Польская линия - Евгений Васильевич Шалашов Страница 13

Нет теперь с нами ни уголовника, ни художника. Эти командированы в Петроград с миссией совсем не относящейся к моей деятельности чекиста, а напротив, если копнуть поглубже, совсем противоположной, если не сказать – контрреволюционной. Правда, таковой это станет не в двадцатом году, а через год. Что именно им поручено говорить не стану, чтобы не сглазить, но коли удастся, то Семенцову можно простить все прошлые прегрешения, выдать заграничный паспорт и отправить куда-нибудь в Чехию, а еще лучше – в Англию. А Прибылову устрою персональную выставку в Музее современного искусства и похлопочу о членстве в Союзе художников. Правда, музея нет, Союза тоже, ну так ведь будут.

К слову, предпоследний червонец пришлось отдать уголовнику с художником. Те настойчиво намекали, что лучше бы два, но последний золотой я «зажилил». Не знаю, понадобится он мне или нет, но пусть лежит, а эти два… ханурика, сами выкрутятся. В крайнем случае, Прибылов нарисует колоду карт, обыграют кого-нибудь на Невском проспекте, и все дела. Не пропадут.

И Татьяна Михайловна в последние дни не выходит из своего купе. Не то Артузова стесняется, не то на меня в обиде. Что поделать… Знала, что связывается с почти женатым человеком, а с женатых что можно взять?

Так что из команды остался лишь взвод красноармейцев, Исаков с Кузьменко, да Новак с Книгочеевым.

Александр Петрович любил играть в шахматы с Никитой Кузьменко, а Книгочеев был занят делом: начал-таки писать пособие для начинающего шпиона, но, как это часто бывает, не знал, с чего начать.

– Александр Васильевич, начните с Библии, – посоветовал я.

– С Библии? – переспросил бывший жандарм. Похлопав глазами, радостно воскликнул: – А ведь точно! В «Книге чисел» говорится, что сказал Господь Моисею: «Пошлите людей, чтобы они обозрели землю Ханаанскую».

– И послал? – полюбопытствовал я, давясь смехом.

– Ну да, – подтвердил Книгочеев. – Послал Моисей, да еще и велел взойти на гору, чтобы обозрение было лучше. Владимир Иванович – вы гений!

Это я-то гений? Хм. Приятно, конечно, но, если учесть, как часто в книгах современных мне авторов я встречал отсылки на Библию… Пожалуй, все «силовики» находят свои основы в Главной книге. Разве что не могу припомнить библейских «морпехов».

– А про контрразведку там что-нибудь сказано? – спросил я немало не сомневаясь, что экс-ротмистр в отличие от меня досконально знавший текст Священного Писания, что-нибудь да найдет.

Так и есть. Александру Васильевич не пришлось долго вспоминать, сразу же выдал:

– Царь Иерихонский сразу же узнал, что в дом девицы легкого поведения проникли чужие люди. А как он мог об этом узнать, если бы не имел соответствующей службы? В крайнем случае – добровольной агентуры из числа обывателей. Надо только уточнить, в какой главе и про что сказано.

– Молодец, Александр Васильевич, – не преминул похвалить я своего «спеца», но тут же опустил его с неба на землю. – Только лучше сделать введение не библейским, а историческим. Не забывайте, что ваше пособие станут читать современные чекисты, а сами знаете, к религии равнодушны. Начните с организации войсковой разведки у монголо-татар, перед тем как они напали на Русь. Или о том, что русские князья использовали в своих интересах купечество. Вон, князь Дмитрий Иванович получил сведения о выступлении татар.

– Думаешь, от купцов? – вмешался в разговор Артузов, с интересом прислушивающийся к нашему разговору. – А я считаю, что основную роль в доставке информации сыграло русское духовенство, находящееся в Золотой Орде. Вспомните, что часть татар к тому времени уже окрестили, и они могли на исповеди рассказать своему духовнику о планах начальства. Дело, разумеется, стоящее, но неприличное.

– Почему неприличное? – удивился Книгочеев. – Если православный священник узнал об опасности грозящей всему государству, то обязан сообщить о том светским властям. Таким образом он спасет гораздо больше жизней, нежели утаит чьи-то нелепые секреты.

Дальше между Книгочеевым и Артузовым начался увлекательный спор о том, допустимо ли нарушать тайну исповеди, если она касается государственных тайн. Самое интересное, что коммунист Артузов считал, что священнослужители должны свято хранить тайну исповеди, а бывший жандарм полагал, что если речь идет о государственных тайнах, то никакие нравственные или религиозные запреты не должны стать преградой.

– Еще Петр Великий приказал священнослужителям доносить властям, если они узнали на исповеди об убийствах, грабежах, не говоря уже о случаях воровства. Воровством, как вы помните, именовались в те времена преступления против государства.

Я собрался обидеться на Книгочеева, что он считает молодежь настолько темной, но передумал. Стало интересно, что ответит Артур.

– И чего в этом хорошего? – хмыкнул Артузов. – Российская империя сама превратила церковь в еще одну государственную структуру. Какое будет доверие к священнослужителям, если прихожане знают, что все их слова станут известны властям?

– Артур Христианович, а для нас-то чем это плохо? – пожал плечами Книгочеев. – Мы с вами – хоть жандармерия до девятьсот семнадцатого года, хоть Чрезвычайная комиссия, должны государство оберегать от внешних и внутренних врагов. Можете обижаться, но мы с вами – псы-охранители государства и того режима, который оно создает. Не станет нас, не станет и государства. Стало быть, для нас важна любая информация, способная принести пользу. И церковь, коли уж сообщает нам о внутренних врагах, наш союзник.

Я отчего-то ждал, что Артузов сейчас взъярится и станет рассуждать, что одно дело тайная полиция на службе монархии и совсем другое – революционные органы, служившие всему трудовому народу. Что-нибудь из серии – а вот жандармы и охранка вербовали себе тайных агентов, а мы никого не вербуем, а граждане эрсэфэсээр совершенно добровольно докладывают нам об имеющихся фактах антисоветчины. Но Артур Христианович сказал совсем иное.

– Так я же не спорю, – вздохнул особоуполномоченный Особого отдела ВЧК. – Для нас – это просто замечательно, а правильно ли это? Все-таки церковь должна быть отделена от государства.

Что называется – век живи и не узнаешь до конца, кто с тобой рядом. Уж кого-кого, но Артузова я не причислил бы к разряду романтиков. А вот, поди же ты.

Про то, как государство делало из Русской православной церкви еще одну государственную структуру, можно