Андрей Чертков - Миры Стругацких: Время учеников, XXI век. Важнейшее из искусств Страница 99

Очень у нее хорошая улыбка.

Только не вижу я в ней женщины. Даже когда она вот так передо мной голышом ходит или лежит рядом. Хотя теоретически знаю, что она очень привлекательна. Почему-то я твердо знаю, что в женской красоте отлично разбираюсь. Мужской инстинкт, наверное. Так вот, инстинкт мне твердит, что она ОЧЕНЬ красива. И кого-то сильно мне напоминает. И именно это напоминание вырастает между нами прозрачной стеной, которой она, кажется, не замечает… Леший подери! Все ясно! Она же поила меня какими-то зельями успокоительными и снотворными! Вот они меня успокоили и усыпили! А я-то себе напридумывал… Вот отойду, может, и правда семья у нас будет? Как-то очень привлекательно прозвучало в уме это слово — «семья»…

— Спи, Молчун, спи, — промурлыкала Нава. — Тебе пора, лечение еще не кончилось…

— Ну, чё, Молчун, собрался уже в Город? — разбудил меня вопросом Старец.

Хотя, возможно, он разбудил меня поскребыванием ложки по котелку? Или просто я уже выспался?

— В Город?.. Да, в Город мне обязательно надо, — ответил я, продирая глаза. — Не помню зачем, но помню, что надо.

— Совсем ты разум свой проспал, Молчун, — осуждающе проворчал Старец и принялся сердито жевать кашу. — Перелечила тебя Нава! Сколько можно на лежанке валяться, когда тебе за правдой в Город надо? Я сам бы пошел, да стар уж, не дойду. А тебе в самый раз, и в деревне тебе делать нечего, потому как чужой ты здесь. И Нава чужая. Но тебе ее с собой все равно брать нельзя — в лесу опасностей много, мертвяки к примеру… От одного отбил, еле жив остался, а два-три сразу, как они обычно приходят, заберут у тебя Наву, не справишься ты с ними… А то воры — они до женщин и девок ух как охочие, бо организма их мужичья того требует, а против организмы ни один зверь не устоит, не то что человек, хоть и бывший.

— Так ведь человек потому и человек, а не зверь, что устоять может, — возразил я, обнаружив в себе с удивлением это возражение. Откуда взялось?

— Плесень это умственная, Молчун, — хихикнул, разбрызгивая кашу, Старец. — Все только притворяются, обманывают себя и других, что могут устоять, а на самом деле куда организма потянет, туда и ползут, и скачут, и бегут. По себе знаю. Мне уж чего притворяться? Отпритворялся гиппоцетов хвост конским… Одна организма человеком и движет.

— А правда мне тогда зачем? — уныло спросил я, признавая правоту старика. — Зачем мне в Город за ней тащиться, организмой, так сказать, рисковать?

— А потому что организме разум дан, чтобы разбираться в том, что в лесу происходит. А если не понятно, что происходит, то организме страшно и она болеть начинает. Зудом болеет. Если не разберется, зуд и в могилу свести может до срока. От тоски непонимания организма помрет… Вот как тело надо кашей да похлебкой питать и прочими вкусностями, так и ум человеческой питается знанием и пониманием. А без знания и понимания нет человека. Даже если он еще по лесу бродит, то его все равно нет, даже если женщинам детей делает — все равно он бревно мертвое, а не человек.

— Что-то ты, Старец, поумнел шибко! — удивилась от входа Нава, проявляясь в нем.

— А все от каши твоей, Нава, сильно вкусная у тебя сегодня каша! Молодец!

— Ах ты, старый пень! — возмутилась она. — Нашел-таки! Я ее спрятала в корзину и рогожкой закрыла, думала Молчуна покормить, когда проснется. Ему теперь хорошо есть надо, чтобы сил набираться. А ты все слопал!.. Чем я теперь Молчуна кормить буду? Как же ты ее нашел?

— А по запаху, хозяюшка, по запаху. Настоящий продукт — он всегда себя запахом обнаруживает. Хотя плохой тоже запахом. Но от плохого запаха бежать хочется, а к хорошему притягивает. Вот меня и притянуло. Будь здорова, хозяюшка, за такую кашу. Всегда такую делай, я к тебе всегда и приходить буду. Ни к кому не буду, а к тебе буду…

— Эк обрадовал! — хмыкнула Нава.

— Обрадовал не обрадовал, а дом без гостя, как лес без дерева.

— Ну и сказанул, старик! Ты б, как Молчун, лучше бы молчал! Дом без хозяев, как лес без деревьев!

— Эх, девонька, — затряс облезлой головой старик. — Да дом без хозяев — нарыв земляной. Лесу он не нужен, только хозяевам нужен. Дом с хозяевами и есть настоящий дом. Ты про землянку говоришь, а я про дом. О разном мы беседу ведем, потому и договориться нам никак не получается.

— Да поняла я тебя, — отмахнулась она. — Подумаешь, премудрость… Только гость тоже разный бывает: от одного прибыток, а от другого убыток… Зачем кашу съел, которую я Молчуну приготовила?

— Так откуда ж я знал, что Молчуну, я подумал, что для меня расстаралась. Зачем Молчуну каша, когда ты его зельями поишь, а он и дрыхнет без задних ног… Скажи-ка, Молчун, ты чуешь свои задние ноги?

Под их зудеж я опять слегка задремал и упустил линию разговора. Поэтому отреагировал на вопрос, как мертвяк безмозглый:

— Нет у меня задних ног, старик, передних тоже нет, а есть у меня руки и ноги. По одной паре того и другого.

— Вот видишь, Нава, нет у него задних ног. А в нашей деревне тех, у кого нет задних ног, кашей не кормят. Ты пришлая, можешь и не знать, а вот я тебя и просветил, научил уму-разуму.

— Вот я тебя сейчас так научу, старый пень болтливый! — схватилась она за полотенце, грозно размахивая им.

— Эй-эй! — вскочил с табуретки гость. — Ты чего это взбеленилась, хозяюшка? Я ж тебе добро делаю: если будешь мужика своего кашей кормить, он обязательно обнаружит свои задние ноги и ускачет от тебя в Город. Ему туда обязательно надо… А тебе не надо, вот ты и корми меня кашей, а его снотворными снадобьями — он от тебя никуда и не денется.

Договаривал он злоехидным тоном уже из-за порога, пятясь от надвигающейся хозяйки, но не замолкал:

— А еще лучше ребеночка ему роди: ребенок мужику как корни дереву — он корнями укрепится и никуда от тебя не двинется. Нет, конечно, бывают прыгающие деревья… Но от хорошей жены никакое дерево не упрыгает. Что ж ты никак не уговоришь его ребеночка тебе сделать — вон, живот какой впуклый, сразу видно, что пустая ты, а не тёлая. А хорошая жена разве будет столько пустой ходить при таком муже? Ты не смотри, что он у тебя лежачий, завлеки его — он сразу вскочит, не ногами, так чем другим, более для этого дела нужным…

Нава ловко ухватила мою ходильную палку, прислоненную к стене, и метнула ее в старика. Тот неожиданно ловко увернулся и выскочил из сеней в лес.

Оттуда еще некоторое время доносились затихающие осуждающие причитания, но скоро стало тихо.

— Вот же старый пень трухлявый! — выдохнула возбуждение Нава. — Довел… — И резко повернулась ко мне. — А правда, Молчун, почему ты мне детей не делаешь? Другой мужик на твоем месте уж настрогал бы… Не нравлюсь я тебе? — В ее голосе слышалась искренняя обида.