Звезда заводской многотиражки - Саша Фишер Страница 16

Веня вскочил и принялся наводить на кухне порядок. Помыл чашки из-под утреннего чая, тарелку от колбасы и кофейные чашечки. Расставил все по местам в шкафчиках. Вытер крошки со стола, оглядел кухню еще раз, нахмурился на кофеварку, потом махнул рукой.

— Потом помою, пойдем-ка проведем ревизию антресолей!

Через полчаса я уже был при параде. Антресоли в коридоре оказались прямо-таки пещерой Али-Бабы по части всякого старого и не очень хлама. Стопки отрезов ткани, старые простыни и пододеяльники. Пачки журналов, коробки с обувью и даже детские игрушки. Хотя единственному ребенку было уже далеко за двадцать. Веник откопал среди этого всего неплохо сохранившееся югославское коричневое пальто. Оно несколько слежалось, конечно, но выглядело в любом случае лучше, чем одежка фрекен Бок, в которой я шел от морга. Оттуда же появилась кофта на пуговицах и черная ушанка из кролика.

— Пальто, правда, осеннее, но в кофте не замерзнешь, — нахлобучивая мне на голову шапку, сказал Веник. — Тут недалеко идти.

«Я знаю!» — чуть не ляпнул я, но вовремя остановился. Я приезжий. В городе первый раз. Никого не знаю.

«Почувствуй себя на месте шпиона, Жан!» — сказал я мысленно сам себе, разглядывая свое отражение в зеркале. Пальто было чуть великовато, но не особо критично. Смотрелся этот «ансамбль», конечно, лучше предыдущего. Но на Джеймса Бонда я ну никак не тянул.

На улице еще не стемнело, но уже висели серые сумерки. С низкого пасмурного неба летел мелкий снежочек, кое-где уже включили фонари. Машины ехали, не включая фар. Я уже отвык, что так бывает. И, черт, как же мало машин! Более или менее уверенный поток только по улице Ленина. Переулки пустые. Никакого ряда припаркованных одним колесом на тротуаре автомобилей. Мы снова вышли к ЦУМу. В будущем он станет на пару этажей выше и обзаведется стеклянной облицовкой и здоровенным экраном. Сейчас на серой коробке главного магазина Новокиневска были электронные часы, которые показывали без двадцати пять.

До кафе «Петушок» нам надо было пройти пару кварталов вниз по центральному проспекту, миновать «Грампластинку» — круглую площадь напротив института культуры. И почти дойти до кинотеатра «Россия». Который перестал существовать как кинотеатр еще в самом начале девяностых.

Эту версию вывески я видел только на старых фотографиях — округлые светящиеся буквы и силуэт леденцового петушка, который по задумке тоже должен был светиться, но, видимо, что-то там перегорело, а чинить его никто не торопился.

Кафе занимало весь первый этаж. Та его часть, которая выходила на улицу, была полностью стеклянной, как витрина. Другая покрыта резными деревянными квадратами и ростовыми портретами всяких сказочных героев, которых рисовал художник весьма сомнительного таланта. Буратино так вообще превратился в культовые локальный мем по мотивам «А если найду?»

Обстановка была детской, а вот публика — не очень. За круглыми столиками сидели парни с патлами, как у Веника, в джинсах или клешах. И девчонки в коротких юбках и с облаками химических кудрей на головах.

Венику помахали сразу с двух столиков, он тоже помахал. Мы вошли под неодобрительный взгляд тетенек с раздачи.

— Так, ты пока усаживайся, я пойду возьму нам тару, — сказал Веник и направился к витрине с мороженым.

— Ваня? — вдруг сказала одна из девушек, блондинка с симпатичной родинкой над верхней губой. — Ваня Мельников?

Глава седьмая

Чужие грехи

— Эээ… привет! — сказал я на всякий случай, чтобы не тупо пялиться на.

— Надо же, какие люди! — девушка встала из-за стола. Прическа дурацкая. Да и одежда тоже. Короткое платье сидело как-то криво, явно, как и венины клеши, не было продуктом зарубежного фабричного производства, каким пыталось казаться. Явно было сшито по картинке из какого-то каталога. Впрочем, девушка от всего этого не перестала быть миловидной. И я ее, разумеется, совершенно не помнил.

— Да, занесло вот попутным ветром, — сказал я и принялся расстегивать пальто.

— Что это на тебе надето? — девушка презрительно оттопырила губу, оглядывая меня с ног до головы.

«Далась им всем эта „Рила“, — подумал я. — Не было в Союзе культа вещей, ага, как же…»

— Чуваки, я сейчас вам такую историю расскажу, сдохнуть можно! — к столу широкими шагами приблизился Веник, держа в руках две чайных кружки, белых в красный горох. — Лизавета, что у тебя с лицом?

— Это ты у него спроси, — девушка с родинкой гордо вздернула подбородок, шапка светлых химических кудряшек затряслась.

— О, так вы знакомы! — Веник раздвинул двоих таких же патлатых, как и он сам, приятелей, водрузил кружки на стол и с грохотом придвинул два стула от соседнего столика. — Жаныч, садись! Короче, вы представляете, у меня сегодня на работе труп ожил!

— Ой, да брось, опять эти твои байки! — манерно протянула другая девушка, брюнетка, с морковного цвета губами и длинными красными ногтями.

— В этот раз никаких баек, бейба, — Веник придвинулся ближе к столу. — Прикиньте, приезжает ночью труповозка, пьяный Юрила сует мне в нос бумажку от участкового, мол принимай жмура. И на словах сообщает, чтобы я ничего на нем не трогал, утром эксперт будет вскрытие делать и все такое.

— А ты что? — спросил один из парней.

— А я что? — Веня раскинул в стороны руки, задев по уху одного из своих соседей. — И принял, запиал, номер привязал, а в холодильник не поставил. Телефон зазвонил, какая-то истеричная дамочка мужа своего загулявшего искала.

Веник взял со стола чашку и отпил. Компания молча ждала продолжения. Блондинка Лизавета продолжала сверлить меня непонятным взглядом. Плотоядным таким. Недобрым. У нее явно были ко мне какие-то счеты, и вряд ли они были связаны с несчастными штанами болгарского производства. Вторая девушка, брюнетка с оранжевыми губами, изо всех сил старалась изобразить на лице величественное высокомерие. По бокам от нее сидели явно двое ее обожателей — один с рубашке и вязаной жилетке, второй — в рубашке и куцем пиджаке цвета печального баклажана. Тот, что в жилетке, отдаленно смахивал на блондинистого мужика из «Аббы». Третья девушка была отчетливо монголоидной внешности, а больше в ней ничего примечательного не было. Сидела тихо и молча. И были еще два парня, одного я мысленно окрестил Бобром, за явное сходство с этим трудолюбивым животным. Передние зубы выпирали, а усы под носом делали лицо еще более смешным. Второй косил