Своеволие (СИ) - Кленин Василий Страница 13

— Да сызнова энти… сорокинские, — махнул рукой дончак. — Кисель с Панко, мать их! Кажись, хмельные…

Сашика уже не слушал. Убедившись наскоро, что жена цела, он тут же ринулся в дом.

— Эй! Сашко, не дури! — моментально понял атамана Тютя. — Слышишь?.. Ить, псина бешена! Сашко! Давай, хоть нас дождись!

И, стеганув от души вороного конька, Митька рванул вверх по дорожке.

Сашика выскочил почти сразу, только и взяв в избе, что свой «драконий меч». Сделал пару шагов, но замер на месте. Потом, рыча под нос незнакомые, но явно плохие слова, все-таки сел на чурбак и стал натягивать драные коты на ноги. Снова вскочил, подхватив меч, но ладошка Чакилган мягко легла ему на грудь и остановила разбег.

— Родная… — сдерживая рычащего зверя в груди, заговорил ее муж. — Так надо. Я должен…

Дочь Галинги лишь молча кивнула. Да, так надо. Она сама не поняла, если бы Сашика так не поступил. Но…

— Тютя велел его дождаться, — тихо, но непреклонно сказала она (голос все еще плохо ее слушался). Затем прижалась щекой к щеке и шепнула. — Я прошу…

Сашика замотал головой, словно, задыхался. Чакилган ладонью слышала злобное рычание в груди мужа… Но он все-таки сдержался. Да и ждать долго не пришлось: Темноводный — маленький острог. Вот уже от юго-западной башни двигалась небольшая, но шумная толпа. Чакилган разглядела, как за вооружившимся Митькой широко шагали друзья Сашики. Рыта только с луга явился и даже шел, грозно воздел над головой косу. Только Турнос снарядился, как в бой: в куяке и иерихонке, с неизменным шестопером за поясом. Слева, чуть отстав, в прибежку догонял прочих Старик, только-только пошедший на поправку. Ничипорка уговаривал его, хватал за локоть, но Тимофей зло отмахивался и выливал на парня полную лохань ругательств, которых в его голове хранилось без счета. Глаза даурской княжны повлажнели, размазывая картинку.

Не все лоча плохие.

— Ну? — Старик заорал атаману издали. — Где вони? Кому хвосты крутить будем?

— Идем! — только и бросил Сашика, перебрасывая «драконий меч» в ножнах из правой руки в левую.

Да вот идти не пришлось. Чакилган так засмотрелась на южную сторону, что не заметила, как с северного конца к их дому подошел тот самый Федор Пушчи.

— Охолонь, Сашко, — заговорил тот, не здороваясь. — Разговор есть.

Глава 13

Пушчи встал прямо перед ее мужем. Чакилган показалось, что Сашика отшвырнет его на сторону… Но сдержался.

— Не до разговоров мне сейчас… Федор Иванович.

— Маю, что есть. Об деле твоем и буду речи весть.

Сашика застыл. Посмотрел на Пушчи иными глазами.

— О каком это деле?

— Знамо о каком. Кисель с Панко сей час ко мне прибегли и в ножки бухнулись. Покаялись в баловстве своем…

— В баловстве⁈ — Чакилган едва успела схватить правую руку мужа, которая моментально легла на рукоять.

— А чавой-то воры до тебя пошли, добрый человек? — влез между атаманом и человеком приказного Старик.

— От ты дурень! — хохотнул тот, слегка побледнев. — Или я не сын боярский? Или не меня сюда приказной поставил, дабы порядки блюсти? К кому, как не ко мне им было бечь?

— В тайгу им бечь следует, сукам, — глухо бросил Сашика. — Авось там не найду.

— Ну-ну! — Пушчи спину выгнул, весь как-то нахохлился. — Ты б не спешил Сашко, да прозванье свое не оправдывал. Мало ль чего твоя баба тут нагородить успела.

Чакилган медленно подняла глаза на сына боярского. Пушчи нарочито отвернулся.

— Ну, сглупили казаки, с кем не бывает с пьяного-то глазу. Не признали они твою бабу. Думали: даурка вольная, ничейная…

— А ничейную даурку, значит, можно? — Сашика мерил Пушчи ледяным взглядом, но зверь в нем уже слегка отступил.

Пушчи удивленно смотрел на атамана. Потом сказал, ровно, не слышал вопроса.

— Да что было-то? Дело молодое, сердце разгорячили, пошли миловаться… но с не с той, с кем следовало… Ну, что за спрос за слова неумные?

— Не видал я допрежь, чтоб со слов по земле валялись… — неряшливо бросил Митька Тютя.

— Так ить, она ж первая их вдарила! — обрадованно подхватил Пушчи. — Не разобралась сдуру и волю рукам дала… Ногам, вернее. Или не так было, красавица?

Хитро так посмотрел на нее, а Чакилган в краску бросило. Первой она ударила, верно. Да только не так всё было! Не так!

— Молчишь вот, — укоризненно покачал головой сын боярский. — А из-за дури твоей вои православныя индо кровушку друг другу не пустили.

— Ты с женой моей разговариваешь, — подшагнул вперед Сашика.

— То ведаю, — горестно вздохнул Пушчи. — Ну да, бог тебе судья. А по делу: неслед из-за бабьего навета внутри воинства раздор разводить.

Повернувшись ко всей компании, он возвысил голос:

— Али у нас иных ворогов тута нету? Кругом они! И нам, православным, надо друг за дружку держаться! И тот, кто вражду меж своими сеет — тот враг и есть!

Сашика спокойно дослушал речь до конца.

— Ты серьезно думаешь, что я это просто так спущу? — спросил он.

— Спущу? — не понял Пушчи, а потом, наконец, кивнул. — Что ты, атаман! Казаки виновны в ошибке и покаются перед тобой. Уже каются, в ножках у меня валялись! И на кресте поклянутся, что ничего такого впредь творить не будут…

— И перед женой моей покаются?

— Перед дауркой? — Пушчи совершенно искренне опешил. — Слушай, Дурной, но это уже…

Чакилган, наконец, не выдержала и, прикусив губу, кинулась в дом. Нашла там самый темный угол, забилась в него и разревелась, повернувшись к стенке.

…Сашика пришел нескоро. Княжна только бросила краткий взгляд на его потухшие глаза, как мигом поняла: подлый Пушчи всё оборотил на свою сторону. Муж протянул к ней руку, но так ничего и не сказал. Только сел на лавку и со стоном запустил руки в волосы. Схватил их крепко и дернул со всей своей дурной силы.

— Ну, почему? — разрыдалась вновь Чакилган, видя бессилие мужа. — Почему ты пустил его сюда?

— Таков был уговор с Кузнецом… — глухо ответил Сашика. — И, кажется, Кузнец меня сильно облапошил…

Пушчи пришел в Темноводный почти незаметно. С ним был всего десяток его людей, и он никак не посягал на власть атамана Темноводного. Федор был общителен и приветлив, со всеми знакомился, не чинился. Хотя, и был сыном боярским. Чакилган долго пыталась понять, что это значит. Расспрашивала Старика, но мало что поняла. Вроде, как князь, но совсем не князь. Но и не простой батар (тем более, что Пушчи совсем не тянул на батара). Как будто, сын боярский нес в себе толику силы Белого Царя. Не мог говорить от его имени, но считался исполнителем его воли…

У лоча всё очень сложно устроено.

Уже через несколько дней Пушчи переменился. Нет, он не приказывал, не повелевал. Но по любому делу норовил дать советы. Говорил, что в Темноводном многое ему видится странным, огорчался, что порядок в остроге порушен. Именно огорчался.

«Да доглядчик он, тварина бесова!» — в сердцах пояснил Старик в ответ на расспросы девушки. Оказывается, в стране Белого Царя все друг за другом следят и, чуть что, Белому Царю жалуются. Чтобы скинуть того, кому завидуешь и занять его место.

«Он моему Сашике завидует?» — ахнула Чакилган.

«Можа, и не он. А тот, кто ево спослал. Только ты, девонька, особо не болтай об сём» — спохватился Тимофей.

Пушчи ходил на казачьи круги по вечерам и говорил. Ладно и много. И то, что нравилось людям. Говорил, что православный люд в Темноводном голодает, а вокруг богатые нехристи. Говорил, что потребно взять у них еду, дабы народ «не терпел нужи». Сашика уже тогда начал с ним яростно спорить, доказывал, что это пойдет во вред. А потом приходил домой и вот также запускал пальцы в волосы.

«Они его слушают» — глухо говорил он. А потом добавлял незнакомые злые словечки.

Пушчи охотно привечал всех недовольных. Слушал их жалобы и всегда шел защищать этих людей «от атамана». Зачастую ничего его заступничество не решало. Как можно дать каждому по коню, если коней в десять раз меньше, чем людей? Но сына боярского это не смущало. Он шел и требовал: то одно, то другое. Плевать на итог, главное, что жалобщики видели в нем заступника. А жалобщики были все из тех лоча, кого друзья Сашики называли «сорокинцами» да «ворами».