1910-я параллель: Охотники на попаданцев (СИ) - Осипов Игорь Валерьевич Страница 11

— Да, истоптали всю, — вымолвил он, заставив меня вскинуть от удивления брови. — Только я не помню как, — сразу добавил ложку дёгтя парень.

Профессор покачал головой.

— Попаданческая амнезия. Не стъяшно. Я вас увеяю. Но хочу пъедостеречь от выпивки на ближайшие несколько недель. Не хотите забыть всё насовсем, не пейте.

Парень тут же быстро закивал головой, а я усмехнулся. Помнится, я первые три дня вообще из попойки не выползал, такая каша в голове была.

— И ещё, — продолжил профессор, — запаситесь носовыми платками.

— Зачем?

— Вы пейвое въемя сильно болеть будете. Ваше тело будет пйивыкать к нашему мию. Сопли, слезотечения, жай, кашель, понос. Полный букет.

— А я вас не заражу ничем? — поинтересовался парень, исподлобья глянув на светило науки, что при их разнице в росте было забавно.

— Нет. Ваши болезни ослабли сейчас настолько, что ваше тело само их победит. А нам они не будут стъяшными. Вы не пъедставляете, как мы пеъеживали по этому поводу в самом начале, но за десятилетия статистики накопились тысячи случаев, и ни одного заъяжения. Видно, Господь беъежёт нас.

— Я все забуду? — снова задал свой вопрос парень, но обращаясь на этот раз к профессору.

— Молодой человек, — закряхтел сухенький ученый и деловито, словно готовясь оседлать любимого конька на лекции, приправил пенсне, — есть такие понятия, как эфийная оболочка и иносфея. Пъоцесс памяти и сознания это не только химия в вашей голове, но еще и физика вне ее. Откуда, по-вашему, яждаются все озаения, пъедсказания и таблицы химических элементов? Откуда беются способности пъовидцев и пъойицателей? Только ли из снов? Пйи пъоходе между миями эфийная облачка оказывается язойванной в клочья и отъезанной от ёдной иносфеы.

— Иносфера, эфирная оболочка? — вяло переспросил Александр, — биополе и коллективное неосознанное?

— Да? У вас это тоже известно? — осведомился профессор, — Ну да ладно. В целом вы должны понять. Пъйи пееходе остается только химия в вашей голове, потому и память сводится к смутным далеким объязам.

Александр пожал плечами. Ничего, свыкнется.

Профессор ещё покудахтал о своих чаяниях, а потом мы учинили Сашке допрос. И вот что смогли уяснить. Парню было двадцать пять лет. Работал продавцом каких-то вещей, которых в нашем мире не было, но вспомнить, что именно он продавал, уже не смог, всё только руками показывал, словно на печатной машинке работал. В свободное время баловался на природе переодеваниями. Там он с товарищами готовил мясо на огне, рассказывал байки, учился фехтованию. В разводе. Жену с дочерью, мать с отцом, брата и около десятка друзей помнил хорошо. Жил на съёмной квартире-клетушке один, постоянной сударыни не имел, ограничиваясь лёгкими интрижками, относился к сему предосудительно ветрено, хотя для его мира это было в порядке вещей.

Из полезного узнали о быте. И хотя технических подробностей он не смог указать, само упоминание того, что данные вещи используется в обиходе даже у небогатых людей, давала почву для размышлений. Микроволновые печи, автоматические прачечные, те самые вещи, которые он продавал, и многое другое. Впрочем, прачечными никого не удивишь. Они у нас тоже начинают входить в обиход. А вот при досмотре мы изъяли у него любопытнейшую шариковую ручку. Я думаю, барон её срочно запатентует и начнёт делать на продажу через подставных лиц, как это случилось с осветительными газоразрядными лампами. Собственно, у нас за счёт завода как раз и не было проблем с этими осветителями. А ещё изъяли десяток разноцветных твёрдых карточек. Александр их назвал дисконтными, выделив среди них одну — кредитную.

— Ну, что ж, — произнёс я после двух часов допроса. — Обрадую тебя. Попрошу моего начальника — барона Бодрикова, чтоб тебе сделали паспорт, и определили ко мне на службу. Будешь числиться адъютантом-телохранителем. Жалование буду начислять по чину коллежского регистратора.

Я запнулся, увидев непонимание в глазах Никитина, и пояснил:

— Это статский чин, приравненный к прапорщику в войсках.

— Вы йискуете, Евгений Тимофеевич, — осторожно подал голос картавый профессор.

— Чем? — ухмыльнулся я, — Что он украдёт тайны о попаданцах? Он сам один из них. Или, может быть, он личность, имеющая связи с неблагонадёжными людьми? С его прошлым в любом случае порвано окончательно и бесповоротно. К тому же, после того случая, в отряд пойдут с большой неохотой. А я не хочу просить у барона повышать оклад до небес. А так, у него нет выбора. Либо ваша психлечебница с перспективой лоботомии, либо вечный карцер.

— Какого случая? — тихо спросил Никитин, забегав глазками.

— Взорвали мой отряд террористы. Вот новый набираю, — небрежно отмахнулся я, поглядев при этом на револьвер, лежащий на столе. Если начнётся паника, и парень вздумает схватить оружие, то его ждёт разочарование. Он не заряженный, в отличие от спрятанного у меня в кармане.

Парень сник. Да, гадостная перспектива. Из петли да под расстрел.

Он помолчал, опустив голову, а потом произнёс.

— Я не умею стрелять.

— Научу. Это как раз, таки, не сложно. С вашего позволения, Алексей Григорьевич, я откланяюсь. Покажу моему новому сотруднику жильё и прочее.

Профессор улыбнулся, пообещал наведаться почаще и вышел, а я повёл Сашку к его комнатушке. А там уже стояли две горничные Даша и Глаша — сёстры близняшки, повариха Маша — дочка Старого, оператор Дмитрий и связистка Надя. Всем охота было посмотреть на такого колоритного гостя. Девушки при этом перешёптывались и хихикали.

— Вот, размещайся, — произнёс я, заведя Сашку в комнатку. Она была небольшой, всего пять метров в глубину и два с половиной в ширину, с узким высоким окном, широким и оттого похожим на стол подоконником, небольшим шкафом, столом-партой и кроватью. Зато потолки высоченные, больше трёх метров, что визуально придавало комнате простору. На кровати лежало бельё и новая одежда — штаны-галифе, светлая гимнастёрка, ремень, полевая фуражка с лакированным козырьком, нательная рубаха и подштанники, а также пара новеньких юфтевых сапог и портянки. Там же была и шинель из хорошего сукна.

— Переодевайся. Я не стал мудрить, и попросил у кирасиров один комплект формы. Носить будешь без знаков различия полка. Как заработаешь, купишь себе статское, но сначала со мной посоветуйся, а то будешь как шут гороховый.

— Спасибо, — немного озадаченно произнёс Сашка, и начал снимать с себя костюм ряженого ландскнехта, очень осторожно положив его на кровать. Меч уже стоял в углу у шкафа.

Я деликатно отвернулся и прикрыл дверь, а то девки стыд потеряли, в щёлочку подглядывать вздумали. Они, видно, думают, что мужик из другого мира чем-то отличается от нашего. Да ни капельки.

Когда Никитин переоделся, я повёл его в столовую. Идти пришлось опять через большой зал.

— Ух ты, прикольная статуя! — вырвалось у парня, когда он увидел у двери в прихожей большую, закованную в броню фигуру. — Это нечто среднее между вахой и старкрафтом, только в стиле стимпанк.

Я не понял, про что он сказал, но когда кирасир в чине младшего унтер-офицера поднял голову в шлеме, то крик: «Охренеть! Он настоящий!» ударил по ушам и заставил поморщиться.

Кирасир снял шлем, зыркнул на попаданца, как на умалишённого, и начал доклад.

— Ваше высокоблагородие, ротный приказал вам доставить.

Унтер махнул рукой и зычно окликнул кого-то, и вскоре ещё два кирасира внесли здоровенный ящик, опечатанный свинцовыми пломбами на проволоке.

— Что там?

— Не могу знать, но что-то тяжёлое и что-то ценное, раз с караулом доставили.

Я кивнул, принимая к сведению эту информацию и глядя одновременно на Никитина, который с детским восторгом подошёл к кирасиру и стал чуть ли не в рот заглядывать. Особенно его привели в восторг эмблема, присваиваемая отличившимся ударно-штурмовым подразделениям в виде белого черепа с перекрещёнными костями на чёрном фоне, нарисованная на левой стороне нагрудника, и небольшая надпись сбоку на ранце «Осторожно! Сильный электрический ток!»