Мент. Одесса-мама (СИ) - Дашко Дмитрий Страница 11

— Он самый. Гриша — гордость семьи! И супруга его — Анастасия Константиновна. Между прочим — без пяти минут доктор! Ну и мама молодой…

— Степановна, — коротко сказала та.

— Давайте я вам вашу комнату покажу. Осип попросил, чтобы я к вашему приезду порядок в ней навела. Думаю, вам придётся по душе. Сторона солнечная, зимой тепло, много топить не нужно.

— Опять же — море и порт из окна видно, — добавил Осип. — Люблю на корабли смотреть, успокаивает. Пошли, комнату посмотрим, вещи занесём…

Дверь была заперта, соседка сходила к себе в комнату и вернулась с ключом.

— Это ваш. Замок Осип Вениаминович вставлял.

— Спасибо! — Я взял ключ и вставил его в личинку замка.

Он был хорошо смазан, ключ легко провернулся. Что-то щёлкнуло, дверь распахнулась.

— Жаль, котика нет, — вздохнула Настя. — Можно было бы его первым запустить. На счастье…

— Ничего. Успеем завести, — ободряюще произнёс я.

Мы вошли в комнату и осмотрелись.

Действительно, большое окно выходило на солнечную сторону, поэтому внутри было светло и очень уютно.

Из мебели были потёртый диван, походного вида кушетка, высокий двухстворчатый мебельный шкаф и два стула.

— А ничего так, — усмехнулся я. — Дорого-богато.

— Комната большая, можешь фанерную перегородку поставить — будут две, — подмигнул Осип, намекая на обустройство жилья для Степановны.

— Подумаю, — кивнул я.

Мы занесли чемоданы и узлы внутрь, свалив на женщин самое муторное занятие: распаковку и приведение вещей в порядок.

Я поцеловал Настю, обнял Степановну, дал денег на продукты и, пообещав вернуться как можно быстрее, вышел из комнаты.

Анна Эммануиловна по-прежнему стояла в коридоре. Только на этот раз у неё в руке была солдатская металлическая кружка, из которой шёл пар.

— Может чайку?

— Я бы с удовольствием, но… дела, — вздохнул Осип. — Вы лучше соседкам предложите — заодно и познакомитесь получше.

Экипаж Миши покатил к уголовному розыску. Размещался он на улице Бебеля. У меня сначала что-то щёлкнуло в голове, и я подумал, что улица названа в честь писателя Исаака Бабеля, но потом до меня дошло — не настолько сейчас успешен и популярен создатель «Коннармии» и литературный папа Бени Крика. Улица носит имя Августа Бебеля, немецкого социалиста.

Разумеется, в отличие от Исаака Эммануиловича (а не родственник ли он с нашей дорогой соседкой — оперной дивой?), германский лидер социал-демократов сроду не бывал. Но что поделать… Такое время.

Ну, а что касается уголовного розыска, то в Одессе угро располагалось в здании под номером двенадцать. И да, через какое-то время улице вернут историческое название — еврейская.

Нечего сказать — дом под казенное и солидное учреждение выбрали просто шикарный со всех точек зрения, трёхэтажный, с балкончиками и лепниной.

Я думал, что Осип поведёт меня к начальнику угро — Дмитрию Барышеву, о котором Трепалов говорил только хорошее, но, видимо, я был птицей не того полёта, поэтому личное знакомство не состоялось.

Вместо Барышева мы пришли к руководителю калибром поменьше — начальнику уголовного розыска третьего района Кабанову.

На дверях его кабинета висела табличка с предупреждением — «Без доклада не входить».

Осип вошёл туда без стука.

В тесном-претесном помещении со скрипучими половицами и старыми выцветшими обоями за столом сидел мужчина в крестьянской вышиванке и вдумчиво перелистывал какие-то бумаги, то и дела мусоля толстый палец.

— Семёныч, привет! Гляди кого я к тебе привёл! — Осип подтолкнул меня к мужчине.

Тот отложил бумаги в сторону. Оглядел меня с ног до головы.

— Бодров.

— Так точно. Григорий Бодров.

— Осип сказал, что ты прежде уже служил в угро.

— Да, один год в Омске.

— А к нам, значит, подался в тёплые края?

— Вроде того.

— Это хорошо, — задумчиво протянул Семёныч. — Нам опытные сотрудники во как нужны!

Он провёл ребром ладони по горлу.

— Ты бы знал, с кем работать приходится: сплошная интеллигенция. Есть один учитель русской словесности и даже зубной врач… Представляешь?

Я ничего не имел против педагогов и тем более дантистов, но на всякий случай кивнул.

— Ничего если мы тебя сначала во второй разряд оформим?

— Ничего, — спокойно произнёс я.

— Здорово! Потом, через месяц-другой получишь первый разряд, а дальше — как пойдёт! Может ещё и меня переплюнешь.

— Это вряд ли, — сказал я, чем окончательно покорил Кабанова.

Он довольно загудел:

— Осип, веди товарища Бодрова в отдел кадров. Пусть оформляется в наш отдел. Я подпишу.

— Спасибо, Семёныч. С меня магарыч!

— Само собой, — подмигнул Кабанов.

Мы сразу отправились в отдел кадров, где под присмотром бдительной старушки в очках я под диктовку Шора стал писать заявление о приёме меня на работу в качестве агента уголовного розыска 2-го разряда.

— Написал?

— Написал, — подтвердил я.

Осип забрал заявление и немного помахал им в воздухе, чтобы чернила просохли.

— Ну что… считай, что с этого момента началась твоя новая служба, Григорий. Надеюсь, сработаемся.

Глава 9

Бюрократические препоны решились быстро, и уже на следующий день я снова был в кабинете у Кабанова. Увидев меня, тот вопросительно поднял подбородок.

— Ты чего, Бодров — с утра пораньше?

— Взяли меня, товарищ начальник.

— А что так долго-то?

Я удивился.

— Почему долго? Я ведь только вчера заявление написал…

— Шутка! — хмыкнул Кабанов. — Ты привыкай, Григорий. Это ж Одесса, у нас тут народ с юмором живёт.

— Есть привыкать, — усмехнулся я.

Он с трудом приподнялся из-за стола.

— Пошли, Бодров. Познакомлю тебя с Романом Савиных. На первое время походишь под его началом, потом начнёшь работать самостоятельно.

Я не удивился его словам. Обычная практика — прикреплять новичка-стажёра к более опытному сотруднику.

— А товарищ Савиных — он как: из учителей или дантистов?

— Ни то, ни другое. До революции работал счетоводом у немцев-колонистов. В гражданскую воевал с Деникиным. Теперь вот в угро.

— Игорь Семёнович…

— Чего тебе, Бодров?

— Мне бы оружие: револьвер или пистолет.

— В бою добудешь.

Он засмеялся.

— Снова шучу, Бодров. Служебное оружие получишь… скажем, через недельку. Никто тебя сразу гоняться за бандитами не пошлёт. Поработаешь с бумагами, освоишься.

Без шпалера было несколько неуютно, но перечить начальству я не стал. Так и быть, недельку переживу. Тем более по старым ментовским традициям на новичка спихивают всю бумажную волокиту. Уверен, в одесском угро всё точно так же.

У Кабанова была грузная расплывшаяся фигура, при этом, как я успел заметить, он слегка прихрамывал на правую ногу.

— Это у вас после ранения?

Он не сразу сообразил.

— Что⁈ А, в смысле — нога?

— Да. Вижу, прихрамываете. В ногу ранили?

— Если бы… Меня куда только ни ранило: и в грудь, и в спину, и в руку, а вот по ногам больше повезло — ни одной царапины за всю гражданскую. Это у меня после Сиваша началось, когда мы его в ноябре двадцатого через брод форсировали. Врачи говорят — ноги застудил.

Прихрамывая, он довёл меня до филёнчатой двери, на которой канцелярскими кнопками был прикреплен бумажный листок с надписью «Оперативная часть 3-го района».

— Всё никак руки не доходят нормальную табличку сделать, — вздохнул Кабанов и толкнул дверь.

За ней находилась большая и холодная комната, в которой пятеро мужчин разных возрастов сгрудились возле шестого — высокого, вихрастого, фигурой и крупными чертами лица напоминавшего Маяковского.

Я понял, что он рассказывает анекдот.

— Стоит, значит, мужик на трамвайной остановке. Тут к нему подходит его сосед — еврей. Спрашивает: что делаете? А мужик мнётся, не знает, как ответить, чтоб не обидеть. Скажу — трамвай ожидаю, неправильно поймёт. Трамвай поджидаю — та же история. Наконец, придумывает, как выкрутиться: я, говорит, трамвай подъевреиваю.