Ванька 7 (СИ) - Куковякин Сергей Анатольевич Страница 13

Здесь, когда в психиатрическом отделении Вятской губернской земской больницы работал, из этой самой ваты одеяла для пациентов стежили. Правда, не много их и требовалось обновлять, а тут нам гораздо большие объемы ваты нужны. Хотя, сравни повязку и одеяло.

Тут мой мозг с одеял и масок на телогрейку перебросило. Я чуть чаем не облился, который сейчас пил.

Телогрейка! Ватник! Вот, что сейчас нашей армии требуется! Тут и вата нужна будет самая плохонькая, не как для перевязок или масок.

Рязанцев буквально на днях что-то про недостаток шинельного сукна бурчал, да и качество его стало хуже. У меня шинель, что в прошлом году была выдана, лучше новой грела. Той, в которую меня в Москве переодели. Эта — зябкая.

Ватничек-то и под шинель можно поддеть, и так носить. На фронте многие санитары и солдаты даже полы шинелей подгибали. Говорили, что в них ноги путаются.

В Маньчжурии когда я был, там у нас некоторые у местных подбитые хлопком куртки и штаны покупали. Говорили об их теплоте и удобстве. Опять же куртки эти под шинелями для тепла носили.

А если ещё и фильмы про Великую Отечественную войну вспомнить. В них в телогрейки многие солдаты были одеты. Дед мой, что эту войну прошел, тоже ватник хвалил.

Тут же я и свои поездки в институте на картошку вспомнил. Там ничего лучше фуфаечки не было… Один парнишка даже на спине своей фуфайки так и написал — «шуба лисья».

— Никифор Федорович, а как Вам такое? — тут я интенданта ещё и фуфайками огорошил, как будто с защитными масками от испанки у него мало проблем. — А если на данные изделия впереди ещё кармашки нашить, то в них стальные пластины вставить можно для защиты от пуль…

Рязанцев слушал меня, отложив в сторону свои бумаги с расчётами по маскам.

Моя идея его захватила. Он в армии уже не первую шинель изнашивал, знал все её преимущества и недостатки.

Тут же получалось такое… В историю можно было навеки своё имя золотыми буквами вписать. Это, как шлем Адриана, брюки Галифе… Это — куртка Воробьева-Рязанцева. А может, и Рязанцева-Воробьева?

Фамилии генералов были интендантом опять же вслух произнесены.

Я не преминул своего попутчика насчёт Гастона Александра Огюста де Галифе чуть-чуть просветить. Пусть немного успокоится. Что-то капитан сильно возбудился. Рассказал Рязанцеву легендарную версию изобретения этих самых модных сейчас штанов. Ну, что ранен тяжело был Гастон в бедро, кость срослась неправильно и травмированная часть тела смотрелась очень неприглядно. Вот и придумал генерал такие брюки, чтобы спрятать своё увечье. Если бы он моим аппаратом для сращения костей воспользовался, таких брюк бы и не было. Но, в то время аппарата-то ещё не было.

— Удобнее солдату будет… Стоимость… Тут считать надо…

Про защитные маски Рязанцев сразу забыл. Всё своё внимание и силы переключил на куртки.

— Точно описать изделие требуется. Ваши слова, Иван Иванович, правильно на бумагу перенести.

Глаза бригадного интенданта просто огнём горели. Видел себя он уже не меньше, чем полковником, а вся российская армия в ватных стёганых куртках щеголяла.

— Не имею возражения.

А что ещё я мог сказать? Я на куртку имени Воробьева не претендую. Лишь бы России польза была.

Всю следующую ночь капитан провёл за бумагами. Утром мне было предложено прочесть следующее: «Куртка ватная однобортная, прямого покроя, застёгивается по борту доверху на 4 пуговицы имеющимися в левом борте четырьмя пришивными петлями (шлевками). Полы прямые без вытачек, с боковыми и нагрудными накладными карманами, простёганные сквозь верх, вату и подкладку параллельными долевыми машинными строчками. Расстояние между простёжками 6 см. Спинка прямая, цельная или с долевым швом посередине, на талии стягивается затяжниками с металлической пряжкой. Простёжка спинки одинакова с полой. Воротник стоячий мягкий, застёгивается на одну пуговицу шлевкой, пришитою к левому его концу. Высота воротника — 3 см. Рукава одношовные, заканчиваются внизу небольшой шлицей и манжетами, застёгивающимися на одну пуговицу шлевкой, пришитой к концу верхней половинки манжета. Простёжка рукавов одинакова с полой… Материал — верх — диагональ гимнастёрочная хаки; подкладка — бязь крашеная серая или хаки; вата х/б 2 сорта».

Вот, что значит специалист по шинелям и прочему солдатскому обмундированию! У меня бы так написать никогда не получилось. Молодец, про карманы на груди для стальных пластин тоже не забыл. Может и будет у наших воинов такая защита. Война-то ещё не на один год…

Глава 19

Глава 19 Кодекс чести российского солдата

Ещё когда уходили от генерала, его адъютант вручил мне и Рязанцеву по пачке листочков.

— Возьмите, господа. По своим командам нужно выдать.

Ну, как без бумаг… Что там они ещё придумали? Ладно, посмотрю позже.

Сейчас полученное нами так в купе на столике и лежало. Никифор Федорович часть листочков уже и в дело использовал — проводил на их обратной чистой стороне свои расчёты, рисовал элементы стёганой солдатской куртки…

Правда, что хоть это?

Я пододвинул к себе по столешнице выданную мне пачечку.

«Кодекс чести российского солдата». Так был озаглавлен текст, напечатанный на бумаге.

Во как! Дома в институте мы изучали «Моральный кодекс строителя коммунизма». Чуть ли не наизусть его знать надо было, ещё и правильно прокомментировать. Светлое будущее мы строили. Нет, от светлого будущего я не отказываюсь. Да, и кто бы отказался?

Как там?

«1. Преданность делу коммунизма, любовь к социалистической Родине, к странам социализма».

Тут стран социализма ещё нет. ГДР, например, отсутствует, а с германцами мы ещё и воюем. Венгры тоже от них недалеко ушли… Польша — вообще часть империи.

«2. Добросовестный труд на благо общества: кто не работает, тот не ест».

Кто не работает, тот не ест… Заповедь первых британских колонистов в Америке. Цитата из Джона Смита, а он у апостола Павла её позаимствовал.

Я мысленно пробежался по всем двенадцати пунктам «Морального кодекса». Оказывается, помню ещё, а ведь сколько лет уже прошло…

Тут сколько пунктов? Чуть поменьше — одиннадцать. Ага, краткость, она — сестра таланта. Это уже Антон Павлович Чехов сказал. Вернее, написал в письме своему брату Александру. Наш человек — доктор. Не получилось мне его здесь увидеть, хотя и по времени совпадал…

Ну, по сути, здесь — почти извлечения из устава. Решили нам, видно, напомнить, чтобы мы себя за границей достойно вели.

«1.Воюешь с неприятельскими войсками, а не с мирными жителями. Неприятелями могут быть и жители неприятельской страны, но лишь в том случае, когда видишь их с оружием в руках».

Вроде всё так…

«2. Безоружного врага, просящего пощады не бей».

Всяко бывало, что уж тут. Я припомнил пару случаев, ставших мне известными. Германцы и австрийцы тоже наших, сложивших оружие, не всегда щадили.

«3. Уважай чужую веру и их храмы».

Вот здесь я совершенно ничего не имею против. Правильно устав говорит. Веровать — дело сугубо личное. Хочешь — веруй, не хочешь — не веруй, но и другим не мешай. Это, если вера — правильная…

Вспомнилась мне встреча со скопцами. Такую веру я уважать не могу. Изуверская она какая-то, во вред людям идёт. Как врач и человек я её не принимаю.

'4. Мирных жителей неприятельского края не обижай, их имущества сам не порти и не отымай, да и товарищей удерживай от этого. Жестокость с обывателями только увеличивает число наших недругов.

Помни, что солдат — Христов и Государев воин, а потому и должен поступать, как Христолюбивый воин'.

Не соблюдали наши солдаты эту заповедь в Прикарпатье. Могли и прихватить фураж и продовольствие местного населения. А что делать? Сам голоден и коня кормить надо. Особенно казаки этим грешили. Жаловалось население на них, ох жаловалось. Даже ко мне на перевязочный пункт приходили. У меня над лишившими их сена какая власть? Никакой. Оставалось им посочувствовать только.