Начальник Америки (СИ) - Фомичев Сергей Страница 16

— Дюжина человек тебе погоды не сделает.

— Не скажи. Это ведь не самая ленивая дюжина. Можно было бы пару полноценных факторий на Колумбии поставить. Когда ещё новая партия переселенцев до Охотска доберётся? Кстати, ты не помнишь никакой точной исторической даты? Желательно, чтобы произошло нечто грандиозное, потрясающее основы.

— Зачем тебе? Ставки на даты букмекеры пока что не принимают. Тут не разбогатеешь.

— Хочу составить пророчество для староверов. Что-то они не шибко спешат переселяться на новые земли. Вот бы их подстегнуть чем-нибудь пафосным, чтобы до костей проняло. Чтобы призыв валить в Америку выглядел, как откровение. Единственный путь к спасению.

Лёшка долго перебирал в голове то, что слишком давно было прочитано и большей частью уже стёрлось из памяти.

— Великое наводнение, — припомнил он. — Ах черт, это же семьдесят седьмой, уже прозевали.

— Наводнением в Петербурге никого не удивишь. Это все равно что пожар в Москве предсказать.

— Девяносто третий год, — припомнил Лёшка. — Великая французская революция.

— Девяносто третий год это не революция, а начало террора, — поправил я.

— Тем более. Предскажи, что оттяпают голову королю, да и Марату заодно.

— Марата зарезали в ванне.

— Неважно. Получается Инь и Янь, так сказать. Под это можно подверстать какое-нибудь мистическое пророчество. Про волков и овец, которые суть твари обреченные на убой, хотя одни и питались другими.

— Хороша идея, — согласился я. — Жаль только терять время. Девяносто третий год, он когда ещё наступит.

— Не сразу Москва строилась, — ухмыльнулся Лёшка.

Глава шестая. Гавайские острова

Глава шестая. Гавайские острова

Ближе к тропику ветры постепенно отходили к востоку. Задували те самые пассаты, которым предстояло перенести наши шхуны в Азию.

Мы шли фордевинд (то есть ветер дул нам прямо в спину) и приближались к Гавайскому архипелагу с северо-востока, что заставило Яшку поднять смешные паруса под названием брифок. Они выглядели на шхунах точно одежда для толстяков на лагерных доходягах, но при таком ветре оказались наиболее эффективны.

Яшка в очередной раз доказал, что является превосходным навигатором. Не встретив по пути других островов архипелага, мы вышли сразу на Оаху, чуть севернее его. Сперва увидели горы, которые понемногу росли, открывая панораму всего берега. Он выглядел каменистым, а ветер, что дул нам в спину, нагонял столь мощные волны, что шум прибоя доносился даже до шхун. Но мы и не собирались здесь высаживаться, а пошли в обход, к югу, где нас ждала удобная и закрытая от бурь и прибоя гавань Перл-Харбор или Жемчужная гавань, если по-нашему. Мы оставили за ней историческое название. Явочным порядком. Просто нанесли имя на карту.

— Парус! — раздался крик сверху.

Марсовой площадки как таковой на шхунах не имелось. Наблюдатель сидел на дощечке (нечто вроде беседки, на которой поднимают на борт неопытных пассажиров, больных или раненных). Её подвешивали к тому же узлу, к которому крепились ванты и кливер-штаги, или как они там правильно назывались? Сооружение не выглядело надежным, особенно при большой качке, и матрос на всякий случай привязывал себя к мачте.

— Право руля! — тотчас крикнул Яшка и побежал к штурвалу. — Ещё правее! Держи вон на тот камень.

На «Мефодий» передали сигнал «делай как я». Шхуны повернули и приблизились к берегу так, чтобы оставить выдающуюся в море оконечность острова между собой и незнакомым парусником. Здесь их поджидала другая опасность — негостеприимный высокий берег с большим количеством рифов и небольшой бухтой, покрытой белыми бурунами. Яшка приказал убрать прямой парус и поставить штатные. С ними он чувствовал себя увереннее.

— Кто бы это мог быть? — подумал вслух Лёшка.

— Для Кука рановато, — сказал я.

— Сколько там мачт? — крикнул Тропинин впередсмотрящему.

— Две или три, — ответил матрос. — Идут на юго-юго-восток.

— Испанцы? — предположил я.

— Пушки наверх! — На всякий случай скомандовал Яшка. — Готовимся к бою.

Возможно он просто хотел попрактиковаться в условиях близких к боевым. Потому что вступать в сражение с настоящим кораблем не хватило бы наглости даже у него. Поскольку пушкам требовалась обслуга, а штатная команда шхуны насчитывала всего шесть человек, то расчёты состояли из пассажиров. Так что теперь все получили законное право находиться на палубе. Вот только смотреть по сторонам времени ни у кого не осталось.

Мы с Тропининым затащили на крышу казёнки и установили в гнездо вертлюжную пушку. Получив огонь от матроса (тот высекал его огнивом), Лёшка раздул фитиль, уложенный в кадушке, приготовил пальник и заодно раскурил трубку. Тем временем я открыл ящик с зарядами, вставил в один из них запал и передал Лёшке. Эта модель фальконета перезаряжалась с казенной части с помощью железных цилиндров, содержащих порох, запальную трубку, пыж и мешочек с картечью — своеобразного прообраза унитарного выстрела. Мощность такого выстрела была меньше обычного, подвижные детали замка быстро изнашивались, стенки на стыках прогорали, зато высокая скорость перезарядки позволяла поливать противника картечью почти без перерыва. Ну то есть в ящике имелось восемь готовых зарядов.

Чтобы не заблокировать косой грот, пушка ставилась на небольшой высоте — около пары футов, а обслуживать её приходилось сидя на корточках. Я нервничал не столько от предстоящего боя, сколько опасаясь получить гиком по затылку, если Яшке вздумается изменить курс. Мне даже пришла в голову мысль, что глагол «гикнуться» изобрели именно в такой ситуации. Зато наша с Тропининым пушка имела лучший сектор стрельбы среди всех прочих. Мы могли ударить по противнику с правого борта или с левого, а если бы он решился на абордаж, то прочесали бы собственную палубу продольной стрельбой. В случае же атаки с кормы можно было оперативно переставить вилку в другое гнездо и прикрыть тыл.

К счастью все наши приготовления оказались напрасны. С неизвестного корабля шхуны не заметили, или приняли их за туземные каноэ. Вряд ли они ожидали встретить в этих водах ещё одно европейское судно. Выступающий мыс закрыл от нас корабль на время, а когда шхуны вернулись на прежний курс, то матрос смог разглядеть лишь верхний парус на его грот-мачте. Даже если нас и заметили, то решили не возвращаться.

А затем внезапно начался проливной дождь и корабль исчез за его завесой.

— Отбой! — распорядился Яшка, решив что мокнуть под дождем смысла нет.

Что удобно в нашем фальконете его не потребовалось разряжать выстрелом. Мы просто сняли заряд и, вытащив запальную трубку, убрали его обратно в ящик. Мы даже не успели промокнуть и наблюдали из казёнки за вознёй орудийных расчётов. Шестифунтовки сделали по выстрелу, их по одной передвинули к подъемнику и опустили на самое дно трюма.

Через час с небольшим шхуны обогнули восточный мыс и направились к пологому берегу, где когда-нибудь вырастит местная столица Гонолулу. Если конечно мне придёт в голову способ протащить это название.

Каноэ с гавайцами не бросились нам навстречу с предложением обмена товарами, как об этом рассказывали офицеры Кука. Яшка пояснил, что местные уже привыкли всё нужное менять в фактории. Их селение располагалось всего в паре вёрст выше по течению ручья, ближе к склону горы. К тому же сейчас лил дождь и все сидели по домам.

Он показал рукой и я впервые увидел нашу гавайскую факторию, о которой знал лишь из писем приказчика и рассказов моряков. Она находилась на берегу лагуны, в том месте где заканчивалась широкая полоса песчаного пляжа и начиналась растительность. По одну сторону от фактории располагалось устье того самого ручья, а по другую, примерно в версте — вход в гавань Перл-Харбор. Состоял наш форпост из нескольких строений, загонов для скота, птичника. Между домами и складами вырос небольшой сад, а всё вместе окружал высокий бамбуковый плетень. Не столько для защиты от нападения дикарей, сколько порядка ради. Других хищников, помимо людей, на островах пока не водилось.