Изнанка матрешки. Сборник рассказов - Виктор Васильевич Ананишнов Страница 91

– Пошёл вон! – сорвался я и сгоряча стукнул противника дона Лоренсо по голове дротиком. Он без звука, как мешок набитый ватой, ткнулся мне в ноги.

Что я опять наделал! Вдруг умрёт?.. Что со мной сегодня?

Бросившись на колени перед противником дона Сперда. я после некоторых усилий привёл его в чувства. Так он, нахал, иначе его и не назовёшь, едва очухавшись, изловчился приставить к моей шее холодное остриё шпаги.

– Умри, собака! – сказал он через чур серьезно и уже совсем было намерился исполнить задуманное, но сверху на нас обоих набросились какие-то люди. Стали нас хватать и связывать,

«Ну, уж, дудки!» – решил я и, разбросав нападавших, кинулся наутёк вдоль длинного, неизвестного для меня назначения, кошмарного как сон, коридора.

Позади меня затопали, заорали непотребные слова. И всё же, оторвавшись от преследователей, мне удалось забиться в какую-то тёмную затхлую нишу, отдышаться, успокоиться, погоревать над невезением, поймать призрачную, пронзающую время, шай-волну и оставить всех донов с носом…

У самого моего уха лопнул гулкий выстрел, море света обрушило на меня сверху; на мгновение я оглох и ослеп, а вокруг меня шла какая-то суматошная возня. Кто-то кого-то бил, кто-то отбивался и вопил. Возможно, я быстро пришел бы в себя и сориентировался, но меня вначале легонько, а потом сильно и больно двинули в бок, а во мне ещё не прошёл воинственный пыл от предыдущих событий, так что я отреагировал взмахом дротика и тут же осознал, что нахожусь, наверное, на съёмочной площадке древней киностудии. Жарко светили юпитеры, надрывался режиссёр, а вокруг шла живописная свалка, необходимая, может быть, по сценарию одного из бесчисленный вестернов давно минувших лет.

Итак, я сослепу кого-то ударял, и, как это у меня сегодня получалось, напал не на того, на кого следовало бы. Передо мной горой повис великан великанов с массой не менее двухсот килограммом. Конечно, обидевшись на мой непредусмотренный удар дротиком, он успел опередить меня и так поддел мне, что я как заправский акробат крутанул сальто назад с зайчиками в глазах от прожекторов и удара и улетел к подножию угрожающей величины груды бутафорских изделия: колонн, деревьев, скульптур, стен. И все это дружно рухнуло вниз, на меня. Я, прежде чем был погребён подо всем этим хламом, ещё услышал верещание режиссера:

– Джон, прекрасно!..

Глухо и пыльно. Я чихнул, зашёлся от боли в скуле, осмыслил произошедшее. Если бы не будущий синяк под глазом и не ноги, придавленные ниже колен, кстати, не очень сильно, можно было бы считать, что похоронен я был вполне прилично – нигде больше не давило, я даже мог двигать руками и ощупать пространство образовавшейся надо мной полости я оплывающий прямо под рукой глаз. Правда, было темно как в негритянской бане, зато мне было здесь лучше, чем прежде – лежи себе и отдыхай. Никто не нападает, никто не рычит, Четту, слава богам, поди уже съели тигры, и концы в воду. Мысли умиротворяли душу. Покой, тишина, нега.

Спустя довольно долгое время там, за ворохом бутафории, решим всё-таки меня откопать и ретиво взялись за дело. Когда до меня пробились извне первые звуки, я услышал для себя неприятный истерический крик режиссёра:

– Кто сюда впустил этого бродягу?..

В ответ донеслось густо и уверенно:

– Сейчас я его проучу, шеф!.. Забудет сюда дорогу!..

«Кто бы учил!» – неприязненно подумал я.

– Вот его нога! – завопил кто-то другой, и меня бесцеремонно дернула за ногу и сняли башмак из цельного куска кожи буйвола – плод моей фантазия в командировке. Не в штиблетах же появляться у дикарей… Я непроизвольно подвигал пальцами ног, обрадовав невидимых зрителей.

– Жив?! – отметили они.

Лежать было хорошо, но коль скоро до меня докопались и обещали проучить, то пора было и честь знать. Тем более что я неплохо подготовился и теперь мог спокойно уйти на следующую ступень, в прошлое, так как уже очень близко подошел к своему времени, не без удовольствия представляя вытянутые физиономии| тех, кто, разбросав кинобутафорию, не найдут ничего. Только башмак непонятного фасона долго будет напоминать им о случившемся.

Готовился я это, готовился, значит, к переходу, и вот перешёл…

Вы когда-нибудь бывали в пустыне?.. В то время, когда разъярённое солнце, вцепившись огненными лучами в перегретую атмосферу, едва ещё одолело зенит середины дня, и вы даже не видите собственной тени? Она под нами расплавилась в раскалённом песке. Да и есть ли она, тень-то?

Вы когда-нибудь были и пустыне босиком?..

Моя стопа, разутая неведомым киногероем, зашипела, как мне показалось, при погружении в песок, и сварилась. Нестерпимая боль ударила вдоль по ноге, в пах, в печень, под мышку, в голову. Вниз пошла ответная волна. Я взвыл, не стесняясь возможных зрителей – во все стороны раскинулось жёлто-грязное покрывало безжизненных песков.

«Долго мне тут не продержаться», – подумал я, готовясь к переходу на новую ступень.

Пот высыхал, ещё не выделившись, но глаза, особенно, подбитый, от него щипало мучительно. Я прикрыл глаза, чтобы отошли от соли и света. Слышу – шорох! Вот же! Четта!… Злой до бешенства и дубинкой как дирижёрской палочкой машет. И тигры его не съели!..

И так мне нехорошо стало. Ведь он, чего доброго, со мной до самой нашей студии перехода проскочит. Был уже подобный случай до моего прихода в институт. Кипчак прямо на коне вышел вслед за цроникателем в наше время. Уж дел натворил! Отказали многие временные каналы, сорвав сроки возвращения находящихся в прошлом проникателей.

Потому прав Черне, говоря: «Умирай, где стоишь!»

И вправду, проще умереть…

Как хорошо было бы умереть час тому назад, и все страхи умирания были бы уже позади. А тут!.. Да я последним подлецом буду, если Четту теперь где-то во времени брошу. Я и тат, страшно даже думать об этом, среди тигров его оставил. Но там, хоть и трусливый, по резон был, а теперь если он меня и убьет, то всё равно зависнет, как мы говорим, не в своём времени, внося неучтенные последствия в развитие человеческой истории.

Я запсиховал, что предпринять сразу не нашёлся, побежал невесть куда по песку, не чувствуя ног, задыхаясь раскаленным воздухом, и в который раз проклиная свою трусость, и жажду, и бессилие, Упал и тут не вскочил как с разогретой в преисподней сковороды, взвыл, потешая, наверное, Четту, который, поджимая пальцы разлапистых стоп, неторопливо шёл по моим следам, держа грозное оружие дикаря на плече…

Обожжённый и отчаявшийся я вышел из шай-волны в прекрасный мир ухоженного сада. Ласково журчали многочисленные несильные фонтаны, в воздухе разливался сложный аромат многих и разных цветов.

Мельком скользнув взглядом по пустынным дорожкам к недалёкому строению – я его не стал рассматривать, – я упал