Николай Бодров - Пришельцы. Выпуск 2 Страница 9

Однако вернемся к прозаической форме поэмного жанра. Широко известными примерами поэм в прозе по праву и заслуженно считаются уже упомянутые выше «Мертвые души» Н. В. Гоголя и «Москва — Петушки» Венедикта Ерофеева.

Так что же такое создал Олег Павлов?

Выбор автором жанра поэмы, на мой взгляд, не случаен. Попробую начать с самых истоков. Поэма по праву может быть названа прародительницей современных литературных жанров, началом начал письменного художественного слова. Чтобы все это подтвердить, привлеку на свою сторону общепризнанного мирового авторитета (не пугайтесь, не криминального), специалиста в области философии, а именно — Георга Вильгельма Фридриха Гегеля.

Размышляя о жанре поэмы, о ее художественном своеобразии, о значении и роли в историко-культурном и литературном процессе, Гегель пришел к двум основным моментам.

Первый из них — содержанием эпической поэзии является национальная жизнь в рамках всеобщего мира. Автор «Лекций по эстетике» утверждал, что содержание поэм составляют исторически масштабные события, в сюжетах поэм «циклизируются» древние мифические представления. Основой изображения эпического мира в поэме, с его точки зрения, выступает необходимость общенационального дела, в котором могла бы отразиться полнота духа народа.

Но для нас более интересным является второй момент в рассуждениях знаменитого философа. Он настойчиво обращал внимание на роль субъективного, личностного, то есть авторского, начала в поэме, доказывая в конкретном эстетическом и историко-литературном анализе, что лирическое волнение повествователя, выраженное в его отношении к событиям, к персонажам, придает эпическому произведению эмоциональную наполненность, ту открытость, которая вызывает сопереживание читателя. Кстати, именно это сопереживание, а это уже мое личное мнение, можно именовать катарсисом.

И я абсолютно согласен с Гегелем (не зря же я его привлек в качестве консультанта), что равновеликими константами жанра поэмы будут поэт и мир, автор и мир, а условием ее эпического содержания — оценочный компонент в изображении персонажей и событий.

Заранее прошу меня извинить за столь большое отступление.

Теперь вернемся в наше время и к разбираемому произведению. Я говорю о поэме Олега Павлова «Дом в Оболонске».

Внимательный читатель, наверняка, обратил внимание на то, что Олег Павлов отправляет своего главного героя в город, который не существует на карте Евразии. Топоним Оболонск вымышленный, фантастический, если хотите.

Я еще буду говорить в ходе своего рассуждения о жанровой природе поэмы о том, что «Дом в Оболонске» пронизан мистическим, фантастическим и даже религиозным началом. И это, на мой взгляд, отнюдь не случайно.

Попробую аргументировать свою мысль. Обращает на себя внимание очевидное сходство наименования Оболонск с существующим и в наши дни Оболонским районом, который находится в северной части Киева на правом берегу Днепра. Позвольте, я приведу некоторые интересные факты.

В 1893 году археологом Викентием Хвойкой на границе Оболонского и Подольского районов была открыта Кирилловская стоянка, возраст которой более 20 тысяч лет.

В 998 году христианство было объявлено официальной религией на Руси, согласно некоторым летописям крещение проходило в речке Почайна, которая протекает по территории современного Оболонского района.

Во время национально-освободительной войны на территории Оболони произошла одна из наибольших битв казаков с польско-литовским войском, результатом которой стало подписание Белоцерковского договора 1651 года.

Думаю, все же название города Оболонск у Олега Павлова выбрано не случайно.

В конце своего необыкновенного путешествия герой приходит к переоценке смысла своего существования. Реализм происходящего постепенно и неожиданно для нас сменяется мистицизмом и религиозно-философским подтекстом (глава «Ход»). И сам герой словно преображается, одухотворяется. Случайно ли?

Думается мне, все заданные мною вопросы неплохо было бы адресовать Олегу Павлову, а пока данные суждения остаются открытыми…

Жанровая структура произведения очень свободна. По сути, взгляд автора постоянно сконцентрирован на главном герое (Алексее Афанасьеве), на его внутреннем мире, субъективных переживаниях, эмоционально-психологическом состоянии. На первом месте — «поток сознания» лирического героя.

Повествовательный объем поэмы невелик. Она состоит из пролога, эпилога и 30 глав. Предметный мир текста фрагментарен, но при этом достаточно подробно изображен, со множеством пейзажных и интерьерных описаний и зарисовок. Своеобразное соединение глав придает тексту плавность и органичность рассказывания. Текстовая организация «Поэмы о черной смородине» — не формальное соединение отдельных деталей, а сложная смысловая картина человеческой жизни. Но если обратиться к жанровой характеристике каждой отдельной главы (естественно, подробно я не буду на этом останавливаться), то встречаются главы — рассказы, события, истории, а также мистические и религиозные сны (например, «Дядя Гриша», «Ход»).

Синтезируясь, главы образуют структуру, где фабульная линия и вставные элементы объединены единым динамически развивающимся главным героем, который, пожалуй, является единственным связующим звеном повествования.

Поэмное действие включает в себя путешествие героя (литератора Алексея Афанасьева) из Москвы в маленький городок Оболонск. Он едет вступать в право наследования домом своей тетушки. Присутствует в произведении и любовная линия — отношения Алексея и начинающей местной поэтессы Ольги Мочаловой. На мой взгляд, излишний эротизм некоторых фрагментов повествования является чужеродным характеру главного героя, каким я его увидел в первых главах. Однако, и это, являясь частью эмоционально-психологического образа героя, подчинено авторскому замыслу.

Начинается путешествие героя как реальное, но чем ближе к финалу, тем более оно становится философско-символическим с элементами мистического (глава «Дядя Гриша»), религиозного («Ход») и даже фантастического (Колбухин, являющийся в образе рыжего пса; сцена изгнания василиска из груди Ольги Мочаловой; эпизод с то появляющейся, то исчезающей банькой с ее обитателями и др.).

В качестве яркого примера наличия фантастического в поэме Олега Павлова приведу следующий фрагмент.

«…Чужак заметался в ее груди в поисках спасения, то скукоживаясь, то молниеносно расправляясь… Удар с правой, удар с левой… Василиск, почуяв, что укрыться ему не удастся, от отчаяния вдруг перешел в контратаку. Сжавшись буквально в точку, он внезапно резко раскрутился и со свистом обжег Алексея снежным хлыстом. Удар пришелся между глаз. Ослепнув на несколько мгновений, Афанасьев отшатнулся и, конечно, сбился с ритма своих ударов. Этим мгновением воспользовался враг и нанес второй удар — теперь в грудь. Сердце Алексея пронзил ледяной меч. Звереныш рассвирепел и дрался насмерть, а тело Ольги, которым он все еще владел, судорожно билось и переворачивалось с каждым его ударом, как будто в приступе падучей…»