Гуин Ле - Далеко-далеко отовсюду Страница 9

Примерно о том же говорила и Натали, ей хотелось уберечь музыку от машинизации, при этом она имела в виду и симфоническую музыку, и оперную. Не за так называемый примитив в музыке она ратовала, не за псевдонародные под цимбалы песни на кентукийском диалекте. Она говорила, что истинному искусству свойственна сложность, но сложность не средств выражения, а внутреннего содержания самой музыки. Я заметил, что это как, к примеру, компьютер и Эйнштейн: Эйнштейн работал с помощью карандаша, бумаги и собственной головы и, хотя компьютер стоимостью в пятьдесят миллионов долларов штука весьма сложная, Эйнштейн куда сложнее, хотя и обходился более дешевой экипировкой. Ей понравилось это сравнение.

Мы повернули назад; выглянуло солнышко, и лес в капельках дождя заблестел как хрустальный. Мы пришли к ней домой, и она сыграла на рояле одну из своих композиций.

Она объяснила мне, что произведение это должно исполняться струнным трио, а не на рояле, и во время игры вела голосом партию скрипки. Композиция не показалась мне такой уж сложной, - прелестная короткая тема то и дело повторялась, а в бравурных местах слышались ее фрагменты. Натали очень нервничала, держалась как натянутая струна и была при этом прекрасна. Не доиграв пьесу, она резко захлопнула крышку рояля и заявила: "Концовка не удалась!" А потом ей пришлось идти на другой конец города давать урок.

Очень трудно описать Натали Филд. Как, впрочем, и любого другого человека. Боюсь, как бы то, что я наговорил на пленку, не показалось вам несколько выспренним. Да и наши разговоры иногда выглядели, наверное, действительно напыщенными. Но ведь так оно и должно быть: мы говорили о вещах, очень для нас важных, и говорили о них впервые - раскрывали душу друг перед другом, как никогда этого и ни перед кем. Изливались полностью, до самого донышка. При этом Натали была человеком с решительным характером и полагалась только на себя. Но из-за того, что она истязала себя работой - а дело обстояло именно так: когда ей было всего шесть лет и она самостоятельно научилась играть на рояле, она буквально вынудила своих родителей нанять ей преподавателей по музыке, - так вот, из-за того, что она упорнейшим образом с тех самых пор только музыкой и занималась, во многом другом она была несведуща как младенец. К примеру сказать, она почти никогда не ходила в кино. Я как-то повел ее на фильм с Вуди Алленом, в котором он выбрасывает в окно виолончель, так я думал, она лопнет от смеха. А как она хохотала над моими обезьяньими выходками! - ей всегда недоставало смеха, она нуждалась в смехе. Стоило мне только приняться за свои обезьяньи ужимки, как она уже покатывалась со смеху. Отец ее был такой солидный, угрюмый тип, а мать всегда оставалась невозмутимой, спокойной; две старшие сестры вышли замуж и уехали; сама же она только и делала, что работала: учила других, занималась сама, сочиняла музыку и бредила музыкой. Пока не появился я, в ее жизни не было ничего радостного, веселого. Теперь-то я понимаю, что она нуждалась во мне не меньше, чем я в ней.

Но я все испортил. Потому что зарвался.

Хотя погодите - был у нас еще день на берегу океана. Славный день. Еще до того...

Это было в канун Нового года. Кончились дожди, стало холодно, тихо и ясно. Словом, самая настоящая зима. Я проснулся рано, солнышко светило, как ему и положено, из-за высоких горных вершин, с темно-синего неба лились потоки солнечного света. Я знал, что сегодня Натали свободна весь день: большинство ее учеников не занимались музыкой во время каникул. Я позвонил ей, и мы решили на моей новой машине поехать на побережье.

С мисс Филд все обстояло просто: по-моему, я пришелся ей по душе. Что касается мистера Филда, который, насколько я мог судить, к молодым людям, крутившимся около его дочерей, относился исключительно исходя из заповедей Святого писания, то он в этот день работал - он был подрядчиком-строителем, - и домой его ждали не раньше шести. Мы к этому времени собирались вернуться, и его неосведомленность в данном случае не нанесла бы ему непоправимого ущерба. С моими родителями все было в ажуре, они знали только одно - что я еду на побережье с другом. Мама была в восторге от того, что у меня есть друг - все равно кто, важно, что друг. А папа всегда был в восторге, если я хоть что-нибудь, хоть как-нибудь делал со своей машиной. Поэтому все были счастливы, и в девять утра, захватив с собой целый мешок приготовленной Натали еды, мы тронулись в путь.

Я выбрал для пикника Джейд Бич - около девяноста миль езды до берега, да еще десять миль на юг вдоль побережья. Это бухточка, расположенная между двумя длинными косами, защищенная от ветров и даже летом довольно безлюдная. Ну а зимой там просто никого нет. На заснеженных участках шоссе я сбавлял скорость, так что мы добрались до места только к полудню. Небо было безоблачное и ярко-синее, а океан - темно-синий с белыми, быстро летящими к берегу барашками на гребнях волн. Было холодно, но внизу, на самом берегу дул только легкий ветерок от набегавших волн. Водяные брызги осыпали нас, как кристаллики соли. После того, как мы побегали по берегу, захотелось снять пальто. И мы сбросили пальто. Мы долго гонялись по отмелям за волнами, но иногда и они настигали нас. Вода была холодная как лед, и в первые мгновения ее мертвая хватка пугала, потом стало хорошо, тело уже не чувствовало пронизывающего холода. Я промок от макушки до пяток, Натали - от пяток до груди. По бревну мы перебрались в сухую лощинку и развели костер, чтобы обсохнуть и поесть. Вот это был ленч, я вам скажу! Мы съели невообразимое количество еды. Натали до отказа набила мешок продуктами. Сколько в нем было сэндвичей, ей-богу, не знаю, но что ни одного не осталось, это точно, а потом я слопал три банана, апельсин и два яблока. Я, может, и не съел бы столько бананов, если бы это не сопровождалось такой детской радостью, такими искренними восторгами Натали. Честно говоря, до сих пор не могу понять, как мои обезьяньи ужимки могли превращать Натали, этого в высшей степени благоразумного человека, в такую простушку. Но известно, что искреннее восхищение пришпоривает гения, и я никогда еще не достигал таких высот в своем обезьяньем искусстве, как в тот день, и три банана здорово мне в этом помогли.

Потом мы немного полазали по скалам, побросали камни в океан, построили песчаный замок. Вернулись в лощину и снова разожгли костер, потому что похолодало, и смотрели, как прилив подбирается к нашему песчаному замку, и разговаривали. Мы говорили не о наших насущных проблемах, не о родителях, не об автомобилях, не о наших честолюбивых планах. Мы говорили о жизни. И пришли к выводу, что нечего искать ответа на вопрос, в чем смысл жизни, потому что жизнь - не ответ, жизнь - вопрос, а вот вы, вы сами - ответ. И рядом было море, в сорока шагах было море, и оно все приближалось, и над ним было небо, и по небу катилось вниз солнышко. И было холодно. И это был пик моей жизни.