Север Гансовский - Дом с золотыми окошками Страница 9

Но я не дала ей кончить.

— Знаю. Я не об этом. Вчера, когда мы разговаривали, я забыла извиниться перед вами за позавчерашний скандал.

— Какой скандал?

Ее глаза все-таки чуть-чуть оживились.

— Ну как же? Вы же слышали. Позавчера ночью. У меня был Жорж.

— Да, Жорж…

(Жоржа она знала.)

— Так вот этот скандал, — сказала я. — Между Жоржем и Дюфуром. Они ужасно кричали. Неужели вы не слышали?

— Я?.. — Она пожала плечами. — Конечно, слышала.

(Она была уже сама уверена, что слышала.)

— Вы знаете, я просто боюсь. Они так ссорятся. Жорж бывает вне себя.

— В случае чего стучите ко мне, — предложила она.

Дети Сэреля все так же играли на улице возле мадам Фетю и пока ничего-ничего не знали о том, как переменилась уже их жизнь и какие совсем иные дни ожидают их впереди. Толпа возле аптеки рассеялась, и равнодушный быт улицы вступил в свои права.

Я взяла такси и, пока ехала до Нейи, все повторяла себе, что сейчас я должна не думать о Сэреле, не думать, не думать, не думать!.. Что сейчас я еду провожать моих шестерых, самых лучших моих друзей.

Но мне не удавалось не думать.

Шестеро ждали меня. В зале со старинными гобеленами мы выпили по рюмке вина. Тот, с гипнотизирующим взглядом, сказал:

— Ну что же, пора. Пойдемте.

И мы пошли. У них не было никаких вещей, да им и не нужны были никакие вещи — я знала почему.

Мы пошли прямо в Булонский лес.

Мужчины выглядели усталыми, и я подумала, что, может быть, они ни часу не отдыхали, трудясь днями и ночами все те пятеро суток, что провели в Париже.

Мы миновали Лонгшан, за озером свернули влево и уже по тропинке пошли в самую глушь. Солнце скрылось за тучей, заморосил ноябрьский дождик. Пахло мокрой травой, за предыдущую ночь листы с дубов все облетели, и парк казался совсем-совсем покинутым.

Мы вышли на большую поляну и постояли чуть-чуть. Опять у меня было такое чувство, будто они знали меня давно-давно, были друзьями еще моего отца и матери и тогда уже любили меня, как любят теперь. Что они рады, что я выросла как раз такой, какой они и надеялись меня видеть.

И это было все.

Они стали прощаться, целовать мне руку и уходить.

Как они уходили?.. Да очень просто!

Огромный корабль стоял на поляне. Похожий на наши земные ракеты, фотографии которых можно видеть в журналах и газетах. Только он был прозрачный. Почти совсем прозрачный, так что его и видно было лишь временами, и то едва-едва. Он стоял на огромной треноге, и такая же прозрачная, как бы стеклянная, лестница вела к прозрачному люку.

Порой на фоне неба и обнаженных верхушек дубов делалась видна внутренность корабля. Помещения, переходы, какие-то блоки. Но только мельком, и все тоже прозрачное.

Мои друзья уходили. Они поднимались по лесенке и одновременно делались прозрачными, постепенно исчезая.

Я не удивлялась этому. Я знала, что будет именно так.

Последним остался тот, который был для меня Первым. За столик которого я села тогда в «Черном солнце».

Он взял мою руку, и я спросила:

— Скажите… Как вы считаете, если зло…

Он сразу все понял, его лицо стало твердым и решительным. Он сказал:

— Да. Конечно.

Но у меня были еще сомнения: имею ли я право, могу ли я брать это на себя?

Я спросила:

— И, значит, я сама…

Он ответил:

— Да. Безжалостно. Каждый должен брать на себя… Но вы не должны быть одна. Ваш мир тоже будет прекрасен, но имейте в виду, вы не должны быть одна. Помните это. — Потом лицо его смягчилось, и он прошептал: — Прощайте, моя дорогая. Мы вернемся, но это будет не скоро.

Он поцеловал мне руку, сделал несколько шагов по желтым и черным мокрым листьям и стал подниматься по лесенке, постепенно стекленея и исчезая, как все они.

А я стояла и стояла. Дождь шумел. Чуть колыхнулись ветви деревьев, что-то огромное и призрачное мелькнуло, поднялось и растворилось в сером небе…

Я вернулась на Лонгшан, прошла пешком около двух километров по сырому асфальту, остановила такси и приехала в отель.

Жорж уже встал и гладил свой пиджак. Его ночные страхи кончились, он был бодр и беззаботен…

Я сказала, чтоб он пришел ко мне вечером вместе с Дюфуром.

— Зачем?

— Мне надо.

— Но зачем? Ты же понимаешь, я не распоряжаюсь его временем. Он занятой человек.

Некоторое время Жорж артачился, но потом по моему тону понял, что лучше подчиниться. Было уже пять вечера. Я сказала, что буду ждать обоих в семь.

Жорж ушел, а я опустилась в подвал к мадам Фетю и выслушала ее рассказ о том, как Сэреля нашли сегодня в парадном возле аптеки, и о том, что следы убийц смыло ночным дождем. Мы разговаривали минут пятнадцать, и как бы между прочим я ввернула, что очень боюсь за Жоржа, который постоянно ссорится с неким Дюфуром.

В номере я сделала кое-какие приготовления и стала ждать.

Жорж пришел первым, точно в семь, и принялся допытываться, для чего мне понадобился Дюфур. Но я помалкивала.

По своей привычке перескакивать с одной мысли на другую, он заговорил опять о поездке в Фронтиньян, потом без всякой связи стал поносить де Голля за нерешительность и нежелание примкнуть к «патриотам» и кончил тем, что ему, Жоржу, обязательно нужно купить маленький «ситроен».

В половине восьмого постучал Дюфур.

Он вошел своей независимой походочкой, модный и благоухающий.

— В чем дело, птичка? У меня не очень много времени.

Я усадила их обоих в кресла, а сама села напротив рядом с кроватью.

Жорж был чуть-чуть смущен, а Дюфур снисходительно улыбался. У него было отличное настроение.

Я сказала:

— Итак, вы убили Сэреля. Вы вдвоем.

Дюфур бросил мгновенный взгляд на Жоржа — проболтался. Но тот возмущенно развел руками.

Я с силой повторила:

— Вы убили Сэреля. Вы вдвоем. Один заплатил за убийство, а другой убил… И вы знали, что убиваете отца четырех детей. Что два мальчика и две маленькие девочки останутся сиротами. На всю жизнь. Вы знали это и все равно убили его…

Жорж воскликнул:

— Послушай, чего ты хочешь, дура?

Но Дюфур взглядом приказал ему молчать.

— Допустим, — согласился он. — И что дальше? Вы собираетесь донести?

— Нет. Не собираюсь.

Он кивнул:

— Разумно. Но зачем тогда мы здесь?

— Затем, что я убью вас, — сказала я. — Вы убили его, а я убью вас. Обоих скотов.

— Ну… хватит. — Дюфур встал. — У меня на сегодня есть общество поинтереснее.

Но я толкнула его, и он сел обратно в кресло. Дело-то в том, что я гораздо сильнее их обоих. Мне каждый день приходится по два-три часа тренироваться для выступлений.

Дюфур упал в кресло, как мешок. Он нахмурился, чуть побледнел, и его рука скользнула к карману брюк.