Исправительная академия (СИ) - Хай Алекс Страница 11

Короче говоря, четвертая группа — это наверняка постоянные «клиенты» карцера, психи и другие напрочь поехавшие личности. Очаровательная компания. Как же мне повезло оказаться в третьей.

— Должна заметить, Оболенский, что вертикаль перемещения по группам работает как вверх, так и вниз, — предупредила старшая надзирательница. — Количества и тяжести ваших проступков достаточно для того, чтобы вас определили в четвертую группу. Ваш собственный дед считает вас… В общем, он не особенно верит в то, что вы исправитесь. Однако мы руководствуемся правилами и милосердием. Вам дали шанс, как всякому новоприбывшему. Вас авансом перевели в группу с более мягким режимом. Но первая ваша провинность, первый карцер — и это решение будет пересмотрено. И, боюсь, общество воспитанников четвертой группы вам совершенно не понравится. Мы друг друга поняли, Владимир Андреевич?

Я сглотнул застрявший в горле ком и кивнул.

— Более чем, Евдокия Павловна.

— Прекрасно.

— Разрешите еще один вопрос?

— Задавайте.

— Четвертая группа… Раз они безнадежны, зачем вы продолжаете держать их здесь? Допустим, психов… То есть душевнобольных и людей с прочими отклонениями вы определяете в особые пансионы. А остальные? Не можете же вы удерживать их здесь вечно…

Старшая надзирательница впервые взглянула на меня без презрения. Казалось, в ее глазах даже промелькнуло любопытство.

— Почему вас это так волнует, Оболенский?

— Просто хочу понять, что происходит с такими людьми в будущем. Как складываются их судьбы, как они живут дальше.

Наверняка она подумала, что я интересовался для себя — с учетом того, что меня заочно в безнадежные и записали. А я просто прощупывал почву и пытался понять, как здесь все устроено.

— Судьбами несовершеннолетних воспитанников распоряжаются их родственники, — ответила Евдокия Павлова. — Кого-то высылают с глаз долой в глубинку с запретом появляться в Петербурге и Москве. Иных по достижении минимального для службы возраста определяют в армию — не всегда, но порой помогает. Впрочем, случались и казусы. Доходило и до тюрьмы. Хуже всего было на моей памяти, когда воспитанник за время пребывания в Академии стал совершеннолетним сиротой. Мы не имели права его удерживать. Погиб в дуэли через месяц. Род угас. Он был единственным наследником.

Короче, перспективы сомнительные. Ну это и так было понятно. Чего ждать от личности, которую признали безнадежной те, кто специализируются на переламывании людей?

— Исчерпывающий ответ, Оболенский?

— Благодарю, — кивнул я.

Мы как раз подошли к странному коридору. Слева располагался ряд окон, справа — двери, штук десять, не меньше. И каждая была распахнута. Проветривание устроили, что ли?

Евдокия Павловна повела меня почти в самый конец и остановилась у двери с табличкой 3–2.

— Это ваше жилье, — сказала старшая надзирательница. — Третья группа, второй отряд.

Но заходить внутрь она не торопилась. Вместо этого она достала из нагрудного кармана изящный металлический свисток и дунула в него.

Я вздрогнул от резкого звука, но украдкой заглянул в комнату.

Да уж, кажется, придется забыть о приватности. Комната была небольшая, на четыре койки. Точнее, это были две двухэтажные кровати. Возле зарешеченного окна стояли несколько тумб для личных вещей, чуть дальше — стол и пара стульев. Единственное, что порадовало — наличие туалета и душевой в небольшом отсеке прямо в самой «камере».

А кровати, к слову, были заправлены с особой тщательностью. Видимо, за это здесь тоже дрючили.

Я как раз высунулся обратно, когда в коридоре послышались тяжелые шаги. К нам вышла та самая девица, что встречала меня на пароме. Несмеяна с длинной косой и дубинкой на поясе. Интересно, что нужно сделать, чтобы получить этой штуковиной по хребту?

— Полагаю, вы уже знакомы с Софьей Петровной, — представила свою подчиненную старшая надзирательница.

Девушка скользнула по мне полным презрения взглядом и, казалось, даже чуть сморщила носик от отвращения. Да что я ей такого сделал, что кривится, словно у нее над верхней губой кучу навалили? Ну да, сволочью оказался, но вроде же лично не гадил.

Или и тут умудрился отличиться? Надо бы выяснить.

Софья Петровна выглядела лет на двадцать пять, может даже помладше. И хотя длиной ног природа ее не обделила, ростом она была мне ну чуть выше плеча. Трудно воспринимать всерьез девицу, которая весит вдвое меньше тебя и наверняка физически слабее. Все же за мной была еще и сила Оболенских, а это давало еще больше преимуществ.

Тем не менее я решил не настраивать девушку сразу против себя.

— Рад знакомству, Софья Петровна, — я даже слегка поклонился.

Она приподняла одну бровь и фыркнула.

— Ну что, моя миссия закончена. Вверяю вас в руки моей коллеги, — улыбнулась старшая надзирательница. — Пожалуйста, введите Владимира Андреевича в курс дела. К ужину он должен быть готов.

— Разумеется, госпожа, — кивнула девушка.

Едва ее начальница скрылась за поворотом, Софья резко толкнула меня в комнату и захлопнула дверь.

— Видит бог, я знала, что это однажды случится, Володя, — яростно прошипела она. — Знала, что ты здесь окажешься. И ждала этого.

Я настолько растерялся, что даже не попытался ее оттолкнуть. Может и к лучшему — еще посчитает это нападением на должностное лицо или как это здесь у них правильно называется — и засунет в карцер. А один карцер — четвертая группа.

Так что никаких резких движений, Хруст. Надо сперва выяснить, чего это она так взбеленилась.

— Я тебя не помню, — громким шепотом ответил я, стараясь как можно аккуратнее освободиться из захвата. К слову, барышню я недооценил — сильна. Но все равно уступала мне. Так что с ней лучше помягче.

— Еще бы…

— Я память потерял после аварии! — рявкнул я. — Имя свое не помнил и до сих пор хожу как космонавт! Отпусти и выскажи все нормально.

Ярость в ее глазах сменилась недоверием. Ну, валькирия, у меня спина болит, а ты меня толкнула прямиком на какую-то железную балку. Неудобно.

— Не веришь — карту мою посмотри в медпункте, — продолжал говорить я.

Она наконец-то ослабила хватку, и я осторожно отцепил ее руку от своего воротника.

— Ну, Софья…

— Софья Петровна, — прошипела надзирательница. — Обращение к сотрудникам администрации только по имени и отчеству.

— Понял. Так что же вы на меня так взъелись?

В ее глазах снова запылала ярость.

— Может и хорошо, что ты ничего не помнишь. Но это ничего не меняет. Я ждала этого несколько лет. И ты даже не представляешь, что тебя ждет…

Глава 6

Я отстранился, одернул воротник комбинезона и уставился на надзирательницу.

— Давайте сперва проясним вот что. Что бы я ни сделал вам, потеря памяти с меня ответственности не снимает. Я понимаю это и готов принести извинения.

— Извинения? — воскликнула Софья. — После такого, Оболенский, не извиняются.

— Тогда, быть может, расскажете, что я натворил? Для меня это важно.

Она снова наградила меня недоверчивым взглядом. Было заметно, что девушка ожидала от меня другой реакции. Ее рука то и дело скользила к поясу, поближе к дубинке — видимо, ждала повода пустить оружие в ход.

А тут я такой, смиренный аки агнец на заклание, участливым тоном интересуюсь, в чем же дело, и излучаю готовность сотрудничать.

Кажется, у девицы даже немного закипели мозги от такого злостного несоответствия. Но был и плюс: сбитая с толку и растерянная, она больше не пыталась раздавить меня о железную кровать.

Я бросил взгляд на стол и увидел почти полный графин с водой.

— Может, присядете? — предложил я. — В ногах правды нет.

Она снова странно на меня посмотрела, словно не особо верила своим глазам. Но согласилась.

— Конечно. Благодарю.

Я отодвинул перед ней стул — хвала урокам этикета в школе, плеснул воды в чистый стакан и поставил перед надзирательницей.