На тропе войны - Юрий Юрьевич Соколов Страница 16

В темно-синем лесу,

Где трепещут осины,

Где с дубов-колдунов

Облетает листва,

На поляне траву

Зайцы в полночь курили

И от кайфа напевали

Странные слова…

А нам все равно,

А нам все равно,

Пусть боимся мы волка и сову.

Дело есть у нас -

В самый жуткий час

Мы волшебную

Курим трын-траву!

Расходы на вино сократились вдвое — раньше Жюстина выпивала столько же, сколько мы с Палашом. Теперь она провоняла талмифорой так, что сам я мог бы эту магическую наркоту и не употреблять: достаточно было бы целоваться с подругой и нюхать ее одежду.

Трижды мне пришлось возить в «Дубы» на воскрешение волколатников, и однажды — Палаша. В результате шаман Глена начал на меня как-то странно поглядывать, а при последнем визите к нему намекнул на грядущее повышение расценок. Вместо того, чтобы скидку пообещать, как постоянному потребителю услуг.

— А это потому, что ни один главарь в Гинкмаре пока не воскрешал всех своих подряд, — объяснил Меченый. — Я понимаю, почему ты так поступаешь, но правильнее будет не швырять деньги мешками ради удовлетворения хотелок твоей благородной души. Уже и так пошли разговоры по тавернам и станам, что ты на Тропе загребаешь немерено. Суммы называют гораздо больше тех, что ты реально имеешь. Смотри, накличешь беду. Ты не обязан оживлять погибших даже и за их счет. Правила правилами, а здравый смысл — здравым смыслом… Правила, кстати, еще не законы. Иногда лучше уж жадностью руководствоваться, чем ими.

Я учел сказанное, и как-то вечерком, сидя в нашем в обжитом уже до предела и всесторонне благоустроенном лагере, подозвал для задушевной беседы Торна. Волколатник слова Меченого в целом подтвердил, присовокупив многое от себя лично.

— Воскрешать всех павших не слишком хорошо для дисциплины в отряде, — сказал он. — Бойцы от этого становятся легкомысленны, чаще идут на неоправданный риск. Никто не осудит тебя, оставь ты кого-то мертвым, даже при полной возможности вернуть его к жизни. Право убитого на добычу почти всегда спорно: заслужил ли он ее, прежде чем погиб? Уравнивание его с выжившими нередко вызывает недовольство последних, потому что неизбежно приводит к уменьшению их собственных долей. У нас такого пока не случалось — отряд слишком мал, налеты проводим все как один рисковые, и потеря любого бойца, независимо от его заслуг, уменьшает шансы остальных в следующей схватке. Но это не значит, что дух раздора над нами не властен вовсе. Имей в виду еще вот что: любой убитый не позднее чем через три дня встает на путь перерождения, и как знать, не окажется ли для него новое существование предпочтительнее предыдущего? Положим, погибну я. Если ты меня воскресишь, я буду тебе благодарен, поскольку именно так поступают настоящие боевые товарищи, истинные соратники. А нет — не обижусь, ибо только смерть способна снять с меня проклятие и позволить сменить расу. Это не обязательно произойдет: я могу вновь возродиться именно проклятым и даже волколатником. Поэтому я не стремлюсь к гибели, — но и не намерен избегать ее любой ценой…

Торн говорил в общей сложности с полчаса, и я не перебивал, хотя быстро понял, что лекция будет иметь для меня скорее общеобразовательное значение. И ее, в сущности, можно проигнорировать, как и предостережение Меченого. Несмотря на несомненную правоту обоих высказавшихся. Еще один удачный налет — и я расплачусь с долгом. И тогда, согласно данному эгиде обещанию, я должен буду отправиться на восток. Иначе не найдется оправданий, буде божественная шкура превратится в львицу еще раз. Мне и так придется дополнительно задержаться в Гинкмаре, выполняя задание по освобождению духов лабиринта, для чего следует сходить к мавзолею вождя варваров и вернуться назад. Но это по крайней мере будет похоже и на начало выполнения задания эгиды. Некрополь с мавзолеем скорее на юго-востоке, но хоть примерно в той же стороне, а шкура при последнем превращении сказала, что я могу идти своим путем, то есть и любые свои дела делать, только медлить не надо. Поэтому и не стоит медлить. Самого уже задолбало бесконечное топтание в герцогстве Каритекском. Пора что-то новое повидать. Клан при этом неизбежно развалится — мне его с собой тащить без надобности, а остальные после моего ухода меж собой не договорятся. Впрочем, он и так готов развалиться. Давно заметил, что Жюстине бандитство успело надоесть, и она хочет вплотную заняться таверной. Палаш устал — жизнь, состоящая из одних драк с короткими перерывами между ними оказалась не для него. Даже волколатники, кажется, стали уставать. Все чаще по вечерам ударяются в воспоминания о более спокойных периодах в истории своей стаи. Похоже, лишь нам с Люцифером бесконечные сражения по душе. С Люцем понятно все, а от себя я такого не ожидал. Верно сказал какой-то оргойский философ: внутренний мир разумного точно так же полон сюрпризов, как тот, что вокруг него.

С этими мыслями я начал укладываться спать. Ну правильно: иногда хочется просто лечь и уснуть, с вечера, а не трахаться предварительно часа четыре. Тем более что мы с Жюстиной изрядно приелись друг другу. Сколько можно распутства Ингервольда и Миранды на пару изучать, и прочие местные камасутры? Когда отправлялись в «Сухую гавань» вместе, Жюстина в открытую кокетничала с Меченым. Я ей не препятствовал и скандалов не устраивал. Ясно, что эти двое неминуемо сойдутся, — только какая мне разница, если я сам вот-вот брошу Жюстину к чертовой матери? Кстати, надо не забыть отнять у нее на прощанье футляр вампира. Пусть знает, что я умею грабить не только чужих, но и своих.

Ночь обещала быть тихой, звездной, прохладной, — и пройти спокойно. Первое время в березняке нападения полевой нечисти случались регулярно, однако постепенно она поняла, что с нами лучше не связываться. Засека вокруг лагеря щетинилась шестами с черепами монстров, ее заостренные ветви там и сям украшали целые скелеты упырей. Моя очередь дежурить сегодня — под самое утро. То есть наилучшая. Не надо просыпаться, засыпать и пробуждаться вновь. Один раз встал, размялся в преддверии грядущего дня, и заодно обязанности часового выполнил.

Разбудила меня Жюстина. Рано, еще в темноте. Вокруг не наблюдалось и признаков рассвета, не то что самого рассвета.

— Чего тебе? — недружелюбно поинтересовался я. — Откуда ты вообще нарисовалась — я Люцифера сменять должен.

— Все на ногах давно, один ты