Александр Бушков - Кавалерийская былина Страница 9

Он выдернул из-за голенища сапога свернутую карту и с торжеством потряс ею перед носом поручика. Сунул обратно - небрежно, не глядя, поторопился разжать пальцы - и карта, скользнув по безупречно начищенному голенищу, туго облегавшему ногу, упала на землю. Поручик на это не указал - он подумал, что им с Платоном иметь карту местности необходимо, а стрюк перебьется и так - коли ему по службе положено иметь собачий нюх.

Сочтя, очевидно, тему исчерпанной, ротмистр обернулся к своим нижним чинам:

- Галопом марш!

И они тронулись, не обращая внимания на крики поручика с Платоном, забыв недавнюю стычку и ненависть к Щучьей Морде, Сабуров орал благим матом, не боясь, что его примут за умалишенного, и Платон ему вторил иначе нельзя было, на их глазах живые души, хоть и сыскные, да православные, какие-никакие, а соотечественники мчались, не сворачивая, прямехонько к невиданной опасности. В их воплях уже не осталось ничего осмысленного - животные кричали нутром, остерегая соплеменников перед хищником.

Но - бесполезно. Три всадника скакали, не оборачиваясь, и вот уже исчезли за деревьями голубые мундиры, вот уже стук копыт стал глохнуть... и тут окрестности огласились пронзительным воплем, бахнул выстрел, страшно закричала лошадь, донесся крик, уже непонятно, кем исторгнутый, конем или человеком. И наступила тишина.

Они переглянулись и поняли друг друга - никакая сила не заставила бы их сейчас направить коней к тому месту. Платон шевельнул бледными губами:

- Упокой Господи...

Поручик развернул мятую двухверстку - неплохие карты имелись в отдельном корпусе, следовало признать. Даже ручей нанесен, что протекает неподалеку отсюда. Три деревни, проезжий тракт. И верстах в пяти от места их нынешнего нахождения обозначен отдельно стоящий дом, обведенный синим карандашом. Дом у самых болот.

- Вот туда мы и отправимся, - сказал Сабуров.

Платон спросил одними глазами: "Зачем?"

А поручик и сам не знал в точности. Нужно же что-то делать, а не торчать на месте, нужно выдумать что-то новое. Похоже, в том именно доме и живет барин, обозревающий небеса, - что предполагает наличие некоторого образования, известной учености. А разве помешает им, записным строевикам, исчерпавшим всю чисто военную смекалку, в их безнадежном положении образованный астроном? Вдруг и нет. К тому же была еще одна мыслишка, не до конца продуманная, но любопытная...

Дом был каменный, обветшавший изрядно, облупленный, весь какой-то пришибленный, как мелкий чиновник четырнадцатого класса, у которого в кармане ни копейки в момент гнетущего похмелья. Три хилых яблоньки - это, очевидно, остатки сада. Служб нет и в помине, только заросшие травой фундаменты, одна конюшня сохранилась - они пригляделись и сделали вывод, что конь тут есть.

Они шагом проехали к крыльцу, где бревно заменяло недостающую полуколонну, остановились. Прислушались. Дом казался пустехоньким, как заброшенная гусаром в угол пустая бутылка. Зеленели сочные лопухи, поблизости звенели осы.

- Тс! - урядник поднял ладонь.

Поручик и сам почувствовал - что-то изменилось. Тишина с лопухами, солнцем и осами стала напряженной, как перед атакой в конном строю. Кто-то наблюдал за ними из-за пыльных стекол, и отнюдь не с добрыми помыслами. Слишком часто на них смотрели поверх ствола, чтобы они сейчас ошиблись.

- Ну, пошли, что ли? - сказал поручик и мимоходом коснулся рукоятки револьвера за поясом.

Платон принялся спутывать лошадей, и тут зазвучали шаги. Молодой человек в сером сюртуке вышел на крыльцо, спустился на две ступеньки, так что от поручика его отделяли еще четыре, и спросил довольно сухо, будто они были его назойливыми кредиторами:

- Чему обязан, господа?

"Недружелюбен он, - подумал поручик, - а в захолустье всегда, наоборот, рады любому случайному гостю. Ну, мизантроп, быть может, дело хозяйское..."

Он поднял было руку к козырьку, но спохватился, что фуражки на нем нет, и жест получился неуклюжим:

- Белавинского гусарского полка поручик Сабуров. Старший урядник Нежданов сопутствует. С кем имею честь, с хозяином сего имения?

- Господи, какое там имение... - одними уголками рта усмехнулся молодой человек. - Вынужден вас разочаровать, если вам необходим хозяин - он в отъезде, вы имеете дело с его гостем.

А ведь он не назвался, подумал поручик. Неужели только потому, что невежлив?

Они стояли, как истуканы, откровенно разглядывая друг друга, и наконец неприветливый гость, обладавший тем не менее манерами хозяина, нарушил неловкое и напряженное молчание:

- Господа, вам не кажется, что вы выглядите несколько странно? Простите великодушно, если...

- Ну, что вы, - сказал поручик Сабуров. - Под стать событиям и вид...

Словно турецкая граната ослепительно лопнула перед его глазами, и он заговорил громко, не в силах остановиться:

- Роста высокого, сухощав, бледен, глаза голубые, белокур, бороду бреет, в движениях быстр, может носить усы на военный манер...

Полностью отвечавший этому описанию молодой человек в сером оказался в самом деле куда как проворен - в его руке тускло блеснул металл, но еще быстрее мелькнул сверху вниз приклад винтовки "Бердана N_2", и револьвер покатился по ступенькам вниз, где поручик придавил его ногой. Платон насел на белокурого, сшиб его с ног и с большой сноровкой стал вязать поясом, приговаривая:

- Не вертись, ирод, янычар обратывали...

Поручик не встревал, видя, что подмоги не требуется. Он поднял револьвер - паршивенький "веблей-патент", - оглядел и спрятал в карман брюк. Декорации обозначились: палило солнце, звенели осы, на верхней ступеньке помещался связанный молодой человек, охраняемый урядником, а шестью ступеньками ниже - поручик Сабуров. Картина была самая дурацкая. Поручик вдруг подумал, что большую часть своей двадцатитрехлетней жизни он провел среди военных, а людей всех прочих сословий и состояний, вроде вот этого бешено зыркающего глазищами, просто-напросто не знает, представления не имеет, чем они живут, чего хотят, что любят и что ненавидят. Он представился себе собакой, не умеющей говорить ни по-кошачьи, ни по-лошадиному, - а пора-то вдруг настала такая, что все, живущие в доме, должны меж собой договориться...

- Нехорошо на гостей-то с револьвером. Гость, он от Бога, - сказал Платон связанному. - Нешто мы в Турции? Ваше благородие, ей-богу, о нем голубые речь и вели. За него вас тогда и приняли, царство ему небесное, ротмистру, умный был, а дурак...

- Да я уж сам вижу, - сказал поручик. - А вот что нам с ним делать, скажи на милость?

- А вы еще раздумываете, господа жандармы? - рассмеялся им в лицо пленник.

- Что-о? - навис над ним поручик Сабуров. - Военных балканской кампании принимаете за голубых крыс?