно мое имя?

- Ну как же! - воскликнул Фоббс. - Столько наслышан!

- Вы получили мою визитную карточку? Час назад я оставил ее на ступеньках вашего управления.

- Да, благодарю вас, - продолжал паясничать Фоббс, и его лысина покрылась крупным бисером пота, - вы проявили большую любезность, и я, право, даже не знаю...

- Пока счет два - ноль в мою пользу, господин Фоббс, - не без гордости напомнил баритон. - Любопытно, какие у вас прогнозы на сегодняшний тус-шр? Хочется верить, что Площадь Воркующих Голубей будет подготовлена для встречи с моей сиятельной особой более тщательно, чем в прошлый раз?

Лысина Фоббса сверкала от пота, он с трудом сдерживал волнение:

- О да, мой Цезарь, мы устроим вам сердечную встречу!.. Единственное, что нас несколько смущает, это полное неведение, в котором мы пребываем, что касается места и времени вашего явления народу!.. Дорогой Цезарь, не могли бы вы хоть намеком...

- Старый плешивый хрыч! - оборвал его Цезарь, и лысина Фоббса стала стремительно багроветь. - Неужели ты всерьез думаешь обвести меня вокруг пальца?! Надеешься, что пока ты тянешь со мной резину, твои недоношенные "мальчики" уже несутся по моему следу и вот-вот загребут меня в какой-нибудь телефонной будке? Неужели ты, шелудивая полицейская псина, безмозглый индюк, вонючий похотливый осел...

Фоббс швырнул трубку с такой силой, что она, скользнув по телефонному аппарату, сорвалась со стола и повисла над самым паркетом, раскачиваясь, словно висельник на ветру...

Фоббс опять стал расставлять рассыпавшиеся по столу шахматные фигуры, но, взглянув на часы, чертыхнулся: было без десяти четыре!

Он поднял умолкшую трубку, постучал по рычагу:

- Это Фоббс. Передайте группе Абабаса: прекратить розыск и срочно явиться на площадь. Да, разговор записали?.. Принесите ко мне. Да, обе. Сейчас же.

Фоббс зажег потухшую сигару. Несколько затяжек вернули ему утраченное самообладание, но он знал, что окончательно успокоится лишь после того, как собственноручно сотрет магнитофонную запись с гнусными оскорблениями Цезаря. Сейчас для него это было важнее, чем митинг на Площади Воркующих Голубей...

VI

Монотонно тикали стенные часы. Стрелки показывали без двух минут четыре, следовательно, время послеобеденного сна - обязательного в режиме Круса - подходило к концу.

А режим этого Ясноглазого Шпика Гурарры заключался в том, чтобы периодически просыпаться, заправляться горючим - тройной порцией иона - и снова погружаться в бездумную дрему.

Крус спал в небольшом кресле-качалке и по-детски сладко чмокал губами, словно и во сне продолжал потягивать свою тройную порцию. Кроме сна, у Круса была еще одна физиологическая потребность - телевизор, точнее нескончаемый телесериал о его подвигах. Он не пропускал ни одной серии, более того, смотрел по нескольку раз, не переставая удивляться беспардонности, с которой авторы искажали подлинные факты, подгоняя их под каноны детективного жанра.

Так Крус проводил свое свободное время, уединившись на небольшой вилле. Выражения типа "коротать", "тянуть" или "убивать время", применимые к другим, теряют смысл по отношению к Крусу, которому, по его собственному признанию, было "наплевать как на время, так и на то, с какой скоростью оно превращает нечто в ничто".

Преображался он лишь во время своих "крестовых походов". Некие завистники, а таковые встречаются и среди представителей его ремесла, как-то высказали гипотезу, что, мол, источником необычайной легкости, с коей Крус распутывает клубок любых преступных хитросплетений, служит таинственное заморское зелье, которое он подмешивает в свои тройные порции, обретая дар ясновидения. После негласной проверки, проведенной опытными экспертами, подозрение отпало как не имеющее реальной почвы.

Стенные часы пробили четыре раза, и Крус открыл глаза.

- Изабелл! - позвал он.

В комнате царила тишина. Крус поднялся с креслакачалки, подошел к бару, взял плоскую бутылку и стал осторожно переливать в мензурку белую жидкость. Отмерив три порции, он вылил напиток в высокий бокал, затем отмерил еще две и вылил в глубокое блюдце. Бутылку убрал в бар, где стояло еще с дюжину таких же. "Запасы иона подходят к концу", - с грустью подумал Крус и опять крикнул:

- Изабелл! Включай телевизор!

В туалете послышался шум воды, и оттуда в комнату с радостным лаем ворвалась собачонка весьма неопределенной масти. Подбежав к телевизионному аппарату, она сделала стойку, передней лапой нажала на кнопку и с визгом бросилась навстречу Крусу, который нес бокал и блюдце с ионом.

- Осторожней, Изабелл! Пора бы тебе хоть немного остепениться.

Крус опустил на пол блюдце, погрузился в креслокачалку и, медленно потягивая ион из бокала, стал смотреть на мерцающий телевизионный экран.

Изабелл с жадностью полакала из блюдца, затем улеглась у ног Круса и тоже уставилась на экран.

Под тревожную музыку на нем возникли титры:

ТЕЛЕКОМПАНИЯ "КАМЕРА ОБСКУРА" ПОКАЗЫВАЕТ НЕОБЫКНОВЕННЫЕ ПРИКЛЮЧЕНИЯ СУПЕРДЕТЕКТИВА КРУСА И СУПЕРДВОРНЯЖКИ ИЗАБЕЛЛ СЕДЬМАЯ СЕРИЯ ТАЙНА РЖАВОГО КИНЖАЛА

Послышался прерывистый собачий лай, и на экране появилась Изабелл. Уткнувшись носом в землю, она шла по чьему-то следу. За ней, с трудом удерживая туго натянутый поводок, бежал Крус.

Узнав себя, Изабелл радостно тявкнула и взглянула на Круса. Не отрывая глаз от экрана, тот слегка улыбнулся и кивнул головой, мол, вижу, вижу.

Раздался телефонный звонок. Крус не шевельнулся. Телефон продолжал надрывно звонить. Изабелл выжидательно посмотрела на Круса. Он сделал кислую мину и потянулся к телефонному аппарату, стоявшему рядом на столике.

В трубке послышался мужской бархатный голос:

- Господин Крус?

Крус помедлил, затем неохотно ответил:

- Крус слушает.

- Включите девятый канал, господин Крус, вас ждет небольшой сюрприз.

Раздались короткие гудки. Крус опустил трубку и потянулся к бокалу.

Перечисляя слабости Круса, мы не случайно упустили одну ненасытное детское любопытство. Если для большинства гураррцев любопытство являлось "не пороком, но большим свинством", и они стыдливо скрывали его, облачая в благопристойные эвфемизмы типа "здоровый интерес", "проявление пытливости ума", "жажда познания окружающего мира" и т. д. и т. п., - то для Круса любопытство было не слабостью, а грозной силой, которая, пробудившись, сметала все на своем пути...