В ад и назад - Sergey Vells Страница 14

Я вспомнил сгустки, падающие с неба, и кое-что стало проясняться. Меж тем мы пошли вперёд, а Лёша всё болтал:

— Ты уже понял, что ты в аду, если нет, то знай. Ты в аду. Конечно, не так нам его рисовали, но сходства есть, — объяснял он мне. — Тут друг всё куда сложнее. — Сплюнул огромный сгусток слюны Лёша.

— Это почему? — Удивился я.

— А потому что, тут такой цирк творится, офигеешь. Представь себе, что в огромную кастрюлю закидали людей из разных эпох, и закрыли крышкой, и знатно встряхнув. А кастрюля эта называется бесконечный город. Тут каждый за себя, на каждом углу порок и грех, а руководят всем, конечно, демоны. К примеру, каждое воскресенье крестоносцы идут войной на ведьм, пока они добираются до их квартала, огребают люлей все, кто попадается на их пути, потом они отгребают от ведьм и идут обратно к себе до следующего воскресенья. Или вот. Как только Наполеон очередной раз решит захватить пару кварталов, на город сразу падают морозы под минус сто, вымерзают и французы и те районы, что они решил покорить. Или как тебе такое, Тамерлан уже не помню, сколько лет, пытается получить заём в банке, чтобы купить своему войску коней.

— Чего? — Уставился я на грузина.

— Да. — Угорал Лёша. — Здесь сущее безумие. Но это ширма для прикрытия того, что души всё больше вязнут во тьме. Но скоро сам всё увидишь.

Дорога повернула за огромные горы, которые внезапно возникли, словно из-под земли в один момент.

Пройдя ещё с пару сотен метров, мы очутились у ворот огромного города.

— Вот держи пригодиться. — Сунул мне в руку нераспечатанную пачку Беломора, Алексей.

Я взял внезапный подарок, и услышал крики из-за ворот. Обернувшись на голоса, увидел, как ворота открылись, и к нам выбежало трое мужчин.

— Ты как там очутился дебил⁈ Заорал один из мужиков с тонкими рогами с двадцать сантиметров каждый.

— Мы из пустошей шли. — Начал я, было говорить, но меня прервали.

— Кто мы? Ты больной придурок. Живо за ворота, олень ты не строевой. — Схватил меня за рукав второй мужик, похожий на пивную бочку с рогами.

Я обернулся, чтобы увидеть Алексея, но ни грузина не телеги не было.

Глава 4

Герой в аду — 3

Меня буквально затащили в ворота, и они быстро закрылись.

Я очутился у огромной арки высотой в три метра и шириной в такое же расстояние. То и дело из арки, что светилась багровым светом, выходили люди, и им сразу же ставили печать на лоб. Как только люди получали печать на морде, черти их запихивали в старые ПАЗики, что, забивались под завязку, а потом уезжали в неизвестном направлении.

— Это кто⁈ — Орала высокая женщина в форме констебля с явно французским акцентом.

— За воротами шатался. — Встал по струнке демон бочка.

— В мой кабинет живо! — переключила она крик на визг. — Махмет! Ты заглавного, пока я не вернусь!

Высокий и нагаченный мужчина с двойным хвостом и явной восточной наружностью вздрогнул стоя у арки и отдав честь, побежал выполнять поручения.

Стройная и белокурая женщина же с острым подбородком и пухлыми губами, уже начала тащить меня в соседнее здание. Я волочился за ней как куль, поражаясь её силе.

Заведя меня внутрь здания и проведя по коридору с отбитой штукатуркой и надписями на стенах по типу «Тут был Вася» и «Панки хой», демоница остановилась у деревянной двери и пинком открыла её, затаскивая меня в комнату.

Здесь всё было, как в кабинете, какого не то солдафона в военкомате девяностых годов.

Деревянный пол с облезлой коричневой краской, стены покрашены наполовину в поносный цвет, а дальше побелка, уходящая в потолок.

В комнате без окон у стены стоял стол, заваленный бумагами на полтора метра вверх. У стола расположилась табуретка с перемотанной изолентой, ножкой, что была сломана. На этот трон меня и посадили.

Сама же страшная тётка села за стол и разгребая по сторонам бумага, что падали и разъезжались в стороны, уставилась на меня пронзительным взглядом.

— Ты что пёсий сын! Совсем охерел! У нас тут седьмая революция за день, а ты за воротами шатаешься. Какой отдел? К какому дому принадлежишь⁉ — Ударила она кулаками по столешнице, да, так что стол жалобно заскрипел.

— Я, эээ… — Не зная, что и сказать на слова женщины, издавал только невнятные звуки.

— Сука. Ты немой, что ли? — Расходилась констебль, как лесной пожар в сухом лесу. — Петрицый!

В кабинет вбежал мужик в деловом костюме с лавровым венком на голове.

— Слушаю госпожа Ламия. — Вытянулся Патрицый, как шланг под давлением.

— Тащи книгу проклятых! У нас тут проблема. — Скомандовала она.

Мужика, как ветром сдуло. Как только он дверь с петель не снёс, стремясь выполнить указания.

— А что такого я сделал-то? — Отошёл я от шока.

— Что сделал! Значит, выйти за ворота, этого мало для тебя! У меня тут такой поток грешных мудаков, что впору цианид пить, и на больничный уходить. Да ты знаешь хоть, что демонам запрошено выходить за стены и шарахаться по преддверью Лимба. Башка ты козья! Если про это узнают весь мой отдел без вазелина и детского крема выебут и высушат. Проверок набежит столько, что день, когда бомбами Японию накрыло, будет перекуром.

В кабинет вбежал Петриций и втащил огромную чёрную книгу в кожаном переплёте. Грохнув её на стол, мужик вызвал бумажное землетрясение и, Ламию на секунду накрыли стопки листов.

— Набрали блять по объявлению мудаков, на мою голову! — Шипела женщина, раскидывая бумагу. — Что смотришь? Клади руку на обложку дебила ты кусок!

Я опасливо положил руку, и книга отдалась теплом.

— Убирай руку. — Скомандовала Ламия.

Я убрал и стал смотреть, как женщина открыла книгу, и её лицо почернело от злости. Ноздри гневно раздувались, а на лбу появились морщины, и набухшие вены.

— Что за шутки⁈ Почему тебя не находят по книге проклятых⁉ Ты что блядь Девид Блейн? В рот те ноги!

— Опять шум. Ты только и можешь, что орать Ламия. — Послышался ехидный женский голос.

Все повернулись к двери, где стояла высокая с серебряными волосами до бёдер девушка. Её лицо было идеально. Симметричные черты лица горделивые и тонкие, придавали шарма, а слегка пухлые губы были красными как самая яркая помада, создавая контраст на белом лице. Ресницы на раскосых миндалевидных глазах были пушистые и большие, а веки подведены красным,