Гросс - Оченков Иван Валерьевич Страница 16

– Нет, сэр.

– Можешь быть свободен, – сразу же помрачнел Оссолинский.

Завтра в это время его сын будет мертв. Суд прошел в закрытом режиме, приговор вынесен, а апелляция отклонена. Ходят слухи, что государь не стал ее даже читать, а сразу же разодрал, едва узнав, в чем суть прошения. Прежние друзья от Оссолинского отвернулись, родственники хлопотать отказались, так что оставалось только дождаться конца и похоронить тело.

Странно, но граф был огорчен не столько постигшей его утратой, сколько предстоящими тратами, а также целым ворохом проблем, свалившихся на него из-за измены сына. Денег почти не осталось, а счета семьи по большей части арестованы. Нет, никто их не конфисковал, и через некоторое время он получит доступ… и тут же встанет проблема долгов. Наследства, конечно, хватит, чтобы их погасить, но сколько останется после этого?

«Черт бы вас побрал! – явно имея в виду покойную мать и все еще живого Анджея, подумал он. – Для чего вы полезли в политику? Зачем растратили семейное достояние?»

В этот момент раздался требовательный стук в дверь, перепугавший Оссолинского до колик. Неужели опять жандармы? Его уже опрашивали и в связи со смертью матери, и с делом, открытым против его сына, но кто знает, что может прийти в голову этим держимордам?

– Джеймс, не открывай! – прошептал аристократ, но было поздно.

– Что вам угодно, джентльмены? – осведомился у посетителей слуга.

Те что-то спросили, но парализованный страхом граф не расслышал.

– Его сиятельство не принимает! – снова подал голос Джеймс, но его уже оттеснили, и в гостиную вошли двое незнакомцев.

Прятаться дальше не имело смысла, и собравший остатки мужества Оссолинский вышел в гостиную.

– Что вам угодно, господа?

– Здравствуйте, кузен! – бесстрастно отозвался один из вошедших – высокий молодой человек с ярко-синими глазами, взгляд которых, казалось, буравил насквозь.

– Ты?! – вспыхнул сразу сообразивший, кто перед ним, Оссолинский.

– Мы, конечно, родственники, – парировал посетитель, – но нельзя сказать, чтобы у нас были доверительные отношения. Поэтому давайте все же держать дистанцию.

– Зачем ты пришел? – проигнорировал предложение граф.

– Чтобы сделать вам предложение, от которого вы не сможете отказаться!

– Что?!

– Таки не надо нервничать, – буквально втерся между родственниками субъект с наглыми глазами и повадками бандита. – Сейчас мы вам все расскажем и даже покажем кое-какие бумаги.

С этими словами он открыл портфель и стал раскладывать на столе документы.

– Что это?

– Ваши векселя, – расплывшись в улыбке, охотно пояснил тот.

– Кто вы такой?

– Ах да, конечно, где мои манеры! Нижайше прошу прощения, но вы были так заняты семейной перебранкой, что я не имел времени представиться. Семен Наумович Беньямин. К вашим услугам. Поверенный в делах присутствующего здесь господина Колычева, а с недавних пор еще и исполняющий обязанности начальника службы безопасности ОЗК.

– Не припомню такой должности…

– Учреждена совсем недавно и еще не утверждена Советом директоров, – с явным сожалением в голосе согласился Бенчик. – Но вас не это должно беспокоить…

– А что должно?

– Ваши долги. Мы, как вы, вероятно, уже поняли, скупили все ваши долговые обязательства в России.

– Плевать! Я скоро вступлю в наследство и погашу их…

– А вот это вряд ли, кузен, – хмыкнул Март.

– Это еще почему?

– Я собираюсь на ближайшем Совете поставить вопрос о временном прекращении выплаты дивидендов. В связи с тяжелым финансовым положением компании.

– Но… но… это невозможно!

– Еще как возможно. Я заручился согласием Опекунского комитета, и большинство его членов вполне согласны с мерами по сокращению расходов.

– В надежде, что удастся разворовать эти деньги? – саркастически усмехнулся граф. – Мальчишка, неужели ты и впрямь не понимаешь, что делаешь? Эти хищники только и ждут момента, когда можно будет растащить наследие Колычевых. Впрочем, мне все равно! Можешь делать что хочешь. Получив наследство, я первым же делом продам акции, закрою долги и покину эту проклятую страну.

– Из долговой тюрьмы это будет сделать несколько затруднительно.

– Что?! Ты не посмеешь!

– Еще как посмею!

– Ты… ты… хочешь, чтобы твой кузен оказался за решеткой? – сменил тактику Оссолинский. – Но это же позор на всю семью!

– По сравнению с повешеньем за измену это – сущие пустяки, – равнодушно отмахнулся Март, отметив про себя, что родственник не такой уж и твердолобый.

– Негодяй! Мерзавец! Подлец…

– Вы закончили? – холодно осведомился Колычев. – В таком случае давайте перейдем к делу.

– Что вы хотите?

– Ваши акции ОЗК. Все. В том числе те, которые находятся в залоге в заграничных банках и прочих организациях.

– Вы хотите их отоб…

– Купить. По номинальной стоимости.

– Но это же грабеж!

– Я бы так не сказал. Это скорее восстановление попранной справедливости.

– На это я никогда не пойду!

– В таком случае вы в самом ближайшем времени познакомитесь с Российской пенитенциарной системой. Изнутри!
– Но…

– Ваше сиятельство, – снова вмешался Семен Наумович, обращаясь к Оссолинскому, – не в моих правилах лезть в семейные дела, но все же позвольте дать вам совет. Не злите Мартемьяна Андреевича. Он, конечно, немножечко сердит на вас, но не так, чтобы отпустить отсюда голым и босым. Как бы ни мало было у вас акций, кое-какие денежки вы за них получите. В том числе и за те, которые находятся в залоге, а этого вам, уж поверьте, вообще никто не предложит. Так что при известной бережливости до конца жизни вам хватит…

– Это за что же «мой кузен» на меня так сердит? – не без сарказма в голосе осведомился граф. – Кажется, лично я ему ничего не сделал?

– А разве вы не знали о том, что на меня ведут охоту? – внезапно и очень весомо, словно зачитывая приговор, тяжело проговаривая слова, утвердительно, без намека на вопрос произнес Март. – И даже лично нанимали исполнителей.

Колычеву даже не понадобилось проникать в сознание Оссолинского. Он видел по изменению ауры, что точно разглядел в этих бегающих, боящихся прямого контакта зрачках тайное признание вины.

– Нет, я ничего не знал! Я не имел к этому никакого отношения! – почти взвизгнул бывший кавалергард, зачем-то тряся головой и замахав заполошно руками.

– Поздно пить боржоми, когда печень отвалилась, – с явным презрением в голосе процедил Колычев и слегка надавил на графа через «сферу». – К тому же договор купли – продажи не единственная возможность получить акции. В конце концов, других близких родственников, кроме меня, у вас нет, а вы могли и не пережить казнь единственного сына и смерть обожаемой матери…

– Нет, зачем? Я ничего не сделал. Это все маман. Я же… – окончательно растерявшись, граф вдруг разрыдался и упал перед Мартом на колени. – Кузен, я ни в чем не виноват. Умоляю, простите меня!

– Если не виноваты, за что прощать? А если есть за что, то нет. Тем более что нынче пост, а не последний день Масленицы. Опоздали вы, сударь. И прекратите наконец этот балаган. Вы же дворянин, белая кость – голубая кровь. Не позорьтесь!

Слова эти, сказанные негромко и очень спокойно, разительно подействовали на графа. Его голова дернулась, словно от пощечины. Он по-стариковски медленно заполз в кресло и потухшим взглядом окинул комнату. Было в его глазах что-то по-собачьи бессильно-обреченное. Беспомощное и дикое.

У Беньямина даже по спине холодок прошел. Он никогда не был склонен к эмпатии. Но тут и его проняло. Рейдер покосился на возвышающегося рядом, как взыскующая высшего суда статуя командора, Мартемьяна и впервые ощутил нечто вроде страха перед этим еще недавно мальчишкой.

«Этому ни врать, ни утаивать нельзя. Иначе и останков не сыщут, – мелькнуло в голове. – Но парень далеко пойдет».

– Что вы хотите? – тусклым, надтреснутым голосом еле слышно спросил граф.

– Всё. Вы расскажете, что вам известно. Акции немедленно перепишете на меня, без обсуждения и торга. Ваши долги будут покрыты, после чего назначен пенсион, который будут перечислять до самой кончины. Без погребения тоже не останетесь, но до той поры настоятельно рекомендую не попадаться мне на пути. Никогда. А сейчас рассказывайте.