Уничтожить нежить (СИ) - Птица Алексей Страница 15

— Вот я тебе и говорю, а ты сбежал, да к казакам вольным ушёл, не слушая меня. Много ты с ними счастья нашёл?

Гость, крупный и дородный мужчина с вислыми на пример казака усами да стриженной в кружок головой представлял собою противоречивое зрелище. Одет он был богато, но неброско, оружие при себе имел знатное, но в ножнах невзрачных.

За широким кушаком блестел серебром рукояти длинный пистоль, а кинжал с золочёным эфесом представлял собою не парадное, а вполне боевое оружие. Да и кинжалом Хрипун владел не как дилетант. Видел Болотников один раз, как Хрипун отбился от внезапного нападения подосланного убийцы. Боялся Болотников Хрипуна, так как стояли за ним многие и многие.

— Всё что нашёл, всё моё, — прервал затянувшуюся паузу атаман.

— И много ты нашёл у турок? Аль итальянцы тебе серебра отвесили с лошадиную голову?

Болотников счёл за нужное промолчать. Не дождавшись ответа, Хрипун примостился на походный стул в шатре.

— Вот, что я тебе скажу, Ваня. Приехал я сюда не просто так, и ты это понимаешь. Пока ты куролесил с казаками по степи, да в плену на турка спину гнул, на Руси много что поменялось. Парень ты бывалый, да уже зрелый, почитай, муж. И Крым, и Рим, то есть Венецию познал. Остались только медные трубы, что славу лютую поют, да на смерть ведут. Да ты и о них слышал. А раз так, то вот мой сказ тебе. Нужен предводитель мне, чтобы действовал вроде как сам по себе, а на самом деле волю мою тайную исповедовал. Воля моя будет в твоих же интересах. В том тебе сомненья не будет, не бойся. Моё слово крепко, как дуб столетний. Как думаешь?

Болотников разозлился.

— У меня уже есть отряд гайдуков, зачем мне ещё и в ваши дрязги лезть?

— Так то тебе нужно, а не мне. Был ты никем, а станешь первым воеводой. Был царевич Дмитрий, но как верные люди говорят, играл в ножички. Да приступ падучей его внезапно прихватил, и упал он на свой ножик, да горлом аккурат. Кровью весь истёк, на том и кончился. А молва народная, что против Бориски вознегодовала, его к себе привязала да оживила. Не было, мол, той смерти, всё Шуйский придумал да утаил от народа-то. А Шуйский и расследовал тогда это дело, да и сам не рад, что расследовать пришлось. Вона как, Иван…

— Так это что же? Живой царевич, али Шуйский его прибил?

— Шуйского там не было. Я же говорю тебе, Годунов его послал, как токмо узнал об несчастии. Мёртв царевич, а мор трёхгодовой в народе его память возродил, как мертвяков богопротивных в нынешнем годе. Явился Гришка Отрепьев да объявил себя царевичем. Людей за деньги Мнишека привели и за почести обещанные, чтобы подтвердили его происхождение. Долго о том рассказывать. В конце концов, переиграл Гришку Шуйский, да убил прилюдно. Но не успокоился народ, бунтует. Не нравится ему новый царь. Никому не нравится, кроме кучки приближённых и сродственников ближнего круга. Вот и нового Лжедмитрия уже ищут, да есть и другой человечек ещё, но о нём после…

— Ммм, — у Болотникова мигом закружилась голова от обилия новостей, что он сейчас услышал. Вроде всё ясно, но он привык махать шашкой да стрелять из пищали, а не головой думать, да в царевичи играть. — Так мне что делать-то?

— Дак что тебе делать? Ехать в Самбор в замок Мнишеков. Там сидит московский боярин Михаил Молчанов. Я черкану ему прелестное письмо, и он тебя примет. Сам он мнит себя царевичем, да стать им не сможет. Знают его больно хорошо, не пойдут за ним. В лицо знают, да многие. А и знают про него, что цареубийца он. Фёдора Годунова с матерью удушил, да в яму скинул. Вор, к тому и свидетели есть, ещё при Бориске Годунове. Предатель и насильник. С Гришкой Расстригой девок прямо с улицы хватал, не разбирая, и тайно насильничал в хоромах. А про то многие помнят и в лицо его признают. Знай и ты. Это не тебе думать, кто он и что он. Я всё за тебя обдумал, прожевал и в рот тебе положу, как дитятке неразумному. Хмуришься? Так-то не против тебя, а, наоборот, для пользы твоей. Ты просто казачий атаман, твоё дело воевать, а не думать. Грабь, режь, пытай, добычу собирай, врагов убивай, а я подскажу, кого в первую очередь, кого во вторую, а кого и в третью. Всё расскажу, от бед предостерегу, жизнь тебе спасу, холопу своему. Я и людьми помогу, и деньгами, но не сразу. Сначала ты должен встретиться с Молчановым, скажешь ему, что готов возглавить восстание, а там и поляки узнают, и виды свои покажут, ежели захотят, конечно. Переговоришь, возьмёшь свой отряд и на Путивль пойдёшь, там я тебя и встречу, и научу, что делать дальше. Ты же знаешь, я ничего просто так не делаю. Никогда…

— Знаю, — кивнул Болотников.

Это он прекрасно знал. Все знали и боялись Хрипуна: и друзья, коих у него и не было, и враги, коих было, как муравьёв в лесу, и холопы его боевые. Слово его верное, хоть и змеиное. Ежели нужно было, то и укусит, и вылечит, ежели захочет, смотря за что. Перед атаманом открывались радужные перспективы личной власти. Власть, титул, деньги, и остальные блага ясно замаячили перед ним. Сомневаться он не стал и ответил:

— Хорошо, я согласен.

Хрипун усмехнулся.

— Ещё бы ты не согласился. От такого предложения никто бы не отказался, не то что ты. Вот и подумай на досуге, сколько я тебе добра сделал, а мог бы и другого кого облагодетельствовать.

— Подумаю, — хмурясь, ответил Болотников. — А как мне от мертвяков отбиваться? Не ты ли их случаем на Русь напустил? А то слухи разные ходют, не знаешь, чему и верить.

— Не я. Того и сам не ведаю, но сдаётся мне, что это недруги наши с поляками договорились и через них эту напасть на Русь напустили… Зато знаю я как с ними бороться. Будешь верен мне, и тебя научу, а не будешь, так и сам в мертвяка обернёшься. Это быстро получается. Не один и не два гайдука с мёртвым оскалом бродят сейчас по Руси, ждут, пока не упокоят. Но тайну чутка приоткрою тебе. Есть молитва особая да к ней вера человеческая сильная нужна. Сам ты не сможешь осилить её.

Болотников усмехнулся.

— Что я молитву, что ли, не смогу выучить и сказать?

— Сможешь. Да веры у тебя такой нету, какая нужна. Верить нужно во что говоришь, жить верой, существовать ею. О жизни греховной не думать, жить ради других, себя не жалея. Сможешь? Мы уже о том говорили с тобой, зачем снова пустое в ступе толочь? Не твоё это, Богу молитву святую подносить. Ну, да дам я тебе святошу. От сердца своего оторву, к тебе приставлю, чтобы тело твоё от напасти бесовской и день, и ночь охранял. Будет при тебе и при войске, всех не огородить, а тебя оборонит от болезни жуткой. Видишь, везде тебе выгода, не в пример другим. Везде… Помни своего благодетеля, — и гость рассмеялся хриплым смехом, за что и получил собственно своё прозвище.

— Когда ехать? — прервал его смех Болотников.

— Отряд свой пока здесь оставь, а сам возьми парочку казаков и езжай налегке, так всяко лучше будет. Приедешь, собирай отряд и айда в Путивль, там встретимся. Дальше будет видно, но восстание уже вспыхнуло в южных городах, да предводителя пока нет. А с тобой будет…

— Хорошо, — кивнул Болотников.

— Лады! Пойду я, а то ни хлеба, ни квасу, ни мёда хмельного у тебя не допросисся, да и ладно, дома попью, поем. Своего… Прощай!

Всколыхнулся полог, и Хрипун был таков, не дав даже рта раскрыть Болотникову. Опомнившись, атаман выбежал вслед за ним из своего шатра и закричал на десятника, что стоял на страже с двумя казаками.

— Пошто выпустили без моего на то разрешения?

— Так мы никого и не видели! Никто не заходил к тебе, атаман.

— Как никого не видели? — напустился на них Болотников. — Хрипун ко мне заходил, боярин.

— Не видали мы никого. Немае было, — подтвердил и другой казак. — Тень только мелькнула и всё. Ветер сильный поднялся, полог хлопнул. Это мы видели, а более ничего. Всё тихо и спокойно.

— Значит, не было никого⁈ А как же он вышел от меня? Ладно, вы не видели, как зашёл, а как же он вышел? Вот только передо мной стоял, и части не прошло, как я за ним выбежал. (часть — это минута в старом временном исчислении)