Крестоносец (СИ) - Марченко Геннадий Борисович Страница 15

— А фламберга нет? — спросил я чисто из любопытства.

— Фламберга? О таком мече я не слышал, господин, — пожал тот плечами, одновременно разводя руки в стороны.

Да, кажется, эти мечи с волнистыми лезвиями появились позже и сейчас их ещё никто не ковал. Причём вроде как их даже запрещали в своё время якобы из-за того, что эти самые фламберги наносили рваные, незаживающие раны.

— Давайте не будем усложнять, посмотрим романские мечи, — предложил я.

— Один момент!

Форжерон исчез в глубине дома, вернувшись через несколько минут с целой охапкой мечей. Разложив их на прилавке, мастер широким жестом обвёл своё богатство.

— Ну, который вам приглянулся?

Роланд взял один меч в руки, словно взвешивая его, крутанул в воздухе. Я взял другой, с коническим набалдашником на венце эфеса, по длине тот был практически как отцовский, от которого остались две половинки, которые я так и таскал в ножнах. Крутанул «восьмёрку»… Нет, что-то не то. Взял другой, с чуть более длинным (где-то метр с хвостиком) и тяжёлым лезвием, словно бы с узорной ёлочкой на нём и на котором словно бы играли тени[7], снова крутанул. Хм, а вот этот клинок неплох, хорошо лежит в руке, баланс удачный. Я более придирчиво осмотрел лезвие с долом от рукояти, заканчивавшимся в нескольких сантиметрах от заострённого конца. Уже порядком отросшим ногтем (надо бы подрезать при случае) тронул острую кромку… И правда острая, хоть ногти подстригай, никаких ножниц не надо. Надписей типа той, что была на отцовском клинке, нет, ну да мне они и ни к чему.

Я ещё раз крутанул. Вот понравился мне меч, сразу у нас с ним возникла какая-то «химия».

— Прекрасный выбор, шевалье, чьего имени я не знаю…

— Симон де Лонэ, — подсказал я, не отрывая взгляда от игравшего завораживающими тенями клинка.

— Прекрасный выбор, шевалье де Лонэ! Этот меч я выковал по заказу одного славного рыцаря из Монферрана, но тот, заплатив задаток, к сожалению, погиб, так и не дождавшись своего меча. Задаток я его родным вернул, — поспешно заверил мастер.

— Я и не думал сомневаться в вашей честности, господин Форжерон.

Тот довольно крякнул, то ли от того, что я не усомнился в его честности, то ли оттого, что я назвал его господином, что ремесленнику весьма, должно быть, польстило.

— Сколько вы за него хотите?

— Вместе с ножнами отдам вам… Так уж и быть, нравитесь вы мне, отдам за пятьсот денье. Четыреста пятьдесят за меч, и пятьдесят за прекрасные ножны. Тот рыцарь готов был заплатить за всё семьсот, видите, я вам делаю серьёзную уступку… Эй, Беатрис! — крикнул он, обернувшись назад. — Беатрис, свет очей моих, будь добра, принеси ножны для меча, который я выковал я в прошлом году для шевалье из Монферрана.

— Хорошо, отец, — послышался из глубины дома голос, показавшийся мне почему-то знакомым.

Не прошло и минуты, как из-за спины Форжерона показалась невысокая, хрупкая фигурка, и когда на неё упал луч заходящего солнца, я удивлённо приподнял брови — это была не кто иная, как та самая девица, которая едва не лишилась своего кошеля по милости воришки. Она меня, естественно, тоже узнала, и замерла с ножнами в руках, так же взметнув брови.

— Вы?

Её отец, переводя недоумённый взгляд с меня на дочь и обратно, кашлянул и поинтересовался:

— Беатрис, вы что, знакомы?

— Так это же тот самый юный господин, о котором я тебе рассказывала, он поймал укравшего у меня кошель вора.

— Ах вот оно что, — протянул Форжерон, оборачиваясь ко мне. — А я ведь ещё подумал, жаль, что нет возможности найти того благородного рыцаря и отблагодарить его. А вы, получается, сами меня нашли. Или вы расспросами узнали, где живёт моя дочь?

— Нет, нет, я оказался здесь совершенно случайно… Вернее, не совсем случайно, мне действительно нужен меч, вы же видели, в каком состоянии мой, а на этой площади только одна оружейная лавка.

— Это точно, — согласился Форжерон, — в городе нас всего двое, я и Батист Паризо, но его кузница на окраине города.

В этот момент Беатрис привстал на цыпочки и что-то прошептала отцу на ухо. Тот, отстранившись, посмотрел на неё, как на умалишённую, но та сделала такое умильное личико, что кузнец озадаченно поскрёб затылок. Потом перевёл взгляд на меня.

— Эээ… Хм, в общем, юный господин де Лонэ, за вашу услугу, оказанную моей дочери, я…

Он сделал паузу и, глядя на меч, приподнял брови, словно бы сам удивляясь своему решению. А Беатрис посмотрела на меня с лукавой улыбкой, от которой внизу моего живота я ощутил сладкое томление.

— Я хочу подарить вам этот меч.

И, вогнав клинок в ножны, он с торжественным видом протянул их мне.

— Что вы, месьё Форжерон, — растерялся я, — это слишком щедрый подарок. Он наверняка стоит намного больше того, что вор пытался украсть у вашей дочери.

— Берите, шевалье, берите, пока я не передумал. Это от чистого сердца, хоть разум и нашёптывает, мол, дурак ты, Форжерон, задаром отдаёшь такой меч, за который мог бы выручить немало серебра.

— Бери, пока дают, — толкнул меня локтем в бок Роланд.

Покраснев от смущения, я принял меч.

— Давайте я у вас хотя бы нож или кинжал куплю. У вас же наверняка есть что-нибудь?

— Кинжал? Хм, не слышал о таком.

Странно, слово есть, правда, оно всплыло уже из современного мне из будущего французского, а вот аналогов в старофранцузском нет. Выходит, кинжала в это время не знали[8]? А ведь и правда, за минувшие сутки мне не встретилось ни одного обладателя кинжала, хотя ножи на поясах висели у многих. В Клермоне я видел их даже у некоторых женщин, правда, более скромных, чем у мужчин, размеров.

В итоге Форжерон выложил передо мной десятка полтора ножей, и после придирчивого изучения я выбрал один, по форме чем-то напоминающий классическую финку, в ножнах из выделанной кожи. Комплект обошёлся мне в пятьдесят денье, по словам мастера, этим ножом можно рубить гвозди, и лезвие даже не затупится.

— Удачи вам в походе против неверных! — пожелал на прощание оружейник.

— Храни вас Бог, месьё Форжерон, и вашу прекрасную дочь Беатрис! — ответил я, не забыв одарить улыбкой его тут же зардевшуюся дочь.

По пути к дому Бремонта Роланд успел отобрать у меня меч, оценивая его при свете заходящего, облекшего в розовый цвет плывущие над Клермоном облака солнца. Я тем временем успел отстегнуть ножны с отцовским мечом, и когда новый меч получил обратно в руки, прицепил его к поясу вместо старого.

— Да-а, и меч хорош, и ножны достойные, — с завистливым видом говорил Роланд. — Кстати, а что это за месьё? Почему ты так странно обращался к оружейнику?

И правда, чего это я? Для полноты картины не хватало ещё дочку кузнеца назвать мадемуазель. Совсем забыл, что в 12 веке такие обращения ещё не приняты.

— Да я вот, Роланд, пока мы ехали в Клермон сегодня днём, всё думал, что не хватает чего-то для общего обозначения мужчин, женщин и незамужних дев. Наверное, святой Януарий мне присоветовал. Вот и придумал, что к мужчинам можно обращаться как месьё, к девушкам — мадемуазель, а к замужним женщинам — мадам. Как думаешь, будут пользоваться популярностью такие обращения?

— Хм, даже и не знаю, что сказать. Ты не только память потерял, но ещё, похоже, у тебя и мозги повернулись куда-то не туда. Ты только пока никому того, что сейчас рассказал мне, не говори, а то… А то мало ли что.

Мы как раз подошли к дому Кристиана Бремонта, который в это время на заднем дворе за что-то поносил своего молодого слугу. Оказалось, за то, что тот недостаточно хорошо вычистил наших с Роландом лошадей.

—А-а, вернулись, — протянул он, улыбаясь. — Ничего не купили?

Роланд тут же, не успел я и рта раскрыть, принялся живописать мои подвиги, начиная от поимки вора и заканчивая победой над Демоном Африки, благодаря чему я разбогател на целых двести денье.

— Симон, вот уж от кого, от кого, а от тебя я таких подвигов не ожидал!

Что значит не ожидал, про себя возмутился я. Это что же, Симон де Лонэ какой-то лузер, получается? Или что он имел в виду?