Айдол-ян. Часть 1 - Андрей Геннадьевич Кощиенко Страница 13

— А ещё, — говорит онни, — на экзамене ни в коем случае нельзя ронять карандаш, которым пишешь, на пол. Это — стопроцентный провал!

Перевожу взгляд с телевизора на неё.

— А если он всё-таки упал? — спрашиваю я, — Что тогда делать?

Онни задумывается, вспоминая. Видно, подзабыла. Свой сунын она уже давненько сдавала.

— Вставать и уходить? — предлагаю я вариант.

— Ты что! — обеими руками машет на меня онни, — С экзамена нельзя уходить! Иначе, потеряешь целый год!

— А что же тогда делать? — подначиваю я, — Карандаш-то уже упал? Всё — пиши, не пиши…

— Нужно просто представить, что у тебя этого карандаша никогда не было! — сообщает онни, по-видимому, вспомнив, что нужно делать, — И попросить новый! А упавший — не подбирать!

— А-а, — глубокомысленно говорю я и поворачиваюсь к телевизору, где ведущий в это время рассказывает про сунын.

Про то, как 500 профессоров и лучших преподавателей старших школ, находясь в полностью отрезанном от внешнего мира секретном месте, три месяца готовят задания для экзамена, как потом тщательно и скрупулёзно друг друга проверяют, стараясь не допустить в экзаменационных листах ни единой ошибки…

Вот зачем рассказывать про то, что все и так давно знают? — думаю я про болтовню ведущего, — про то, что тесты проводятся с 8:40 до 17:00, про то, что в тех районах, где находятся школы, меняется режим работы компаний — они начинают работать на час позже, чтобы не было пробок на дорогах, про то, что ещё в это время не проводятся военные учения… Лучше бы он дал гостям слово сказать вместо очередного пережёвывания того, что все уже тысячу раз слышали…

— Главное — не паниковать, — говорит онни, переходя от оккультной темы к реальности, — если ты вдруг чувствуешь, что что-то забыла, нужно досчитать до десяти и перейти к следующему вопросу. А к тому, который не помнишь, вернуться потом, когда сделаешь остальное…

Знала бы ты, кого ты жизни учишь! — думаю я, вспоминая свои зачёты, коллоквиумы и экзамены, — Я тебя сам научить могу. Эх, родной институт, как ты там? Светятся ли по-прежнему вечерами твои большие окна? Бегают ли, как и прежде, по твоим коридорам восторженные первокурсницы?

Загрустив, я предаюсь воспоминаниям, уже не слушая, что мне говорит СунОк.

— Эй, — пихает меня СунОк, — ты чего молчишь?

— Да так, задумалась… — отвечаю я.

«… — Что вы скажете об этом, Мэтт?» — доносится от телевизора голос ведущего.

Ага, пока я рефлексировал, на канале, наконец, закончили «нести пургу» и перешли к разговору с гостями.

— Онни, прости, — говорю я, обращаясь к СунОк, — давай, сделаем перерыв. Я хочу послушать передачу.

СунОк с удивлением переводит взгляд с меня на телевизор.

«…— Мне посчастливилось преподавать в нескольких хороших университетах в Корее… — начинает гость программы, американец Мэтт Адамс, — «…Среди моих студентов были совершенно блестящие и одарённые дети…»

Ведущий после этих слов с удовольствием кивает, подтверждая, что да, в университетах Кореи, таких полным-полно.

«…— Но я заметил одну странную вещь, — продолжает Мэтт, — Одно лишь упоминание об экзамене сунын заставляло их вздрагивать. Как иностранцу, мне стало интересно — в чём причина? Я начал более подробно изучать этот вопрос, и через некоторое время пришёл к поразившему меня выводу. Эти дети, по сути, лишились своего детства только для того, чтобы подготовиться к одному-единственному тесту…»

Лицо ведущего теряет подвижность и становится маской с вежливой улыбкой.

«…— Для меня стало откровением, что когда в итоге они поступают в университет, дети просто не знают, чем заняться! Ведь до этого у них никогда не было свободного времени. В большинстве случаев первый семестр, а для некоторых и первые университетские годы, из-за этого получаются совершенно провальным. Им впервые удаётся побыть детьми, отсюда и сопутствующие проблемы — употребление алкоголя, пропущенные занятия, несданные зачёты и тому подобное. Поняв это, я старался не особо нагружать моих студентов во время первого семестра, чтобы позволить им «выпустить пар» и дать возможность немного повеселиться…»

— Ну и правильно, — говорит онни, оборачиваясь от телевизора ко мне, — а когда же ещё веселиться? После университета будет работа и семья. Там уже не до веселья. Что, разве в Америке не так?

Ведущий же в этот момент пытается спасти ситуацию и реноме корейских высших учебных заведений. Перебивая гостя, задаёт ему вопрос: «Так же поступали и другие преподаватели, или это делали только вы?»

«…— Я замечал, — отвечает Мэтт, — что в начале учёбы многие преподаватели проявляли большое снисхождение к ученикам. Повторюсь, что сперва мне это было непонятно, но потом я нашёл объяснение их поведению. Иначе ведь просто невозможно, очень жалко детей…»

Видя, что гость опять говорит не то, ведущий заходит с козырей, задав вопрос — «Считает ли Мэтт, что уровень образования в Южной Корее один из самых высоких в мире?»

«…— Считаю ли я, что корейские студенты одни из лучших в мире? — переспрашивает Мэтт и отвечает, — Пожалуй, я с этим соглашусь. Но оправданны ли методы, применяемые для достижения этой цели? На мой взгляд, абсолютно не оправданны. Всё детство тратится на подготовку к экзамену. Я знаю, что в самый горячий период школьники выходят из дома в пять утра, а возвращаются далеко за полночь. И так — каждый день. Зачастую семьи инвестируют все свои деньги в ребёнка, в надежде на то, что это определит его будущий успех. В результате, дети чувствуют не только страх перед конкурсом во время поступления, но и долг перед родителями. Это очень тяжёлая ситуация для неокрепшей психики. Ситуация осложняется и тем, что все школьники, разом, стремятся попасть в престижную тройку университетов, так называемый — «SKY», здешний эквивалент американской «Лиги плюща». Совершенно очевидно, что получится это не у всех. В итоге, даже