Мамба в Афганистане (СИ) - Птица Алексей Страница 15

Скажете, что это детский сад — пытки лекарствами? Гм, уважаемые, главное, чтобы было желание и возможности, остальное всё легко срастётся. Тут же все про наркотики знают, а то и употребляют. Они запрещены Кораном, но человек слаб, особенно когда это растёт перед его глазами и выращивается на продажу. Но дело не в этом, при желании можно создать такое вещество, что будет вызывать тяжёлые галлюцинации и отвращение от приёма этого самого средства.

Да и обычным тошнотворным запахом, вызывающим непрерывную рвоту, можно довести практически любого до изнеможения. А если это делать каждый день по нескольку раз? Вымучил, накормил, и тут же снова. Думаю, сутки-двое, и да здравствует правда! И главное, никакого насилия и смертей. Вот он, Мамба животворящий! Ну и эликсир правды ещё есть, тоже хорошая вещь, да её уже и так открыли в лабораториях, только сывороткой обозвали, грамотеи…

Сильный удар колёс при переходе с грунтовки на асфальтированную дорогу отвлёк меня от текущих мыслей. Японский пикап наконец-таки вырулил на шоссе, и с меня сняли закрывающую глаза повязку.

Ух! Я вытер вспотевшее под ней лицо, потёр слезившиеся от пыли глаза и стал осматриваться, пытаясь понять, куда меня везут. Везли обратно в город. Автомобиль затормозил на окраине, я быстро спрыгнул, мне скинули мои вещи, и пикап поехал дальше, вскоре скрывшись за линией горизонта.

Присев на обочину дороги, я вынул из кошмы автомат, передёрнул затвор и убедился, что магазин оказался пуст. Страхуются. Револьвер забрали, автомат старый дали, да ещё и без патронов. Молодцы! Зло сплюнув, я выругался и, подхватив вещи, отправился в караван-сарай.

— Ну что, хозяин, сдал меня, как стеклотару, а? — обратился я к его владельцу, как только перешагнул порог сего богоугодного заведения.

Хозяин караван-сарая понял меня превратно и схватился за нож. Двое его работников тоже напряглись и похватали попавшиеся колюще-режущие предметы. Гм! Скинув кошму, я взялся за автомат. Хозяин застыл, вокруг него столпились работники, но увидев в моих руках автомат, бросились врассыпную. Весьма похвально.

— Что ты, что ты!..

— Я вернулся, ты и сам знаешь откуда. Вот, подарили автомат, есть кому продать? Мне он не нужен.

Сказать, что хозяин удивился, значит, ничего не сказать. Я же быстро перевернул автомат, положив его на плечо.

— Я куплю.

— Бери. Пятьдесят баксов, и он твой!

Торговаться хозяин не стал и забрал у меня автомат вместе с двумя пустыми магазинами, а я зашёл в свою бывшую комнату и забрал спрятанные там деньги. Хозяин, чувствуя свою вину, не препятствовал мне и поэтому не стал торговаться за автомат. Не знаю, нужен он ему был или нет. Из караван-сарая я сразу же отправился в единственный в городе магазин, что торговал мотоциклами, и приобрёл себе новый мопед.

Весело захлопав двигателем, он понёс меня по дороге в сторону выезда из города. Все вещи я привязал к багажнику, а что не поместилось, лежало у меня в армейском рюкзаке, купленном в соседней лавке.

Мопед весело вёз меня в форт Дрош, который стал к этому времени небольшим городом. Впрочем, чем дальше я отдалялся от Пешавара, тем лучше. Просто от Пешавара до Джелалабада шёл основной поток моджахедов, а я отклонился сразу в сторону, пытаясь не нарваться на чей-то отряд.

Шоссе, по которому я ехал, тянулось от административного центра города Читрала в Джелалабад через Пешавар. Шоссе оказалось узким, как и обычно в горах, но зато целым и не побитым, как в матушке-России.

Мопед весело мчал меня по горной дороге, без труда пожирая километры шоссе, что построили ещё англичане. Мардан оказался давно позади и, промчавшись мимо двух населённых пунктов, я несся всё дальше и дальше. Через четыре часа, ненадолго останавливаясь на дозаправку, я въехал в селение Дрош.

Здесь ничего интересного для меня не оказалось, кроме заправочной станции. Тут уже жили не пуштуны, а другие народности, в частности калаши. Но мне нужно ехать дальше в Читрал. Мопед чихнул плохим бензином, завёлся и бодро затарахтел, даря моему сердцу радость поездки.

К вечеру я заезжал в город Читрал, в котором даже имелся свой аэропорт — маленький, конечно, но функционирующий. Гостиницы в городе также имелись, и я снял маленький номер в одной из них. Утро вечера мудренее, и я лёг спать, предварительно осведомившись у администратора:

— Уважаемый, а как у вас с правопорядком в вашем замечательном городе? Не бывает ли так, что в комнату врываются незнакомые люди с автоматами наперевес и начинают творить недоброе?

Администратор сначала не понял, что я имею в виду, хоть это я и произнес на хорошем английском. Я повторил, добавив подробностей, после чего ему стало ясно.

— Нет, это Читрал, а не Пешавар, мы потомки дардов, а не пуштунов. И мы не мусульмане. Здесь за всё отвечает полиция и армейские подразделения. А этих… мы сюда не пускаем. Вы можете спать спокойно, вас никто не тронет и не ворвётся среди ночи. Наш хозяин — уважаемый человек, а его старший брат служит заместителем начальника местной полиции, а дядя по матери — генерал армии…

— Вопросов нет! Я благодарен вам за разъяснение.

— Спасибо, отдыхайте и наслаждайтесь нашим чистым весенним горным воздухом.

— Всенепременно.

Выяснив все подробности, я со спокойным сердцем поужинал в кафе и лёг спать. Назавтра у меня запланировано много дел и, главным образом, весьма щекотливых, а ещё и о пуштунах надо думать. Всё же, мне нужен тут человек в качестве посредника. Но вот как лучше поступить? С этой мыслью я и заснул.

На следующий день я отправился на… базар. Базар, как и всё восточное, являлся средоточием всего самого интересного и наилучшего, что могло быть в городе. Горы разнообразных сухофруктов, орехов и засахаренных лакомств возвышались горками на деревянных прилавках. Лавки одежды поражали однообразием и скудостью красок, потому как не надо себя баловать.

Но и тут удавка ислама несколько ослабевала, не в силах повлиять на народ, который ислам принял только в двадцатом веке, да и то не все его представители. Были лавки и с разноцветной женской одеждой, и довольно много. А в остальном — рынок как рынок. Мне же нужно разузнать всякие новости — и хорошие, и плохие. Набродившись по рынку, я так и не нашёл для себя ничего полезного. Ну да, ведь местного языка я не знал.

И всё же, возле одного прилавка я невольно остановился: показалось, словно я снова очутился в Джибути, где торговал в точно такой же лавке, только с африканской спецификой.

В лавке сидел средних лет мужчина, над головой которого свисали веники из местных трав и ветки местных же кустарников. Среди них находились и знакомые мне, и совсем незнакомые.

— Почём? — по-английски спросил я и стал тыкать пальцем в пучки различных трав, что висели над его головой. А получив ответ, спрашивал и о тех, что лежали рядом на прилавке в мешочках, перемолотые в порошок.

— Сто, двести, сто пятьдесят рупий, — отвечал мне мужчина, внимательно следя за моими пальцами.

Внимательно рассматривая ассортимент, я стал всё больше озадачивать его вопросами, так как уже немного разбирался в местных травах и рецептах, и принялся скупать его товар. Чем изрядно удивил торговца. Но, как оказалось, знал он немного, и чем дольше я с ним разговаривал, тем больше он начинал «плавать». Наконец, продавец не выдержал.

— Мама, тут клиент пришёл, который больше меня знает. Выйди к нам.

Сказал он это на своём наречии, но по его тону и мимике я догадался, что это примерно так и звучало. На его просьбу послышалось старческое кряхтение, и из глубины небольшой лавки показалась пожилая женщина, до этого сидевшая там в оцепенении. Видимо, отдыхала от дел праведных.

— Хе-хе, знахарь пожаловал, да ещё и чёрный. Не видала я такого за всю жизнь, — прошамкала она, а её сын перевёл сказанное.

— Всё в этой жизни происходит в первый раз, — философски заметил я.

— Говори, что надо, старая я стала. Вижу, что ты не врач и не аптекарь.

— Помощь мне нужна, а я вам за это раскрою секрет пары эликсиров, а вы мне свои расскажете, да если есть у вас место, оборудованное для производства лекарств, дадите мне им воспользоваться.