Иннокентий Сергеев - Танец для живых скульптур Страница 9

Впрочем, подчас у меня возникало подозрение, что люди, на которых и с которыми я работаю, соображают в том, что я делаю, ещё меньше, чем я сам, и все их требования ко мне продиктованы вовсе не соображениями необходимости, а просто презрением ко мне и к моей жизни. И с чего это я взял, что я крупная шишка? Никто, кажется, не торопился воспринимать меня всерьёз. В этой игре я был меньше чем пешкой, какой-то совсем уж мелкой фигурой, зачастую даже безымянной, когда под тем, что я написал, стояло чужое имя.

Может быть, это было в порядке вещей, так все и начинают, но для меня-то это было внове, и мне это не нравилось. А Леди даже ни разу не посочувствовала мне. Все мои жалобы она выслушивала с поразительным равнодушием.

- Ведь ты и прежде, бывало, много работал.

- Да,- сказал я.- Но прежде меня вело вдохновение, а откуда ему взяться теперь? И потом, я вовсе не много работаю, я мог бы делать намного больше, если бы не вся эта бестолковщина.

- Просто сейчас время такое - пора отпусков. Но это и лучше - меньше конкуренция.

- Я ничего не понимаю. Может быть, во всём этом есть какой-то смысл, но объясни мне, потому что я ничего не понимаю.

- Тут нечего объяснять. Ты просто увеличиваешь количество себя. Помнишь, ты говорил, что не умеешь этого? Так вот, теперь ты этому учишься.

- По-моему, наоборот, я всё больше мельчаю. Я мог бы сделать действительно серьёзное дело, вместо того чтобы распыляться, занимаясь какой-то ерундой. И для этого нам вовсе не обязательно было бы торчать в городе.

- Меру своей необходимости определяешь не ты, пока у тебя нет такой возможности.

- Да кому нужна вся эта мертвячина! Они же погрязли в условностях! Я за день могу сделать больше, чем за год этой мелочной суеты. Это же мартышкин труд.

- И остаться непризнанным гением, да?

- Да хоть бы и так, но гением!

- Значит, ты хочешь отступить?

- Да нет же, но мне не нужна эта пирамида, она ниже меня ростом! Да и не пирамида это вовсе, а лабиринт, где нужно идти впотьмах и согнувшись в три погибели. А идти, мало того что некуда, да ещё и невозможно - ноги вязнут, как будто идёшь по колено в болотной трясине.

Мне плакать хотелось от обиды. Ну почему я должен так бездарно растрачивать свою жизнь!

И не такие уж большие мне платили деньги.

И почему всю, даже самую грязную, работу я должен делать сам, как будто этим больше некому заняться.

Всё так хорошо начиналось... Кто же сделал так, что всё изменилось?

Неужели Леди?

У меня были на этот счёт кое-какие подозрения, но я не смел признаться себе в них. Пока однажды она не сказала об этом сама.

Когда-нибудь это всё равно должно было произойти, не мог же я вечно оставаться неведении.

Я не явился на какую-то важную встречу, то есть, я пришёл и, прождав впустую сорок с чем-то минут, ушёл. А должен был ждать.

- Ну и ладно,- сказал я.- Оно и к лучшему.

И тогда она сказала: "Да ты хоть понимаешь, чего мне стоило устроить это!"

- Ты что думаешь, ты такой незаменимый?

- Нет,- сказал я.- В этом-то всё и дело.

- А чего ты хотел? Кто ты такой, сам по себе!

- Я?..

- Да, ты!

- Не знаю. Я думал, я чего-то стою.

- Ты не хочешь быть ничем, а нужно уметь это делать, понимаешь?

- Нет.

- Потому что, когда ты ничто, ты можешь стать всем.

- Это нонсенс,- возразил я.

- Ты должен быть пушинкой, понимаешь? И тогда однажды ты непременно взлетишь очень высоко. Нет ничего проще, чем пушинке подняться выше самых высоких домов. Потому что она очень лёгкая. Потому что она - ничто.

- Поэтично,- согласился я.- Значит, нужен только восходящий поток воздуха.

- Да,- сказала она.

- Это и есть твой план?

- Можешь называть это планом, если хочешь.

- Значит, это и есть твой гениальный план. А как высоко я, по-твоему, могу подняться?

- Очень высоко.

- По этой пирамиде, которая даже не пирамида, а лабиринт?

- Каждая пирамида внутри - лабиринт.

- И пахнет в нём порой мертвячиной.

- Бывает, что и так. Но это жизнь, о которой ты ещё почти ничего не знаешь.

- Но это значит, вечно быть марионеткой. Всегда полагаться на поток.

- Да. Потому что он всегда будет сильнее тебя.

- Мне не нравится твой план. И знаешь, почему?

- Потому что ты не хочешь быть ничем?

- Да.

- Но другого пути нет. Ты и прежде был ничем.

- Я могу создать свою собственную пирамиду!

- Из чего же ты её будешь строить?

- Пока не знаю. Но строить я её хочу не снизу вверх, а наоборот. Сверху вниз.

- Ты хоть понимаешь, что сказал нелепость?

- Может быть, то, что я говорю сейчас - нелепость. Может быть. Но играть в чужие игры - это скучно.

- Да,- неожиданно согласилась она.- Так делают только те, у кого не хватает воображения. Вовсе не обязательно быть пушечным мясом...

- Понятно. В битве двух тигров побеждает обезьяна.

- Но вести свою игру - это не значит вторгаться в игру, которую ведут другие.

- Я всё понял. Ты хочешь сделать из меня серого кардинала.

- Ты ничего ещё не понял.

- Да, я мало что понимаю во всём этом, но ты хочешь сделать из меня серого кардинала.

- Всё, что я делаю - это помогаю тебе.

- Мне это не нужно,- отрезал я.

- Конечно, тебе это не нужно. Но не забывай, что у тебя нет никаких наследственных прав на власть.

- Я мог бы с тобой не согласиться. Но мне не нужна власть. Мне нужна свобода. И мне нужна ты.

- Так что же тебе нужно, я или свобода?

- Ты предлагаешь мне выбирать?

- Смотря что ты называешь свободой,- сказала она.- Ты хочешь свободы? Так будь свободным! Мысли как свободный человек, ты же весь закован в свои латы.

- Всё зависит от того, как посмотреть на вещи, да?

- Не только от этого. Ты говоришь, что работаешь без вдохновения. Так найди его.

- Если бы я знал, где искать...

- Ты видел свою статью?- она взяла в руки газету.- Хочешь, я прочитаю? Тут есть одна мысль, которая мне очень понравилась...

- Только не это!- простонал я.- Мне о ней и думать-то противно, не то что слушать.

Она посмотрела на меня. Я увидел её глаза.

- Я пошутил.

Леди сидела, отвернувшись к открытому настежь окну.

День медленно уходил, оставляя запах обгоревшего неба и остывающих крыш.

- Надеюсь, ты не оставил дачу на произвол судьбы,- сказала она, не поворачиваясь.- Они возвращаются.

- Надо съездить, предупредить Мэгги.

- Кого?- спросила она, а я сказал: "Когда они приезжают?"

Она сказала: "Послезавтра. Утренним самолётом".

Всю дорогу, пока автобус, один за другим, миновал заградительные рубежи перекрёстков, и потом, когда он, облегчённо вздохнув, выбрался на окраины, и стало прохладнее, я думал о том, что должен что-то предпринять.

Леди всегда обо всём знала, но тут она явно что-то не учла. Или не поняла.