Мне бы в небо (СИ) - Митрофанов Даниил Страница 11

В ранних сумерках мы налетали на редкие оградки и металлические памятники, но в обход было бы слишком далеко. К тому же было у меня какое-то нехорошее предчувствие. В этой стороне как раз стояли дома наших с Алиной бабушек. И как мне казалось, гарью тянет именно оттуда.

Выскочив с территории кладбища, вокруг которого росло много высоких деревьев я втопил изо всех сил. Молясь, чтобы не было поздно. Бабушкин дом полыхал, ярко освещая всё вокруг. На самой грани видимости я заметил чей-то силуэт. Этот человек явно стоял и наблюдал, как горит дом. Увидев нас, а вернее, услышав он бросился прочь, перевалившись через низенький забор. Вот же тварь! Но ничего, с ним я после разберусь сейчас главное — помочь родным.

— Пожар! Пожар! Пожар! — орал я на бегу, а сзади то же самое делали и Алина с Мишей.

Нужно быстрее. В доме бабушка и мама. Я должен им помочь.

На бегу начал судорожно шариться по карманам в поисках телефона, чтобы вызвать пожарных. И выругался, когда понял, что до сотовых ещё очень долго. Как же неудобно без связи, которая всегда находилась под рукой.

Чем ближе я подбегал, тем сильнее осознавал, что всё очень плохо. Даже если пожарные приедут через минуту, они ничего не смогут сделать. Огонь перекинулся на дом с пристроенных сараев, из которых были слышны истошные крики скота, запертого на ночь. Доски были сухими и поэтому схватывались моментально.

Сам дом только начинал гореть, но мамы и бабушки нигде не было видно. Они либо спали, либо этот урод сделал что-то с ними. Но об этом я даже думать не хотел.

Как бабушка и говорила, калитка была открытой и я сразу же забежал во двор во двор. Из открытых окон уже начал валить дым. Значит, дело совсем плохо.

Недолго думая я стянул майку, обмотал её вокруг лица и бросился в дом. Вернее, попытался это сделать. Дверная ручка была подпёрта доской, специально, чтобы никто не смог выбраться из дома. Вот же тварь! Найду — пришибу!

Пришлось тратить драгоценные секунды, чтобы разблокировать дверь, за которой слышались голоса мамы и бабушки, пытавшихся выбраться из этой ловушки.

— Быстро на улицу! — заорал я на них, когда дверь распахнулась. Обе они кашляли и были очень напуганы.

Мама выбежала первой и побежала прочь от горящего дома, а вот бабушка кинулась во двор, спасать скотину. Пришлось хватать её на руки и уносить. Бабушка пыталась вырваться, но я держал крепко. Скотина, дело наживное, а бабушка у меня одна.

Только отбежав от полыхающего дома метров на тридцать, я позволил себе остановиться и, опустив бабушку на землю, залился кашлем. Дыма я наглотался прилично. Майка совершенно не помогла. Кружилась голова, а ноги казались ватными. Да и держался я на них только благодаря адреналину. Слишком сильно я перепугался за маму и бабушку. А теперь, когда их жизням уже ничего не угрожает, начинался отходняк.

Алина тут же подбежала к бабушке и принялась её успокаивать. Увидев, что происходит с домом, где она прожила большую часть своей жизни, где вырастила пятерых детей и уже похоронила троих из них. Где была вся её жизнь. У бабушки началась истерика.

Рядом с ней и мамой сейчас должен быть я. Но я просто не мог себе этого позволить. Если просто вот так стоять и смотреть, то огонь может перекинуться и на соседние дома.

— Мишка, давай быстро сюда всех мужиков и пусть тащат с собой вёдра. Нужно отливать соседние дома. Наш уже не спасти. — крикнул я другу, а сам побежал за уже практически полностью охваченный огнём дом, чтобы взять вёдра.

Один из сельских колодцев находился совсем рядом, поэтому бежать за водой далеко не пришлось. Вскоре помогать нам собралось всё село. Женщины на ровне с мужиками таскали воду и отливали соседние дома, наблюдая, как стремительно бабушкина память превращается в пепел. Кто-то поехал в соседнее село вызвать пожарных, поскольку в Мотовилове отродясь не было телефона.

Бабы охали и ахали. Мужики матерились и грозились прибить суку, что это устроила. Но больше всех причитала мамина старая подружка — тётя Даша, которая пришла, практически под самый конец пожара.

Примерно через полчаса из Захарово приехали две машины пожарных. Только уже было поздно. Они принялись заливать головешки. Сельским мужикам удалось вывести из сарая, чудом оставшуюся в живых корову и двух подпаленных поросят. Остальная скотина вся сгинула в пожаре.

Бабушку и маму увёл к себе кто-то из соседей и поэтому, когда опасность уже миновала, я бросился их искать.

— Они у Смирновых, — сказал мне Мишка. — Серёга, если нужно, можете пожить у нас.

— Спасибо друг. Давай, поговорим об этом позже, — ответил я и бросился к Смирновым, которые жили по другу сторону кладбища.

Зайдя во двор к Смирновым, я замер, наткнувшись на стоявшую посреди двора маму. На улице уже рассвело и поэтому я прекрасно видел её совершенно пустые глаза. Она просто стояла на месте и покачивалась вперёд назад, смотря в одну точку.

— Мам, с тобой вс в порядке? — спросил я, двинувшись к ней, но она даже не посмотрела в мою сторону. — Мам?

— Оставь её Серёжа. Я за ней присмотрю, не переживай. А ты лучше иди попрощайся с бабушкой, — раздался голос одной из бабушкиных подруг — бабы Тани.

Её слова заставили меня замереть на месте. К горлу моментально подкатил комок.

Попрощаться с бабушкой? Как? Что случилось?

В голове сейчас был миллион вопросов. И все эти вопросы были лишь для того, чтобы не идти в дом к Смирновым. Я медленно развернулся и побежал прочь. Побежал искать эту паскуду Ваньку. Ведь это именно он устроил пожар. Решил отомстить.

Его дом находился на самой окраине села, на небольшом отшибе от остальных. Со всех сторон он был окружён деревянным забором, большинство досок в котором уже давно превратились в труху. И было непонятно, как он вообще до сих пор стоит. Калитки никакой здесь не было, зато имелась злая собака, которая периодически срывалась и бегала по селу, кидаясь на всех встречных. Отломанная от забора гнилушка отлично подошла, чтобы отогнать эту скотину, а затем ещё хорошенько приложиться по двери, которая оказалась запертой на засов.

Я начал долбить по ней палкой не переставая, пока дверь не распахнулась и на меня не налетел отец Ваньки. От него несло водкой и ещё какой-то дрянью. То ли обоссался, то ли слишком много выпил и его вывернуло.

— Ты какого хера мне здесь в дверь колотишь сопляк! — налетело на меня пьяное тело и тут же получило остатком доски в брюхо.

Затем ненужная доска улетела в сторону, угодив в притихшую шавку, а я схватил алкаша за горло и прижал его к стене. Злость придавала мне сил и даже будь он трезвым, то всё равно ничего бы не смог сделать.

— Где твой выродок? — спросил я, сдавливая горло Ваниного отца и только через несколько секунд, когда эта падаль уже начала сипеть, спохватился и ослабил хватку.

— Ещё раз спрашиваю, где твой выродок?

На этот раз душить его я не стал. Уже перепуганный до чёртиков и вмиг протрезвевший, папаша Вани начал говорить.

— Я знать не знаю. Пришёл с работы и сразу спать завалился. А потом ты начал в дверь колотить.

Всё понятно, нормального разговора у нас с этим телом не получится. А вот мешаться будет знатно. Поэтому я затолкал его в дом и припёр дверь, как его сынок сделал с моими родными. На какое-то время это его точно задержит.

После этого я бросился дальше искать ублюдка Ваню.

Было ещё одно место, в котором, скорее всего, он и решил спрятаться. Заброшенная церковь Николая чудотворца. Здание было в плачевном состоянии. Но главное, что там имелось сразу четыре отлично сохранившихся подвальных помещения, где можно было отсидеться в относительном комфорте. Мы сами в детстве там прятались и устраивали шалаши, пока нас не разогнали взрослые.

С тех пор мы там больше и не появлялись. Но я видел пару раз, как туда залезает Ваня. Вот теперь я и направился туда, ещё раз на прощанье пнув, осмелевшую и кинувшуюся на меня псину.

Оказавшись возле церкви, я остановился. Нельзя было спугнуть ублюдка. Он ответит мне за бабушку. Я отлично помнил, где находились сохранившиеся помещения и как к ним проще подойти, чтобы не вызвать лишнего шума. Вот только этим воспоминаниям было уже лет шесть и за это время церковь пришла в ещё больший упадок. Местами кирпичная кладка разрушилась. Валялись непонятные обрывки тряпок, доски и куча какого-то мусора неизвестного происхождения.