Декабристы. Перезагрузка. Книга вторая (СИ) - Янов Алексей Леонидович Страница 14

В мое отсутствие, в то время как я агитировал финляндцев, революционеры проникли в Сенат, сорвав намеченное на сегодня сенатское заседание. Манифест Сенату вручала делегация в составе Пущина и Рылеева, к которой присоединились обер прокурор Сената Краснокутский Семен Григорьевич (во время Отечественной войны 1812 года он участвовал в битвах при Бородино, Тарутино, Малый Ярославец. В заграничных походах участвовал в битвах за Лютцен, Бауцен, Кульм, Лейпциг, Париж. Уволен от службы в звании генерал-майор, масон) и еще один член Общества – сенатский регистр Михаил Иванович Васильев, а также сочувствующие нашему делу в лице сенатора Пущина-старшего – отца Ивана Ивановича Пущина, сенатора Дивова – дяди декабриста Василия Дивова. Ну и к этой депутации присоединились, словно рыбы-прилипалы, целый ряд «флюгеров», почувствовавших, что называется политический момент. Среди конъюнктурщиков, самым громогласным оказался сенатор Граббе-Горский.

Когда я заявился с ротой матросов в Сенат, Граббе-Горский как раз выступал перед почтенным, но в массе своей очень перепуганным от всего происходящего, собранием.

- Свобода! Равенство! И Братство! - заглушая всех сенаторов, раненным медведем ревел статский советник.

Правду говоря, голос данного "графа" соответствовал его наружности. На самом же деле, под личиной добропорядочного сенатора скрывался ростовщик, авантюрист, приспособленец да и просто прохиндей.

Из своего смартфона я знал, что в ТОЙ истории судьба Горского была страшна и причудлива. Арестованный как один из главных бунтовщиков (ибо не было на площади более высокого чина, к тому же графский титул), он вдобавок был закован в цепи за «дерзость в ответах» и отправлен в ссылку, хотя тщетно убеждал следствие, что и слыхом не слыхивал о тайном обществе. В ссылке Горский продолжал одолевать правительство многочисленными просьбами, но с течением времени открылось: 1) что он и не граф вовсе; 2) что его дочь, на которую он перевел свой капитал и которую требовал к себе, – не дочь, а любовница. Этот странный авантюрист окончил дни свои на поселении, в 1849 году.

Вначале сенаторы, немалую часть которых составляли дремучие старики, из которых уже сыпался песок, наотрез отказались подписывать предложенный им манифест.

Шамкая беззубыми челюстями, сенаторы, перекрикивая друг друга, заявляли, что ни им лично, ни русскому народу никакие вольности, оказывается, вовсе и не нужны!

- Помилуйте, о чем вы толкует?! Да при наших добрых, православных помещиках, русские мужики живут, припеваючи, как у Христа за пазухой!

- Верно! Судьбе наших крестьян, кои живут как в Раю, во всем мире завидуют!

- На воле мужики без бар помрут, ей Богу! Для мужика ваша вольность есмь тунеядство и необузданность, – подхватил эстафету очередной старик, уж и не знаю, то ли искренне заблуждающийся, то ли нагло лицемерящий, то ли выживший из ума. Слушая все это, я еще подумал, что надо будет срочно опубликовать Салтыкова-Щедрина, его "Повесть о том, как один мужик двух генералов прокормил."

- Господа помещики в государстве это руки, что вожжами правят, без них, без управления, кони в канаву занесут!

Тут уж слово взял настропаленный мною Рылеев, а зал собраний по периметру окружили вооруженные гвардейцы Морского экипажа.

Мне, честно говоря, на все эти бесполезные сенатские декларации было плевать с высокой колокольни, но мои товарищи по заговору верили, что эти сенатские акты могут возыметь какое-то положительное для нас действие во всей стране в целом. Во всяком случае, хуже от этого не станет, поэтому я и отказался от своей первоначальной идеи по немедленному роспуску Сената - как нелегитимного, с момента революции, органа монархического угнетения.

С появлением вооруженных матросов, окружающая обстановка, сама затхлая атмосфера Сената, изменилась как по мановению волшебной палочки! Она более не располагала к неспешным философским дискурсам и прочей пустопорожней стариковской болтовне. Пользуясь благоприятным моментом, Рылеев во всеуслышание и со всей присущей ему решительностью твердо заявил, что те из сенаторов, кто не подпишет предложенные им воззвание и манифест по созыву Учредительного собрания, будут признаны контрреволюционерами и пособниками прогнившего монархизма, а, таким лицам, дескать, грозит полная конфискация имущества и тюремные сроки! Естественно, таких законов еще не было и в природе, но сочинить их не долго, была бы чернильница, да бумага. Речь Рылеева, прогремевшая как гром среди ясного неба, вызвала, хотел сказать в Доме Престарелых, но нет, в Сенате, весьма бурную реакцию. Затрясшиеся словно в лихорадке сенаторы вмиг перековались в либералов и большинством голосов, практически не читая, утвердили все предложенные им проекты постановлений!

Главным таким документом был «Манифест к русскому народу» в котором объявлялось, что «великие князья Константин и Николай отказались от престола», что после такого их поступка «Сенат почел необходимым задержать императорскую фамилию и созвать на Великий собор народных представителей изо всех сословий народа, которые должны будут решить судьбу государства». Также в этом манифесте Сенат призывал «народ оставаться в покое», «сохранять неприкосновенным имущество, как государственное, так и частное», а для сохранения «общественного устройства» Сенат самораспускался, передавая всю власть «Временному правлению во главе с Головиным Иваном Михайловичем».

Сразу после голосования, пока Рылеев с Пущиным и рядом других товарищей общались с сенаторами, я времени даром тоже не терял, вместе с Каховским, мы разместили на крыше Сената двух снайперов - пару стрелков-ирландцев.

Спустившись вниз, лично проконтролировал, чтобы немедля был запущен бюрократический механизм по рассылке одобренных Сенатом актов по всей уже не трещащей по швам, а с неимоверной силой рушившейся рабовладельческой империи!

На Сенатской площади тем временем тоже произошли зримые изменения. В числе первых, сразу вслед за Московским, на Сенатскую площадь пришагал ведомый поручиком Сутгофом, подпоручиками Вреде, Кожевниковым и рядом других офицеров лейб-гвардии Гренадерский полк - внешне весьма мощная колонна, так как в лейб-гренадеры отбирали особенно высоких и сильных солдат. Пришли они на Сенатскую площадь кратчайшим маршрутом, двигаясь прямо по льду Невы и согласно ранее выработанному плану, гренадеры должны были занять Петропавловскую крепость, которую охраняла одна из рот этого полка.

Подскакал к полковому "смотрящему" Сутгофу.

- Приветствую Александр Николаевич! Что с командиром полка Стюрлером?

- Ныне покойный Николай Карлович сначала вывел полк, согласно приказу якобы поступившему от Константина, а затем, уже на марше мы встретили вестового от великого князя узурпатора Николая, - недобро ухмыльнулся Сутгоф, - пришлось принять к не вовремя взбунтовавшемуся полковнику срочные меры ...

Я вопросительно приподнял бровь.

- Зарубили супостата! - вмешался в разговор подпоручик Вреде.

- Где поручик Панов?

- Где и должен быть, - ухмыляясь, ответил Сутгоф - в Петропавловской крепости сидит! - и уже не сдерживаясь, рассмеялся.

- Сложности возникли?

- Что вы! - махнул поручик рукой. - Никакого труда это не составило, там дежурила наша лейб-гренадерская рота подпоручика Корсакова. Крепость дополнительно усилили не только новым её комендантом поручиком Пановым, но и дополнительно двумя ротами гренадер. Теперь пушки Петропавловской крепости - к вашим услугам, Иван Михайлович!

- Кстати говоря, а ваши как успехи, Иван Михайлович? – Сутгоф посмотрел в сторону Московского полка замершего в каре. – Я вижу, дело сдвинулось с мертвой точки?..

- В основном все по плану. Генерал-майора Шипова только недавно разыскали, у Сергея Павловича «медвежья болезнь» приключилась. Теперь, после того как посмертно выбыл из строя командир 1-й бригады Шеншин, Шипов – командующий 2-й гвардейской пехотной бригадой, в силу отсутствия на месте Милорадовича, Воинова и Бистрома, обретает даже по ныне действующим законам всю полноту власти и может отдавать приказы полковникам сразу пяти полков – Преображенского, Московского, Семеновского, Гренадерского и Гвардейскому экипажу. Правда, актуальны его приказы сейчас будут только для Семеновского полка, с остальными полками мы и без него управились! Преображенцы Исленьева для нашего Дела, к сожалению, потеряны …