Секрет арифмометра «Феликс». Рассказ с элементами фантастики - Владимир Георгиевич Гуляев Страница 10

Через некоторое время дед повернул лодку под небольшим углом в направлении протоки, видневшейся на другой стороне реки. И теперь волны, ударяясь о борт, разбивались на мелкие брызги, взлетали вверх и приятно освежали лица пассажиров легкой и влажной взвесью, а другая часть волны, разделившись, струилась вдоль бортов белой пузырящейся пеной,  вновь соединяясь, позади лодки, в новую волну. Однообразия в этом не было и каждый раз разделение волны на брызги и пену, и последующее воссоединение, происходило по-разному, по-своему!

Противоположный берег, густо заросший деревьями и кустарниками, быстро приближался и становился все ближе и ближе.

Вскоре лодка медленно и чинно вплыла в устье протоки. Шириной протока была метров десять-пятнадцать, а вода в ней как будто не двигалась и была темной и гладкой, высокие деревья по обоим берегам наклонились от тяжести веток и густым, плотным строем угрюмо нависали над водой, кое-где даже соприкасались верхушками между собой, образуя подобие тоннеля.

Казалось, что время здесь остановилось, зависло в вековой прохладной и ароматной тишине. И только шум мотора нарушал эту идиллию.

Впереди показался мыс. В этом месте две протоки соединялись в одну. Свернув в правую протоку, и проплыв  около километра, лодка плавно причалила к берегу.

Было видно, что данный «причал» используется уже не один десяток лет, так как он имел пологий, вытоптанный годами берег, расчищенный от зарослей. Выйдя из лодки, Вовка ногами ощутил приятную разницу твердости земли от твердости дна лодки.

И это непроизвольно отложилось в его голове.

Их большая компания разделилась на несколько групп: отец с братом остались у лодки рыбачить, женщины, по двое, взяв лукошки и ведра, отправились на сбор ягоды и заготовки трав, а мужики и Вовка с дедом пошли высматривать места для разметки покосов.

Запах разнотравья заливных лугов кружил голову, тишина была необычайная, и только жужжание слепней и стрекотание кузнечиков было основным музыкальным фоном этой тишины, да отдаленное кукование кукушки иногда нарушало, или дополняло её.

Босоногий Вовка бежал далеко впереди мужиков по горячей полевой дороге и легкий июльский ветерок, насыщенный ароматом трав и утепленный солнечными лучами, весело трепал его белокурые волосы и приятно щекотал тело под рубашкой.

Голос деда остановил его одинокий бег:

– Вовка! Иди сюда, мы пришли!

Возвращаясь назад к мужикам, стоящим возле вбитого в землю куска железа, он услышал часть их разговора:

– …как и в прошлом году.

– Не, в прошлом году трава, кажись, похилее была, а ныне гляди какие «бобылки» плотные. Добрая травка!..

Пока мужики вымеряли и делили места покосов Вовка с палкой, как с саблей, бегал по траве, местами доходившей ему по грудь, и сбивал «бобылки» с луговых цветов. Огромное, необъятное поле, перемежаясь густыми кустарниками, простиралось далеко-далеко, до недосягаемого горизонта…

…Обратная дорога показалась короче. Вовка мчался на палке, которая только что была саблей, как на коне. Сзади чинно шагали мужики…

Добежав до места, где была причалена лодка, Вовка увидел следующую картину: у костра, над ведром, колдовал отец, значит, варилась уха, женщины, сидя кружком, перебирали набранную ягоду и о чем-то разговаривали, Славка с деловым видом сидел в лодке возле мотора и «долавливал» рыбу.

Вовка, немного уставший, взяв две горсти ягод из материного ведра, прилег на землю в прохладный тенек дерева…

…Сверху, с ветки на него смотрела двумя глазами зелено-коричневая змея.

Ягоды еще падали на землю, а Вовка уже стоял за спиной отца, теребил за штаны и тыкал пальцем в сторону дерева. Сказать он ничего не мог и только мычал что-то. Отец быстро разобрался с причиной Вовкиного страха, и поверженная на землю змея еще некоторое время конвульсивно извивалась разрозненными частями своего тела.

– Ничего, сын,  запомни, змея сама первая никогда не нападает, почти. Надо только ей повода не дать для нападения. –  Сказал Вовке отец, прижав его к себе.

На обратном пути Вовка полулежал в носовой части лодки и раздумывал о случайностях, происходящих в жизни…

Погружённый в воспоминания Владимир не заметил, как прошёл через всю деревню, и оказался возле тропинки, ведущей вниз, с косогора, к дому бабушки и деда. Перед ним открылся вид «подгорской» части деревни, состоящей из 30-35 домов, расположенных вдоль реки. Дальше простиралась широкая Обь, а за рекой, до самого горизонта, лежали бескрайние заливные и сенокосные луга.

«Вот она – малая Родина. Почти триста лет назад поселились здесь мои предки. Здесь моя фамилия пустила свои корни, здесь произрастало родовое дерево, здесь начала жизнь и продолжает жить моя фамилия как дерево, растущее ввысь, образуя новые ветви и листочки. Одни ветки дерева, к сожалению, с годами отмирают, а молодые побеги, раздвигая пространство, образуют новые связи и прорастают новыми побегами. Так и движется всё по кругу».

Спустившись вниз по знакомой, из детства, тропинке, Владимир подошел к ограде дома. Дверь в дом была подпёрта палкой. Значит, дома никого нет.

«Конечно, нет! Они же за рекой. Неужели, это именно тот день, который я только что вспоминал? Чудеса, да и только! Значит, вернутся они часам к пяти или шести вечера. Сколько изменений произошло за эти годы, и разве можно было тогда подумать, что наступят времена, когда нельзя будет вот так просто подпереть дверь в дом палкой, без замка, зная, что никто не войдёт без хозяев. А ведь уезжали на целый день, а дома были открыты фактически. И ведь не воровали же. О как!».

В дом он заходить не стал, а прошёл через двор, посреди которого стоял стол, сбитый из досок, потом через огород и, прикрыв калитку в конце огорода, направился к берегу реки, где была лодочная «пристань».

Сев на берегу, Владимир стал смотреть на быстрое течение реки.

«Вот так и годы текут, как река, быстро. Вдаль. Не успеваешь оглядываться… Как в песне, что Малинин поёт:

Берега, берега. Берег этот и тот.

Между ними река моей жизни.

Между ними река моей жизни течет,

От рожденья течет и до тризны.

Там, на том берегу, что течет по судьбе,

Свое сердце тебе я оставил.

Свое сердце навек я оставил тебе,

Там, куда не найти переправы.

А на том берегу незабудки цветут,

А на том берегу звезд весенний салют.

А на том берегу мой костер не погас,

А на том берегу было все в первый раз.

В первый раз я любил и от счастья был глух.

В первый раз пригубил дикий мед твоих губ.

А на том берегу, там на том берегу,

Было то, что забыть никогда не смогу.

Там за быстрой рекой, где черемухи дым,

Там я в мае с тобой, здесь я маюсь.

Там я в мае с тобой, здесь я в мае один,

И другую найти не пытаюсь.»

Совсем недалёко послышался шум работающего лодочного мотора и, через некоторое время, из-за поворота показалась