Пионер – ты в ответе за всё! - Широков Алексей Страница 16

– Выходи! – я не заметил, как мы доехали, и двери «собачника» распахнулись, выпуская меня на волю. – Лицом к стене!

– Это как? – совершенно искренне удивился я. – Выходить лицом к стене? Или сначала лицом, а потом уже выходить?

– Умный, да?! – охранник зло ощерился, похлопывая по руке дубинкой. – Хочешь кровью ссать?

– Не хочу, – снова не покривил душой я, выпрыгивая из машины. – Где там ваша стена?

Меня жестко бортанули, прижав к ментовскому «уазику», но дергаться я не стал. Поздно, да и не нужно. Тем более не бьют, чисто так, показывают, кто в доме хозяин. К тому же откуда им-то знать, кого там привезли, документы поди только начальник и увидит, а с ним все схвачено, иначе бы меня сюда не притащили. Ничего, потерпим, и не такое бывало, правда в этой жизни я впервые попадал в камеру предварительного заключения и, надеюсь, что в последний. Однозначно, надо эту эпопею с Галкиным заканчивать. Интересно, за нейросеть, способную распознавать людей по лицу и походке, контора прижучит этого урода? Как выйду, надо пообщаться с Тихомировым, а может, и на Сикорского выйти. У него передо мной должок… ну или у меня перед ним. Все-таки киллера его люди взяли.

– Смотреть вниз! Вперед! – меня потащили по коридорам, останавливаясь возле каждой двери. – Лицом к стене!

Не слишком удобный способ перемещения, благо идти было недалеко. Буквально через два поворота мы оказались в помещении, где у меня забрали ремень, шнурки из ботинок, а потом и сами «гриндерсы», когда конвоиры оценили толщину подошвы и титановый стакан в носке. Ну да, такими и убить не сложно, особенно сейчас. В итоге мне приволокли какие-то шлепки, типа сланцы, хорошо хоть новые, описали все изъятое и снова поволокли по коридорам. И не прошло и двух минут, как за мной захлопнулась дверь камеры, и я остался стоять под прицелом дюжины пар глаз.

– Привет честной компании, – я дружелюбно улыбнулся, ничуть не смущенный случившимся. – Ну и всем остальным – тоже.

– Оп-па, а кто это к нам такой красивый на огонек заглянул? – тут же поднялся с места голый по пояс мужик с блатными татухами. – Ты чей будешь, милай?

– Еще раз так меня назовешь, я тебе зубы в кишечник вобью, – я ласково улыбнулся сидельцу. – Моргни, если понял.

– Ты чё, фраер?! – с ходу завелся тот, но его перебил здоровенный мужик, сидящий на койке возле стены.

– Уймись, Калина. – На урку здоровяк похож не был, скорее на крестьянина, никаких тебе татуировок, кроме парашюта на плече, и лицо выглядело на редкость дружелюбно. – А ты, малой, иди сюда. Тебя не тронут, я обещаю.

– Меня и так бы не тронули, – я пожал плечами, но все же прошел к мужику. – Но все равно спасибо. Я Семен, можно Чобот.

– Василий, можно Хвост. Фамилия у меня Хвостов, вот в армии позывной и дали. – Мужик протянул мне руку, и я ее крепко пожал. – Силен. Юниор?

– Разрядник, – улыбнулся я, краем глаза видя, как буквально скрипевший зубами от злости урка резко сдулся. – А вы?

– Тоже. Третий разряд, – улыбнулся Василий и хлопнул рядом с собой. – Присаживайся. И давай на ты. За что взяли-то? Мы вон с кумом ножки моему первенцу обмывали, да трактор утопили. А председатель с психу нас и сдал. Пятнашку паяли, еще неделя и на свободу с чистой совестью, а, Пашка?!

– Иди в пень, Васька, – огрызнулся лежащий на втором ярусе мужик. – Говорил я тебе, пешком дойдем, а ты… эх. Теперь еще трактор восстанавливать.

– Да не ссы, выйдем, сделаем. Я за Ленку с малым переживаю, – пригорюнился Хвост. – Без меня из роддома забрали. Как они там.

– Достал, – в сердцах сплюнул Павел. – Вчера же им звонил! Нормально все! Ты лучше переживал бы, как тебя Ленка встретит. У нее рука тяжелая, а тут и за коромысло возьмется, не пожалеет.

– Это да, – смущенно почесал загривок Василий. – Ух крута Ленка, и не скажешь, что комсомолка. Чуть не по ее, сразу в бубен на! Она у меня пятый разряд уже взяла, так что не забалуешь.

– Если любит – до конца не прибьет, – я улыбнулся, глядя на здоровенного бугая, опасающегося своей жены. – Я так думаю.

– Точно, малой! – спрыгнул невысокий и щуплый Павел и сел рядом. – А тебя за что упекли? Спер поди что-то? Морда у тебя больно жуликоватая.

– Не, – я покачал головой, – там все сложно. Так что не думаю, что надолго сюда. Но пару суток, может, перекантуюсь.

– Тогда вон, это место занимай, – кивнул тот на соседнюю верхнюю койку. – Вещи-то у тебя есть? А то смотрю, вообще без всего.

– Нет, – я покачал головой. – Меня сразу из ментовки сюда. Видимо, помариновать хотят, чтобы до кондиции дошел, до нужной. Но это они сами себе злобные буратины.

– Как, как? – удивился Василий и жизнерадостно заржал. – Слыхал, Паха, злобные буратины!

– Ага, забавно, – заулыбался тот. – Ты прям поэт.

– Не без этого, – кивнул я. – Выпил це два аш пять о аш, сел на «Ниву», Россельмаш, на ДТ, «Дон-500», Т-150, покормил перед этим поросят.

– Здорово! – хором восхитились оба тракториста. – Давай еще!

– Не, мужики, – я покачал головой, – у меня слуха нет и голос такой, что вороны дохнут в округе. Если хотите – слова запишу, а петь не буду. Меня ж потом отсюда не выпустят за пытки. Только там музыку надо на баяне подобрать.

– О! Ты знаешь, как у нас Паха на трехрядном шпарит?! – подскочил на месте бывший десантник. – Он и в доме культуры на каждом концерте выступает! Даже музыкалку закончил, все эти сальфеджии рубит только в путь!

– Круто, – протянул я, глядя на смутившегося парня, чем-то похожего на оставшегося в моем мире музыканта. – Не, реально. Всегда мечтал научиться на чем-то играть, но получилось только на нервах и на магнитофоне. Так что приходится компенсировать умением бить в лоб.

– Так ты за драку, – понятливо кивнул Василий. – Бывает. Я тоже пару раз попадал. Вот стараешься, сдерживаешься как можешь, но все равно какая-нибудь падла достанет так, что сил нет. И вроде врежешь легонечко, без усиления, а он сразу бряк и копыта в сторону. И участковый тут как тут, падла. Не любит он меня. Мы учились в одном классе, он тоже за Ленкой ухаживал. Думает, если меня посадит, она с ним будет. А вот хрен! Ленка ему скорее оторвет все, что торчит.

– Блин, страсти у вас в деревне, куда там Шекспиру. – Я аж заслушался. – А кормить вообще будут? А то я и пообедать толком не успел.

– Минут через сорок, – глянул на часы, висящие на стене, Павел. – Только разносолов не жди. Съедобно, конечно, а так баланда, она и есть баланда. Да и для кого тут стараться. Вон одни алкаши да уголовники.

Контингент в камере действительно был не самым элитным, но и не сплошные зеки, как я предполагал. Сидельцев хватало, их было аж трое, включая того, что пытался на меня наехать в самом начале, но они, как и остальные тянули пятнадцать суток за административные дела. Остальные были из разряда алкашей и домашних боксеров, которых приняли за разные дела. Кто-то витрины побил в магазине, когда на бутылку не хватило, на кого-то жена заяву написала, чтобы хоть пару недель пожить в тишине и покое.

Так что атмосфера в камере была достаточно мирной. Хотя, думаю, все же главным фактором спокойствия являлся Василий, Разрядник с пудовыми кулаками. Пусть он в паханы не рвался, но все в камере поглядывали на него, как бы не рассердить, и даже не пытались беспредельничать.

А вот что меня поначалу удивило, так это то, что пайку мне не принесли. Как и все остальное положенное, чашку, там, кружку с ложкой. Из чего я сделал вывод, что официально меня тут нет. Это напрягало, но не сильно. Скорее удивляло, почему меня не кинули к настоящим зекам, ведь зачем идти на подобный подлог и по факту не использовать это. Даже если местные урки заряжены, Вася не даст им разгуляться, а сам он не выглядит, как человек, способный на беспредел. Ему бы домой к жене и сыну. Короче, сплошные непонятки.

Ужином со мной Вася с Павлом поделились. Я постарался не наглеть, тем более что сутки поголодать не так и сложно. Но все равно был ребятам очень благодарен, так что записал им песню про комбайнеров, правда пришлось немного помучиться, чтобы подогнать под текущие реалии. Получилось так себе, на мой взгляд, но мужики были в полном восторге. Паша даже впал в некую прострацию, замерев и глядя в одну точку, и лишь пальцы дергались, словно бегали по клавишам баяна.