Столичный доктор. Том III - Алексей Викторович Вязовский Страница 11

в столовой клиники. Купил подарки, накрутил поваров на предмет особого меню, до кучи поручил секретарю сделать красочную стенгазету. Это было еще одно новшество из будущего. Раз в неделю все клиники «Русского медика» были обязаны вывешивать стенгазету. В ней была официальная часть — сообщения администрации, новости медицины. И неофициальная — сатира на проштрафившихся сотрудников, слова песен, рисунки. Как говорится, все, что душе угодно. Выяснилось, что у нас работает много талантливых людей, которым повозиться с газетой после работы — просто в радость, а не в нагрузку.

На празднование собралось человек сорок с гаком. Только в зале столовой я понял, как сильно разросся «Русский медик» и каким большим «предприятием» я руковожу. Пришлось толкать «тронную». речь, славословить раскрасневшуюся от удовольствия Вику, хвалить Винокурова, постоянно вытирающего лоб от смущения. Первой я подарил набор хирургических инструментов в специальном чемоданчике с держателями. Чем, очевидно, вызвал пересуды собравшихся — народ похлопав, начал перешептываться. Особенно шушукалась женская часть коллектива — мужчины уже привыкли к присутствию Талль в операционной. Винокурову, заядлому охотнику, я преподнес двуствольный зауэровский штуцер калибра 0,500. Доктор был счастлив. Тут же переломил ружье, осмотрел стволы, пощелкал в потолок курками и спусковыми крючками. Вот чисто ребенок, получивший игрушку!

Свой личный подарок Вике я подарил заранее. С выбором, естественно, возникли затруднения. Никаких драгоценностей, особенно колечек. У незамужних дам сразу возникают какие-то нездоровые ассоциации. Одежда и аксессуары — ни за что. Угодить крайне трудно, да и, опять же, дарят такое только женам. Выход остался один — нечто профессиональное. Хочет стать врачом — подарю самый главный врачебный инструмент. Наивны те, кто подумал про фонендоскоп или скальпель. Ручка с золотым пером. Дорого и ни к чему не обязывает. Ну и всякого добра под названием «письменный набор» для веса.

К своему удивлению, подарок получил и я. Да еще какой! После поздравительной речи от Чирикова, в котором он превознес меня в самые небеса и посадил на облако в белоснежном одеянии, получил от сотрудников… свой портрет. В белом халате, из-под которого был виден широкий синий галстук, я с трубкой склонился над постелью больного. Я был нарисован в профиль и очень талантливо. На лице доктора Баталова светилась вся забота примерно обо всем больном человечестве.

— Но как⁈ — я только и смог развести в удивлении руками.

— Есть на Остоженке один художник, — Чириков усмехнулся в усы. — Рисует по фотографии. Новый метод в живописи. Это вам от всего коллектива.

Я посмотрел на улыбающуюся Вику. Вот кто слил мои карточки. Фотолаборатория заботой Талль разрослась, там появился отдельный сотрудник, который фотографировал чашки Петри, которые таскали работники Славки Антонова. Ну и, конечно, калымили для медиков — снять в профиль или анфас, свадьбы, крестины…

— Что же… Искренне благодарю! Не ожидал, господа, не ожидал!

— Тост!

— Тост!

Народ уже успел принять на грудь в ходе предыдущих поздравлений, слегка разошелся.

Сначала хотел отделаться какой-нибудь шуткой вроде «чтобы у нас все было, и нам за это ничего не было». Но подумал, что даже праздники — это повод для воспитания медицинской элиты страны. Ведь сидящие тут будут открывать подстанции скорой по всей стране, сами обучать других врачей.

— Уважаемые коллеги! Я рад, что имею возможность обратиться сразу ко всем. Помните, пожалуйста! Наша профессия — это не просто работа, это призвание. Я бы даже сказал служение. Мы каждый день сталкиваемся с болью и страданиями людей, но при этом не теряем надежды и продолжаем бороться за их здоровье и жизнь.

Я хочу поднять этот бокал за всех нас — за врачей, медсестер, фельдшеров, лаборантов и всех тех, кто работает в «Русском медике». За нашу профессию, которая требует от нас не только знаний и умений, но и душевной теплоты и сострадания.

Давайте выпьем за то, чтобы мы всегда были готовы помочь тем, кто нуждается в нашей помощи. За то, чтобы наша работа приносила радость и удовлетворение нам самим и нашим пациентам. За здоровье и благополучие всех нас!

Мы дружно чокнулись, несколько человек из фельдшеров прокричали «ура». И дальше празднование покатилось само собой. Еще выпили, спели застольных песен. Остро не хватало граммофона с какой-нибудь танцевальной музыкой. Ну ничего, фонографы уже есть, годик другой, появятся и полноценные пластинки разных оркестров. Ждать недолго.

Я уже подумал, что праздники удались и теперь отмечать дни рождения можно будет регулярно, однако первый блин вышел слегка комом. И опять по моей вине. Чокаясь с Моровским, я негромко предупредил того, что ближайшие пару недель доктору придется меня замещать на посту главного врача. Приказ о чем уже подписан и лежит у Чирикова. В связи с моим отъездом на Кавказ.

Как только удивленный и озадаченный поляк отошел, на меня тут же набросилась Виктория.

— Ты уезжаешь на Кавказ⁈ И я узнаю об этом вот так, случайно?

Лицо девушки побледнело, в глазах появились слезы. Хорошо, что коллектив уже мощно так разошелся, пел под гитару «Вечерний звон» — на нас никто не обращал внимания.

— Я сам об этом узнал на днях, — попробовал неловко оправдаться я. — Придется сопровождать великокняжескую семью на воды.

Я опустил тот факт, что Сергей Александрович не едет. И это закладывало под наши отношения новую мину. Поди, Вика прочитает об этом в газетах. И выводы сделает.

— Что значит «придется»?

— Меня назначили семейным врачом московских Романовых. Вчера вышел указ.

— И ты сообщаешь об этом вот так, походя⁈

Глаза Талль метали молнии. В голосе лязгал гром. Ой, идет гроза…

— … Лежать и мне в земле сырой!

Сотрудники стройно выводили слова из песни:

— Напев унывный надо мной…

А вот надо мной напев был совсем не унывный. О-очень даже грозный:

— Как ты мог? Я доверилась тебе, полюбила всей душой! А ты…

Ой, ой, ой… Молнии бьют все ближе и ближе.

— Ты же понимаешь, что дело всей моей жизни, да и твоей, тоже зависит от властей? Захотят — прибьют «Русский медик» хлопком одной ладони. Я вынужден