Дороги, которые... - Ольга Войлошникова Страница 10

— На! Антон Палыч, — Антоха хотел сказать, что он не Палыч, а Викторович, но Бендер как раз всучил ему книгу: — Очень символично! Тёзка твой. И рассказы небольшие. Хоть парочку за воскресенье осилишь.

На корке было написано: «А. П. Чехов. Рассказы».

А потом они пошли марафетиться, как говорил отец.

— Эх, начальник, одеколону бы! — невысокий коренастый зэк за неимением утюга руками разглаживал на пузе высохшую синюю рубашку в мелкую полоску. Рожа у него (на взгляд Антона) была совершенно зверская, однако хозяин рожи, разглядывавший себя в зеркало, был доволен.

— Тамбовский волк тебе начальник, — строго ответил Бендер и вытащил из тумбочки флакон. — На́, пшикнись. Только немного! А то девочки потом жалуются, что голова болит. Конфеты вон возьми, коробку, а то как голытьба — с пустыми руками. И смотрите там, со всем уважением!

У ЛИЗЫ

После обеда Бендер повёл четверых новеньких «в заведение».

Местный бордель стоял недалеко от столовой, скрытый густо разросшимися кустами, среди которых выделялась буйно цветущая сирень. Где-то далеко играл оркестр, особенно чётко было слышно фортепиано, на фоне которого хрипатый мужик по-английски призывал (Антоха начал автоматически переводить, спасибо папане, учитель-англичанин натаскал его как надо): «И Бог сказал: Иди, Моисей, вниз, к земле Египетской. И скажи старому фараону: „Отпусти Мой народ!“» Проповедник какой-то, что ли? Здесь? Да ну на… Антон отодвинул очередную свесившуюся на дорожку ветку — и тут до него дошло: да это же Армстронг! «Let My People go!» Откуда? Здесь же не работает электричество? Он невольно ускорил шаг, но едва не воткнулся в спину впереди идущему мужику в синей рубашке, который перед выходом «пшикался». Мужик на ходу снова поправил рубашку, приосанился и обеими руками пригладил причёску. Толку от этого было мало: неделю назад сбритые, волосы едва пробились в коротенький ёжик, так что жест был, скорее, автоматическим.

За кустами открылся длинный дом, с виду похожий на их спальный корпус; из открытого окна как раз и доносилась музыка. На садовых качелях сидели две девушки. Пару лет назад Тони попал на ретро-вечеринку «Стиляги», так вот, там все девушки были наряжены так же: облегающий верх, пышная юбка, всё очень яркое…

— Дамы, моё почтение! — Бендер был сама обходительность. Остальные тоже поздоровались.

— Да уж виделись, Семён Петрович! — ответила та, что в красном с белыми горохами.

Почему Семён Петрович? Он же вроде Остап Ибрагимович? Вторая, в бабочках, только слегка улыбнулась. Обе внимательно разглядывали пришедших.

— Вот, привёл вам новеньких, прошу любить и жаловать.

Луи допел «Лет Май пипл гоу» и завёл «Хеллоу, Долли».

Из окна высунулась Лиза:

— Ну что, так и будете во дворе стоять?

— Лизонька, я тебе четверых доставил. Обниматься некогда! Покидаю тебя, мечта поэта!

Лиза насмешливо фыркнула и скрылась. Бендер кивнул им на вход:

— А вы, парни, давайте… Ближе к телу, как говорил Мопассан!

Внутри дом был похож не на барак, а скорее, на женское общежитие с кухней и большой общей гостиной, обставленной довольно уютно, даже по-домашнему: диванами с бархатными подушками-думками. Посредине — длинный, накрытый праздничной скатертью стол. Венские стулья. На стенах висели рисунки в гладких деревянных рамках. На комоде у окна, на белой кружевной салфетке, стоял прибор, в клубах бывают похожие, для пластинок. Только те электрические, а у этого сбоку торчала ручка-заводилка. Всё было встроено в чемодан, развёрнутый на улицу. Из-под крышки виднелись какие-то блестящие рычажки и изогнутые штуковины.

«Хеллоу, Долли» оказалась последней на пластинке. Лиза бережно остановила аппарат, и, как по команде, из двери, ведущей в кухню, появились четыре девушки с подносами, заставленными чашками и тарелочками с выпечкой. Из двери напротив выходили ещё девушки, рассаживались за столом. Всего Антон насчитал девять штук.

Лизавета распоряжалась:

— Садитесь, мальчики. Сегодня у нас день знакомства, так что сперва посидим, потрындим. Так уж у нас принято — познакомиться надо.

Синий мужик галантно вручил ей коробку конфет и быстренько ввинтился в середину девичьего общества, рассыпаясь в цветистых комплиментах и вызывая хихиканье девчонок. Двое его друзей старались не отставать. Антон наоборот чувствовал себя гостем, случайно попавшим на день рождения, где ни с кем не знаком.

Пока не появилась она.

05. ПОТРЯСЕНИЯ ВОСКРЕСЕНЬЯ

ДЖЕННИФЕР ЛОПЕС, БУРУНДУК И БРИТВА

Антон аж обомлел. Вылитая молодая Дженнифер Лопес! Если бы та, конечно, согласилась нарядиться в серые рабочие штаны и угвазданную землёй (это же земля, да?), зелёнкой и немного кровью футболку. Она влетела со словами: «Ой, девочки, я опоздала! Я щас, быстренько!» — и пронеслась в дверь, которая была напротив кухни, оставив в воздухе лёгкий запах, похожий на конюшню. Ветер качнул занавесками, и запах исчез.

Антон натолкнулся на пристальный сощуренный взгляд Лизы, покраснел и подобрал с пола челюсть. Отвернулся, сделав вид, что сильно интересуется поющим прибором. Тем более, действительно было интересно. Надпись на металлической пластинке, привинченной к бортику музыкального аппарата, оказалось не так-то просто разобрать. Продираясь через завитушки, он прочитал: «Патефонный завод МОЛОТ». Патефон, точно! Слышал такое слово. Вот, значит, он какой. Прикольно, что музыку, оказывается, и здесь можно слушать!

Вывернутая шея затекла, и Антон рискнул развернуться обратно к столу. Лизавета куда-то исчезла, никто на него не глазел. И то ладно. От нечего делать Антон принялся разглядывать рисунки. Цветы, пейзажи, морской берег… Вот кто-то старался нарисовать лошадей — работа явно ученическая, но любовно вставленная в рамочку. Голос строгой «мадам» прервал его искусствоведческие изыски:

— Так, Таля, садись-ка вон туда, а то молодой человек скучает!

Дженнифер Лопес плюхнулась рядом с ним на стул, доверительно сообщила:

— Я сегодня обед прогуляла, жрать хочу — ужас! — и тут же стянула с блюда плюшку.

Она переоделась во что-то лёгкое и воздушное, с пышной по местной моде юбкой. От мокрых, закрученных в пучок волос пахло яблоком.

— А ты чего стесняешься, не ешь ничего? Тебя как зовут, кстати?

— Антон. Да мы недавно с обеда… А тебя?

— А меня — Талэйта. Но все зовут Таля. Так что — и ты не мучайся, — она цапнула вторую плюшку. — А съесть что-нибудь надо. Понятия тут такие, понимаешь? — Таля описала надкушенной плюшкой сложную траекторию. — Не ешь за общим столом — вроде как не уважаешь хозяев, брезгуешь… типа того. М?

Антон кивнул, что понял и взял из вазочки печенюшку.

— Вот, молодец! Пить что будешь? Чаю налить? Или морса?

— Да всё равно. Давай чаю. Жалко, что тут кофе нет.

Таля вытаращила глаза.

— Пф-ф-ф? Почему это — нет? Куда он делся-то? Хочешь, я тебе сварю?

Теперь вытаращился Антон:

— Что — настоящий кофе? Прямо молотый?

— Обижаешь! Сублиматов не держим! Пошли!

Она потащила его в кухню и сварила ему кофе на какой-то чудной крошечной печечке.

— С молоком?

— Если можно. И сахара одну.

— Ага… держи.

— Офигеть! А я думал, тут кофе нет.

— Да тут всё есть! Торговля вовсю идёт. Портал, считай, под носом.

Они сидели в кухне, пили кофе и болтали.

— А можно спросить? Интересно просто.

— М?..

— Ты почему опоздала?

— А!.. С поросятам возилась. Много их в этом потоке, вчера всех не успели обработать. А они уже здоровые, падлы. Орут, бегают. Свиньи, одним словом, — Таля засмеялась. — Намучилась с ними сегодня, больше одна к таким не пойду, — она поставила пустую кружку и хитро прищурилась. — Хочешь посмотреть мою комнату? Будешь хорошим мальчиком — сварю тебе ещё кофе.

Антон шёл к бараку. Его переполняли мысли. И эмоции. Определённо. Во-первых, непонятно: кто кого использовал. Но было классно. Нет! Было хорошо.

Во-вторых, кофе она варит — просто отпад! И разговаривать с ней легко! И вообще он, кажется… Это вообще нормально — влюбиться в женщину, которую делишь с другими мужчинами? С неопределённым количеством мужчин… Это уже третье. Или четвёртое?.. Да хрен с ними совсем, с этими цифрами! Как это всё вообще… Вообще всё странно. Сюр сплошной.

Антон остановился. Не хотелось идти в корпус, хотелось побыть одному. Его внимание привлекло огромное дерево, росшее прямо за баней. Как это он раньше его не видел? Слона не приметил… Он осторожно зашёл за баню. Это же,