Червь - Антон Лагутин Страница 14

Это ты еще в пихву свои ручонки не вставлял. Вот где противно и мокро, но не всегда. Бывает очень даже приятно!

— Тяни, давай! — кричит мужчина. — Тяни!

Вокруг меня всё зашевелилось. Чувствую, как меня резко сдавило. Сжало как в лифте, битком набитом офисными менеджерами. Высвечивается 11й этаж, открываются двери и потный жирдяй, похожий на грушу, впихивается в лифт, вжимая меня с дюжиной коробок в стену. Рукой до кнопок он достать, конечно же, не может, и мы все слышим: — Нажмите, пожалуйста, 12й этаж.

12 этаж! Ты серьёзно! Повышенный холестерин убьёт тебя на лестнице, если ты попробуешь подняться, хотя бы на один этаж? Ну, уж нет! Этот беспредел я так просто не оставлю. Если я его не остановлю, он так и будет пихать своё пузо всем под нос.

Когда он выходит на 12 м этаже, я, выталкиваю всех из лифта, так как мне надо вытащить клиентские посылки, и иду следом. Шаркаю по темно-голубому ковролину, стараясь не отстать, но коробки так и норовят выскочить из моих рук. Одной это удаётся сделать, и пока я её поднимал, толстяк нырнул в сортир. Ну нахер эти коробки с дешёвым дерьмом, пусть тут ждут! Оставив картонную пирамиду возле двери туалета, я быстро окидываю коридор взглядом — всё чисто, желающих отлить больше нет — и захожу следом.

Внутри меня встречает чистота и блеск, заботливо наведённые руками азиатских приезжих. Чёрный пол, белые стены. Яркий свет газовых ламп ровно ложится на ряд белых писсуаров, между которых стоит бесформенное тело, спустив штаны до колен. Он кладёт руки на пояс, и струя мочи бьёт в блестящий писсуар, разбрызгивая мелкие капли во все стороны. Я терпеливо жду, но терпения нет. Начинаю насвистывать, включаю воду в раковине. Трусь возле него, сложив руки на груди. Короче, делаю всё, чтобы он прекратил ссать и внимательно меня выслушал. Наконец, он меня замечает. Хватается за брюки, окроплённые множеством мелких капель. Застёгивая пуговицу, он смотрит на меня с таким тупым выражением, что я не выдерживаю и заявляю ему:

— Ты — слабак, который не в состоянии подняться по лестнице всего один этаж!

— Приятель, — довольно спокойно говорит он, застёгивая ширинку, — иди на хуй. Как хочу, так и поднимаюсь.

Охуевшая скотина по имени Константин, если верить его бейджу (бывают дни, мы с Дрюней меняемся нашими для прикола) начинает неуклюже застёгивать ремень, пытаясь попасть в самую крайнюю дырку, но слегка обсосанные пальцы ему не особо помогают.

— Константин, — говорю я, — сейчас подниматься ты будешь на хую, если продолжишь разговаривать со мной в таком стиле. Я же с добрыми намерениями, понимаешь?

— Свои благие намерения вот так сдави, — тут он подносит свою ладонь отдающую мочевиной к моему лицу и начинает своими пальцами сжимать воздух до размера песчинки, — и засунь себе в задний проход.

Его указательный палец с идеально подстриженным ногтем, с белой окантовкой, блестящий, как свежий лак на тачке, начинает тыкаться мне в грудь, как тычется конец его ремня мне в ногу, который он так и не осилил застегнуть. Каждый тычок подобен удару ножа в моё сердце! Я же хотел как лучше! Зачем? Зачем ты так?!

— Сейчас ты выйдешь, — говорит он, — и наебенишь вниз по лестнице, а я спокойно спущусь следом, но на лифте. Понял? — под жирными щеками появилось подобие улыбки, он даже прыснул, пытаясь засмеяться, но вдруг весь искривился, согнулся в три погибели и застонал.

Нормально я так заехал ему по шарам. Хотел еще раз, но зашли другие офисные зассанцы. Взяв толстяка под руку, мы вышли из туалета. Дошли до пожарной лестнице и уже вместе — он катясь как мяч, а я его пиная как футболист в атаке на ворота — спустились на первый этаж.

— Нам нужно вернуться за коробками, — говорю я ему, — вставай!

Он что-то болезненно промычал, схватился за перила, но встать не смог.

— Вставай! У меня доставка горит, я не могу опаздывать, понимаешь? Я всегда успеваю в срок. Я — профессионал!

С трудом, но мы начали покорение “Эвереста”. Я думал, он помрёт на девятом этаже. Но нет! Он смог подняться на одиннадцатый и уже там двинуть кони. Вначале захрипел, затем посинел, потом споткнулся, перевернулся на спину и начал жадно хватать воздух ртом. И замер, выпучив язык. Наверно, действительно избыток холестерина его погубил. Так и остался там лежать, в обмоченных брюках.

Меня снова с силой сжало и накрыло мужской вибрацией, громко кричащей:

— Ну, сынок, тяни!

Я физически ощущаю как теплые, мягкие пальцы паренька обхватывают холодные внутренности рыбы, и, с громким чавканьем, вырывают их наружу. Опа. Я вырываюсь вместе с ними. Вот это поворот.

Что же получается: теперь я — остывший орган? Сердце, желудок, или кишки?

Глава 6

— Какая мерзость! — кричит пацан, брезгливо. — Все руки испачкал. И одежду.

— А ты как думал? Хотел выпотрошить рыбку, не испачкав труселей?

— Юрис! — строго процедила женщина сквозь зубы. — Чему ты учишь сына?

— Он — пацан! — взревел мужик. — Пора уже и руки замарать, и к девкам приставать!

Вот это я понимаю батя! С таким воспитанием пацан не пропадёт. Это точно.

— Пап, я уже пристаю к Роже!

— Как? Гулять зовёшь на речку?

— Ага! И она ходит со мной, и мы гоняем птиц на берегу, кидая в них палки!

— Молодец какой, гоняет он птиц на берегу. Я бы на твоём месте, кинул бы палку…

— Юрис! — снова недовольно пробурчала женщина.

— Ладно-ладно. Отто, собери всё в ведёрко, и пойди на улицу, выкини в яму. Пусть птицы попируют.

Чувствую, как меня сдавило со всей силой, что аж говно сейчас хлынет через рот. Только вот вопрос: есть ли у меня рот? И говно — есть ли оно?

— Пап, смотри! — брезгливо кинул пацан.

— Что это? — мужик вскочил со стула, приблизился. — А ну ка, подай мне нож со стола, мне тоже интересно, что это там шевелится в рыбьих