Демон Жадности. Книга 2 - Юрий Розин

Демон Жадности. Книга 2

Глава 1

Я рванул в сторону, едва уворачиваясь от когтей размером с мой торс. Матриарх шиваро ревела так, что в ушах звенело, а ее перья, покрытые каким-то жирным налетом, лишь слегка обуглились от моих огненных пуль.

— Да ты, сука, чем смазанная? — выругался я, швырнув в нее еще один заряд.

Огонь вспыхнул, погас. Перья даже не задымились.

Впрочем, возможно, дело было в том, что я уже давно выдохся. Мана капала из меня последними жалкими каплями, а эта переросшая курица даже не думала отступать. Ее желтые глаза, размером с блюдце, сверлили меня ненавистью.

И тут я вспомнил, где нахожусь. Центр гнезда. Кладка.

Огромные, больше моего торса, в пятнистой скорлупе, они лежали в углублениях повсюду вокруг нас.

— Ну конечно, — прошипел я. — Яйца.

Еще один выстрел — чисто для отвлечения. Матриарх взревела, но не двинулась с места, прикрывая яйцо крылом.

— Ага, вот и слабое место.

Я рванул вдоль стены, стреляя по яйцам у нее за спиной. Пули уже почти не грели — лишь жалкие искры, но матриарх все равно вздрагивала от каждого хлопка.

— Боишься за детишек? — я поймал момент и шмыгнул прямо под ее брюхо, прижимаясь к ближайшему яйцу.

Матриарх замерла.

Ее когти, уже занесенные для удара, дрогнули.

— Не хочешь раздавить свое же яйцо? Понимаю.

Я выстрелил ей прямо в глаз.

Она взвыла, но так и не ударила.

— О, да ты просто мамочка-героиня, — я едва успел отпрыгнуть, когда она попыталась прихлопнуть меня крылом.

А мана тем временем заканчивалась.

К тому же сзади, из темных тоннелей, донесся шум — десятки когтистых лап били по дереву, крылья шуршали, как паруса в шторм. Обычные шиваро, те самые, что гнались за мной через весь, высыпали в гнездовой зал. Их перья взъерошились, клювы раскрылись в угрожающих криках, но…

— Р-р-р-р-а-а-ах!

Матриарх издала звук, от которого у меня задрожали колени. Не просто рев — это был приказ, закон, не терпящий возражений. Шиваро замерли, будто врезались в невидимую стену. Некоторые даже попятились, прижимаясь к полу.

— Ого, — я присвистнул. — Да ты тут настоящая королева.

И королева, судя по всему, предпочитала лично разбираться с наглецами. И, когда она немного привыкла к моему стилю прятанья за яйцами, догонять меня, наступая в промежутки, стало для нее куда проще.

К счастью, у меня уже был наготове следующий шаг.

— Прости, малыш, — я пнул ближайшее ногой, и оно покатилось, тяжелое и неповоротливое, прямо под ногу матриарха.

Она замерла.

Ее лапа зависла в воздухе, когти дрожали.

— Не хочешь наступить? — я уже толкал следующее, перекатывая его через неровности пола. — Ну ничего, я помогу.

Матриарх зашипела, вынужденная обходить препятствия. Ее движения стали медленнее, расчетливее.

Я использовал эту передышку, чтобы перевести дух. Рука дрожала, поднося пистолет, но хотя бы сердце уже не пыталось вырваться из груди.

— Давай, пернатая, — я выстрелил еще раз, уже просто чтобы дразнить. — Ты же сильнее, быстрее, злее… а теперь попробуй догони, не раздавив своих будущих птенцов.

Она ответила ревом, от которого задрожали стены.

Но я уже катил третье яйцо.

Потом четвертое, пятое…

Не знаю, сколько длились эти смертельные кошки-мышки. Я уже не использовал никаких артефактов, просто бегал по кладке, то и дело подкатывая матриарху под ноги яйца, которые она аккуратно обходила, а иногда тратила время еще и на то, чтобы поместить яйца в ложбинки.

Физически я с каждой минутой выдыхался все больше и, если бы не доведенная до предела маской выносливость, давно бы уже рухнул от истощения. Но вот перенапряжение от слишком большого объема использованной маны постепенно проходило и в конце концов я восстановился достаточно, чтобы рискнуть предпринять последний отчаянный шаг.

Узоры на моей коже вспыхнули яркой болью, отдавая кратно больше маны, чем могли выдержать низкоуровневые татуировки «Малого огня» и «Меткого выстрела». Воздух вокруг пистолета дрожал от перегрева, искажая очертания ствола, который уже начинал светиться оранжевым.

— Ну, дорогуша, — прошипел я сквозь стиснутые зубы, — получи свой сюрприз.

Пальцы вспыхнули ослепительно. «Малый огонь» на указательном пальце правой руки и «Меткий выстрел» на указательном и среднем пальцах правой засияли так ярко, что больно было смотреть. Кожа под ними начала пузыриться, но я продолжал вливать в них ману, чувствуя, как энергия бурлит в жилах.

— Го-о-о-о-ориии! — вырвалось из моей груди вместе с последним выдохом.

Выстрел прогремел как взрыв. Огненная сфера, раскаленная добела, вырвалась из ствола с таким грохотом, что у меня на мгновение заложило уши. Она оставила после себя дымный след, искрящийся золотыми частицами.

Пистолет в моих руках взорвался с оглушительным треском. Осколки впились в ладонь, но это было ничто по сравнению с тем, что происходило с пальцами.

Татуировки, вновь проступившие сквозь изменившийся цвет кожи, вспыхнули последним ослепительным светом — и исчезли вместе с плотью. Три моих пальца превратились в обугленные пеньки, от которых валил густой черный дым. Запах горелого мяса ударил в нос, заставив сжаться желудок, мозг обожгло болью.

Но это того стоило.

Фаербол размером с мою голову врезался матриарху прямо в грудь. На секунду показалось, что ничего не произошло — потом ее перья вспыхнули сразу по всему телу. Не просто задымились, а именно вспыхнули, как промасленная бумага. Огонь распространялся с пугающей скоростью, превращая ее в гигантский пылающий факел.

— АААААРГХ!

Ее крик был настолько громким, что у меня из уха пошла пошла кровь. Она забилась в конвульсиях, бьющаяся в огненном аду птица. Перья сгорали с треском, обнажая кожу, которая тут же покрывалась волдырями.

Я отполз назад, чувствуя взрывы боли, когда опирался на обугленные руки. Боль пульсировала волнами, с каждой секундой становясь все невыносимее. Три пальца… черт возьми, три пальца! Но когда матриарх в безумной агонии врезалась в стену, я понял — это того стоило.

— Ну как тебе мой огонек, красотка? — прохрипел я, с трудом поднимаясь на ноги.

Она ответила только бешеным ревом. Гнездовой зал превратился в адский котел из перьев, крови и огня. Матриарх, объятая пламенем, металась по пещере, ее движения стали хаотичными, лишенными былой хищной грации. Каждый ее шаг теперь оставлял кровавые отпечатки на камнях — ее собственные лапы обгорели до мяса.

—